Мысли вслух на Деян 5:12-32

Описывая жизнь первохристианской общины, священнописатель обращает внимание на те проявления силы Царства, которые должны были быть очевидны каждому. Исцеления, обращения, освобождение одержимых от власти тёмных сил — всё это было хорошо известно и описано в евангелиях, а во времена первохристианские, когда евангелия ещё не были написаны, рассказы об этих событиях передавались из уст в уста. И вот теперь, на глазах многих, совершалось нечто похожее. История Царства в мире продолжалась.

Было и нечто большее: выйти из тюрьмы сквозь запертую дверь — что-то уж совершенно невероятное… но ведь воскресший Иисус тоже проходил сквозь запертые двери — Ему они не были преградой. В непреображённом мире такое невозможно, в Царстве — вполне. Автор книги и описывает происходящее именно как происходящее в Царстве. То, что происходит — не распространение по Иерусалиму и Иудее новой религии, а распространение по ней Царства. Распространение, на которое, естественно, каждый реагирует по-своему. На которое вынуждены как-то реагировать и религиозные власти: слишком заметно становится всё происходящее.

Заметно — и страшно. Страшно неподконтрольностью и непредсказуемостью. Тем, что страшно любой власти просто потому, что она власть. И религиозные власти Иудеи исключением не были: ведь власть всегда власть в первую очередь, а уж светская она или религиозная — вопрос второй. И больше всего храмовую верхушку и весь Синедрион пугает распространение нового имени, которым можно спастись. Оно и понятно: новое священное имя означает новый путь к Богу.

Что это за новый путь? Кто и как может им воспользоваться? Что всё это значит для прежних путей? Апостолы и все члены нового движения очевидные и явные мессианисты, они всё время говорят о Мессии, чьё имя для них равнозначно имени Божию. Они говорят о Царстве. Что это за Царство? Есть ли в нём место Храму? А старому священству? Или в этом новом Царстве всё будет новым — и Храм, и священство, и богослужение? А что же земная власть?

Все эти вопросы не давали покоя храмовой верхушке и духовным лидерам традиционной Синагоги. Если бы духовные вожди нового движения предварительно согласовали бы свою деятельность с Синедрионом или хотя бы уведомили его, всё было бы иначе. Но ничего такого они не делали. А Храм и Синедрион напряжённо следили за новыми мессианистами. Кто они: союзники или конкуренты? И чем дальше, тем больше становилось очевидно и Храму, и традиционной Синагоге, что союзниками эти новые мессианисты им не станут.

Описывая жизнь первохристианской общины, священнописатель обращает внимание на те проявления силы Царства, которые должны были быть очевидны каждому. Исцеления, обращения, освобождение одержимых от власти тёмных сил — всё это было хорошо известно и описано в евангелиях, а во времена первохристианские, когда евангелия ещё не были написаны, рассказы об этих событиях передавались из уст в уста. И вот теперь, на глазах многих, совершалось нечто похожее. История Царства в мире продолжалась.

Было и нечто большее: выйти из тюрьмы сквозь запертую дверь — что-то уж совершенно невероятное… но ведь воскресший Иисус тоже проходил сквозь запертые двери — Ему они не были преградой. В непреображённом мире такое невозможно, в Царстве — вполне. Автор книги и описывает происходящее именно как происходящее в Царстве. То, что происходит — не распространение по Иерусалиму и Иудее новой религии, а распространение по ней Царства. Распространение, на которое, естественно, каждый реагирует по-своему. На которое вынуждены как-то реагировать и религиозные власти: слишком заметно становится всё происходящее.

Заметно — и страшно. Страшно неподконтрольностью и непредсказуемостью. Тем, что страшно любой власти просто потому, что она власть. И религиозные власти Иудеи исключением не были: ведь власть всегда власть в первую очередь, а уж светская она или религиозная — вопрос второй. И больше всего храмовую верхушку и весь Синедрион пугает распространение нового имени, которым можно спастись. Оно и понятно: новое священное имя означает новый путь к Богу.

