Бытие (в помощь изучающим Священное Писание)

Вторник [Быт. I,14-23]

«Светила на тверди небесной» — одна из любимейших тем для богословских размышлений и проповеди. Действительно, нет более благодарной темы для благочестивых рассуждений, чем гармония мироздания. Правда, неблагочестивые языки утверждают, что прекрасно-то оно до поры до времени, но, сидя в тёплом доме, не так уж трудно наслаждаться красотой бушующей за окном бури, и при этом условии мироздание действительно прекрасно всегда. К тому же оно наводит на глубокие размышления о бренности всего земного, особенно тогда, когда нас лично эта бренность ещё не коснулась и мы пользуемся отменным здоровьем (потому, что при первом же соприкосновении с ней нам обычно становится не до размышлений). Впрочем, если подойти к проблеме всерьёз, то в мироздании мы найдём гармонию, идущую рука об руку с дисгармонией, и эта истина была прекрасно известна уже древним, которые вовсе не были в этом отношении столь безотчётными оптимистами, как нам порой кажется. И всё же рассказ о сотворении мира — это настоящий гимн красоте и гармонии мироздания. И написан он тем же автором, который только что предупредил нас о злой воле, действующей в мире, и противопоставившей себя Творцу! Естественнее всего предположить, что речь здесь идёт всё же не о мироздании, или, вернее, не только о нём. Да, конечно, «светила на тверди небесной» напоминают прежде всего о бесконечной вселенной; но важнее здесь, наверное всё же сходство с «первым днём»: свет снова, как и в «первый день», отделяется от тьмы. Космос — творение Божие, и существует он как часть Божия мира, неотделимая от той полноты, что была изначально создана Богом. «Двоемирие», появившееся во второй день, как видим, довольно относительно: Бог устраивает мир так, чтобы он был внутренне единым, а разделяет его, похоже, кто-то другой.

И вот в этом, уже устроенном, мире появляется жизнь. И снова возникает традиционный вопрос об эволюции и о сотворении. Впрочем, традиционно чаще говорили не и, а или: сотворение или эволюция? А вот откуда взялось это или — поистине ведомо одному лишь Создателю. Об эволюции догадывались уже философы древности, и в их трактатах есть следы таких догадок — это несомненный факт; но до сих пор единой, цельной и непротиворечивой эволюционной теории не существует, и сегодня эволюционисты оказались в известном смысле дальше от завершения своей работы, чем сто лет назад, и это тоже факт. Логичнее всего было бы предположить, что сама концепция эволюции просто перестаёт в известный момент «работать», что она имеет свой предел, далее которого на основании её уже ничего нельзя объяснить. Похоже, и священнописатель смотрел на мир приблизительно так же: он, очевидно, не отрицает эволюции самой по себе (в конечном счёте, ведь и образ «дней творения» неотделим от понятий об эволюционном развитии), но он вовсе не считает её самодостаточной. Вернее всего, пожалуй, было бы сказать, что библейский автор говорит об эволюции, направляемой Творцом. И можно понять, почему: эволюция без Бога с библейской точки зрения невозможна вообще, но и отрицание эволюции тоже невозможно — это означало бы, что сотворённый Богом мир лишён всяких внутренних потенций к дальнейшему развитию. Истина, очевидно, состоит в том, что развитие вселенной невозможно без вмешательства Божия, но так же невозможно оно и без развития тех возможностей, которые скрыты Творцом в ней самой.