Сегодня, 17 ноября 2024 г.

Чего ищет Екклесиаст? Бога? В сущности, да. Но сам он воспринимает свой поиск иначе. Он ищет подлинной реальности. Можно было бы сказать...

Чего ищет Екклесиаст? Бога? В сущности, да. Но сам он воспринимает свой поиск иначе. Он ищет подлинной реальности. Можно было бы сказать: Реальности с большой буквы, если бы такая Реальность не ассоциировалась у нас сегодня с тем, что мы определяем для себя как «духовное» или «божественное». Но что стоит для нас за этими словами? Слова, особенно такие слова, давно девальвировались — не только из-за недобросовестных христиан, но и из-за вполне добросовестных богословов и философов, всякий раз уверенных, что теперь-то они наконец нашли что-то подлинно духовное и поистине божественное.

Кажется, во времена, когда жил Екклесиаст, девальвация слов уже была печальной реальностью. Сам Екклесиаст ведь религиозен, он кое-что знает о Боге, но вдруг оказалось, что Бога-то он по-настоящему не знает совсем. Или почти. Но слов слишком много — и Екклесиаст предпочитает избегать слов. Он говорит даже не о реальности — он предпочитает вести речь о вполне конкретных, достаточно осязаемых вещах. Но ищет он именно реальности.

И даже Реальности с большой буквы. Но ищет осторожно, как бы ощупывая всё то, из чего состоит жизнь — его собственная и других людей: что из этого подлинное? Что поистине реально, а что лишь кажется таковым? Смерть реальнее жизни, печаль ближе к реальности, чем радость и веселье. Странный, казалось бы, вывод — но ведь в падшем мире это действительно так. Если смерть окончательна, то жизнь — или нелепость, или злая шутка Бога над человеком.

С Богом, Который может так шутить, надо быть осторожным и осмотрительным. А мудрость… она имела бы смысл, если бы могла дать жизнь. Но ведь этого нет, мудрость никого не может избавить ни от смерти, ни даже от того зла, в котором лежит мир. Зло можно минимизировать — для этого надо позволить течь свободно всему, что течёт. Изменить ничего нельзя, можно лишь слиться с потоком жизни, не противодействуя ему. Почти даосский вывод — но ведь Екклесиаст ищет подлинного в рамках мира сего.

А здесь подлинно лишь вечное движение, поток жизни, в котором растворяются и из которого затем вновь рождаются все формы и все события — и тут уже всё равно, назвать ли этот поток «дао», как китайские философы, или «логосом», как философы греческие. Екклесиаст вообще никак его не называет, но ощущает вполне отчётливо. Он нашёл в мире кое-что реальное, но непохоже, чтобы от этого ему стало легче или радостнее жить.