Что это за новый путь? Кто и как может им воспользоваться? Что всё это значит для прежних путей? Апостолы и все члены нового движения очевидные и явные мессианисты, они всё время говорят о Мессии, чьё имя для них равнозначно имени Божию. Они говорят о Царстве. Что это за Царство? Есть ли в нём место Храму? А старому священству? Или в этом новом Царстве всё будет новым — и Храм, и священство, и богослужение? А что же земная власть?

Все эти вопросы не давали покоя храмовой верхушке и духовным лидерам традиционной Синагоги. Если бы духовные вожди нового движения предварительно согласовали бы свою деятельность с Синедрионом или хотя бы уведомили его, всё было бы иначе. Но ничего такого они не делали. А Храм и Синедрион напряжённо следили за новыми мессианистами. Кто они: союзники или конкуренты? И чем дальше, тем больше становилось очевидно и Храму, и традиционной Синагоге, что союзниками эти новые мессианисты им не станут.

Пребывание братьев в притворе Соломоновом, при храме, свидетельствует о том, что они соблюдали Моисеев закон и продолжали ветхозаветную традицию, хотя противники упрекали их в обратном. Но тут же упоминается, что никто из посторонних не смел пристать к ним, и это указывает на то, что ученики Христа начали оформляться как особая общность, отдельная от иудеев. Начался двуединый процесс отмежевания христиан от иудеев и одновременно сохранения христианами ветхозаветных традиций, по новому увиденных в свете Евангелия.

Противники снова пытаются пресечь апостольскую проповедь, заодно с первосвященником действуют «рационалисты»- саддукеи. Вообще-то гонителям всё равно, под какими лозунгами искоренять неугодное учение, но показательно, как даже такие заядлые противники, как фарисеи и саддукеи способны соединяться и «дружить против». Впрочем, причиной ареста в этот раз названа зависть, и это уже говорит о том, что мы имеем дело не с принципиальным спором, а с мелочной враждой. Но это значит также, что теперь обвинители ещё более пристрастны, чем в первый раз.

Ангел освободил узников не для того, чтобы они скрылись, он посылает их в храм продолжать проповедь. Проповедь продолжается и при повторном допросе в синедрионе. Ученики Христа больше не разбегаются, Дух Святой дал им возможность быть стойкими.

Казалось бы, все понятно. Конечно же, Бог — главный в нашей жизни, Его надо слушаться во всем. Можно даже сказать, что все наши беды от непослушания Богу, ведь и первородный грех — это ничто иное, как непослушание. Разве мы не стараемся Ему повиноваться? Правда, не всегда получается... Но ничего, Бог поможет, и у нас все будет получаться!

Стоп, а что же у нас будет получаться? Неужели те люди, которые отправили на крест Иисуса, а потом судили Апостолов, сознательно не слушались Бога? А те люди, которые побили камнями перводиакона Стефана, были абсолютно уверены, что исполняют волю Божию. Загляните в историю Церкви: нетерпимость, крестовые походы, инквизиция — это ведь тоже как бы из послушания Богу. Да и нынешний терроризм тоже ведь пытается объявить себя святостью, пусть мусульманской!

Как нам понять, что то, что мы считаем волей Божией, действительно ею является? Есть вроде бы простой ответ: проверить по Библии. Но вот, недавно мне рассказали, что обе враждующие партии экстремистов в Северной Ирландии оправдывают свои убийства и взрывы цитатами из Библии! Дело не только в том, что в ней написано, но и в том, как мы это понимаем, а это уже сфера действия Духа. Помните, как Иисус, когда Его ученики хотели неправильно интерпретировать библейский отрывок, сказал им: «Не знаете, какого вы духа» (Лк. 9:55)

Так как же нам повиноваться Богу?

