Итак, по словам Исайи Вавилонского, по сравнению с идолами, занимающими воображение язычников, Единый Бог Израилев – настоящий Бог, и Его воля, в отличие от вымышленных божеств, – действующая в мире реальная сила. Но слова Исайи о том, что именно Единый Бог сотворил небо и землю и все воинство их, вполне могли быть оспорены язычниками. Любой язычник может сказать, что именно его боги создали мир. Идеи вечного существования материи, а тем более представления о мире, возникающем и развивающемся без организующего разумного начала, всегда были глубоко чужды людям; их популярность в 19 и 20 веке скорее казус, нежели плод естественного развития человеческой мысли. Между тем любая религия так или иначе объясняет происхождение тварного мира: это одна из сущностных черт религии как таковой. Поэтому вавилоняне, поклонявшиеся своим богам, равно как и сторонники введенного Набонидом культа лунного бога Сина, могли счесть утверждения Исайи и других иудейских апологетов и мыслителей о Едином Боге, сотворившем небо и землю, голословными.
Для веры Израиля принципиально важно было не только богословское утверждение о том, что именно Господь, открывшийся Аврааму и Моисею, – Творец неба и земли, но и то, что Он – Бог, реально вмешивающийся в человеческую историю. Первая заповедь Ветхого завета гласит: «Я – Господь Бог твой, Который вывел тебя рукою крепкою их Египта, из дома рабства». Бог предлагает идентифицировать Себя не с определенными космогоническими представлениями, а с конкретными историческими событиями, убедительность которых очевидна. Для библейского монотеизма, как ветхозаветного, так и христианского, космогонические представления о сотворении мира, при всей их важности, все же занимают подчиненное положение – в отличие от гностических и многих языческих религиозных систем. Поэтому хвалебный гимн, который Исайя воспевает Творцу и Избавителю, продолжается в 41-й главе возвещением нового действия Бога в истории. Призыв «Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их?» продолжается словами «Кто воздвиг от востока мужа правды…предал ему народы...?». Грамматическое сходство этих фраз отражает сущностное единство того, что говорится о Боге как о Творце и как об Избавителе, действующем в истории.
Речь идет о царе Кире, чьи победоносные войска уже приближаются к Вавилонии. Для угнетенных иудеев его приход – не просто долгожданное избавление, но знамение того, что Бог остается верен заключенному Завету. Исайя формулирует слово Господне о победах Кира в апокалиптических терминах. Всякое действие Божие апокалиптично, потому что это – вмешательство в человеческую жизнь чего-то большего, это – проявление в сегодняшней жизни того полновластия Божьего, которое в полной мере наступит в конце времен. Это представление о грядущем веке и его проявлениях в современности роднит Исайю Вавилонского с его Иерусалимским тезкой и предшественником и является одним из признаков принадлежности Второисайи к духовным наследникам Исайи Иерусалимского.
Итак, Господь открывает Исайе, что приход Кира – не случайность, не результат действия «объективных» исторических сил и обстоятельств, но исполнение воли Всемогущего. «Я – Тот, Кто от начала вызывает роды», говорит Господь. Конечно, в первую очередь речь идет о Кире, о его рождении, о том, что от начала его жизни он был избран и предназначен Богом для свершения определенной миссии. Подобный взгляд на личность человека и его роль в замыслах Творца свойственен и многим другим библейским авторам; мы найдем его и в рассказе о рождении Моисея и в начале книги пророка Иеремии, и во многих других местах Библии. Но в книге Исайи эти слова имеют особое звучание: они связывают пророчество Исайи Вавилонского с пророчеством о рождении таинственного Потомка Давида, Отрасли от корня Иессеева, произнесенным Исайей Иерусалимским во второй половине 8-го века до РХ, в дни царя Ахаза. В этой перспективе становится ясно, что Исайя видит в царе Кире прообраз грядущего Царя, Которому предстоит спасти все народы. Господь, от начала вызывающий роды и приводящий людей в этот мир, говорит не только о рождении Кира, но и о том главном рождении, Рождестве, которому суждено обновить мир и принести в него апокалиптическую полноту. Все, что происходит в мире, исходит от Бога и Его победа в конце времен неизбежна; эту идею 4-го стиха буквально процитирует шестью веками позже евангелист Иоанн Богослов в Апокалипсисе.
Подвластные Вавилону народы Ближнего Востока сплотились перед лицом исходящей от персидского войска опасности; в нескольких словах 5–7 стихов Исайя изображает «укрепление обороноспособности» Вавилонии. Но разве можно противиться тому, чья победа угодна Всемогущему? «А ты, Израиль, раб мой...», говорит далее Господь – эти слова возвращают читателя в недавнюю, предпленную эпоху, когда пророк Иеремия говорил о необходимости покориться царю вавилонскому потому, что он – орудие гнева Божьего. Итак, избранный народ вновь призван опираться не на политические и военные силы, но на одного только Бога. «Не бойся, Я с тобою... не бойся, Я помогаю тебе» – этот евангельский призыв Бога к людям логически продолжает слова о вмешательстве Божьем в события эпохи. Лязг оружия и грохот марширующих колонн во все времена пугают народы, ибо всегда несут смерть и разорение всем, особенно самым слабым и беззащитным. Потомки Иакова, видимо, в самом деле, вследствие своей малочисленности ощущали себя в контексте войны червем, беззащитным перед грозным могуществом силы. Что могла принести им, порабощенным и презираемым, смена власти? Каждый следующий властелин отличается от предыдущего лишь своей ненасытностью… «Не бойся, червь Иаков…Я помогаю тебе» – говорит Господь. Незримое присутствие Всемогущего – вот что должно стать единственной надеждой Израиля.
Но что реально стоит за этим призывом? Следует ли пленным израильтянам выйти на поля сражений, как в эпоху «браней Господних»? Или необходимо вновь, как во времена Иеремии, покориться силе? Нет, Господь говорит здесь новое слово, которое станет ключевым в записанном Исайей Вавилонским откровении: «Искупитель твой – Святый Израилев». До Исайи лишь один раз Иеремия произнес это слово, возвещая, что плен и рассеяние не будут вечными и Вавилонская держава в конце концов рухнет. В отличие от Иеремии, призывающего надеяться, Исайя зовет израильтян стать свидетелями исполнения обетования. Никто, кроме Исайи, не использует так часто это слово: Искупитель. Только один раз произносит его Иеремия, и один раз – безымянный гений послепленной эпохи, автор книги Иова.
Речь идет о выкупе из рабства, явлении, достаточно широко распространенном в обществах, где рабство существовало. На Руси был известен сбор денег на выкуп соплеменников из татарского и турецкого рабства. Законы Моисея предусматривали выкуп тех, кто попал в рабство, в том числе и к иноплеменникам, за долги или в результате военных действий. В подобных случаях искупление, выкуп раба, по закону становилось обязанностью ближайших родственников. Эта практика зафиксирована как до, так и после плена. Но когда весь Израиль оказался в рабстве, и не было никого свободного и богатого, чтобы выкупить братьев своих, Сам Господь, как ближайший родственник Своего народа, обещает искупить его. Сама невероятность этого избавления должна свидетельствовать о его божественном происхождении.
И вновь апокалиптическая картина расцветающей пустыни становится образом, иконой чего-то невероятного, нового и живого, – радости израильтян о Боге посреди страха и насилия, царящих в мире язычников. И снова Господь говорит о «деле израильтян», якобы забытом у Бога. В смятении и страхе, охвативших Вавилонию с приближением Кира, Господь призывает увидеть ничтожность идолопоклонства. «Ветер и пустота истуканы их», формулирует в последнем стихе главы Исайя; это выражение синонимично идиоме «суета и погоня за ветром», используемой Экклезиастом.
Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно). | ||