Сегодняшнее чтение показывает нам тот предел, которого может достичь религиозное сознание. Предел этот обозначает речь Гамалиила (ст. 34 – 39). Гамалиил принадлежал к раввинистической школе, основанной Гиллелем, учителем Торы, жившем приблизительно за два столетия до Рождества Христова. Представители этой школы никогда не были религиозными формалистами, считая, что Тора должна быть написана в сердце человека, определяя всю его жизнь и помогая выстраивать отношения с Богом. На первом плане для них стоял не ритуал, а интимное, мистическое богообщение. Гиллелю принадлежат слова : «Где двое или трое собираются во имя Торы, там среди них пребывает шехина» (шехиной в иудаизме называют присутствие Божие). Неудивительно, что именно представитель этой школы выступил перед Синедрионом в поддержку апостолов. Гамалиилу ситуация тоже вовсе не казалась ясной и однозначной, но он не боялся того, чего боялась храмовая верхушка: того, что начавшееся в народе новое движение обернётся против них (ст. 27 – 28). Отсутствие страха и готовность принять всё, что действительно исходит от Бога, отличает его от большинства представителей официальных религиозных властей. Гамалиил не может сказать ничего определённого об апостолах и их проповеди, что и неудивительно: ведь он остаётся носителем и хранителем религиозной традиции, никак не связанным ни с Иисусом, ни с Его учениками. Но его духовный и религиозный опыт подсказывает ему, что подобного рода движения бывают успешны лишь тогда, когда они исходят от Бога. И потому он спокоен: если апостолы делают дело Божие, ему не о чем беспокоиться, если же нет, то волноваться всё равно не приходится: в таком случае оно всё равно рано или поздно кончится ничем. Такая позиция кажется нейтрально-выжидательной, но она и не могла быть иной: ведь Гамалиил оставался в религиозных рамках, хотя его вера была искренней, а религиозность — последовательной. Он действительно ничего не знал ни об Иисусе, ни об апостолах, и никакой религиозный опыт не мог ему открыть того, что открывается лишь при соприкосновении с Царством. Но при этом Гамалиил, как видно, остаётся абсолютно открытым к действию Божию и готов принять всё, что исходит от Бога. Его позиция предполагает, прежде всего, абсолютную честность перед собой и перед Богом. И это, по-видимому, лучшее, что может дать человеку религия. В таком состоянии духа человек не станет ни бросаться вслед лжепророкам и лжемессиям, ни хвататься за камни при появлении всякого нового религиозного движения. Его религия даёт ему внутренний покой. Тот покой, который, конечно же, не заменяет собой Царства, но даёт возможность его увидеть.

Иногда приходится слышать споры о дальнейшей судьбе христианства — актуально ли оно в современном мире, грозит ли ему забвение или же, наоборот, новый расцвет. Возможно, рассуждающим на эти темы аналитикам следует прислушаться к словам Гамалиила из сегодняшнего чтения, который, не будучи сам христианином, предоставил Богу (в Которого он конечно верил) решать, устоит новое учение, или нет. Почему же Лука включил в свою историю первой Церкви эти слова, принадлежащие человеку, во многом оппозиционному христианству? Возможно, он увидел огромную важность для самих христиан этого свидетельства о том, что судьба их Церкви, их общины, их дела, служения, самой жизни — только в руках Божьих и существует лишь потому, что благоугодно Ему.

Казалось бы, нам привычно понимать Крест и Воскресение как жертву ради прощения наших грехов. Да, автор Деяний говорит об этом (см. Деян.3:31), но тут же он упоминает покаяние. Это поразительно! Нам понятно то, что Господь пришел в мир для того, чтобы мы покаялись и приняли Его и Отца, но то, что Он и воскресает для того, чтобы «дать Израилю покаяние» (а затем и всем живущим) — может ускользнуть от нашего внимания. С другой стороны — как же иначе? Ведь миссия — есть миссия, и выполняется она с помощью всех возможных средств! И действительно, посмотрев на описываемые в Деяниях события и прибавление верующих в Церкви (см., например, Деян.2:41, 5:14, 17:4), мы видим, что люди каются именно после вести о распятом и воскресшем Господе. Весть о том, что Кто-то пришел для твоего спасения и по твоей же вине убит, но, несмотря на это, воскрес, поражает человека. И если он слушает эту весть и слышит ее, признавая Иисуса Спасителем, Господь не медлит с радостью о найденной сотой овечке (см. Мф.18:12-14).

Читая сегодняшний отрывок из Деяний апостолов, мы слышим от уважаемого всем народом фарисея важную вещь. Этот человек, верящий в Бога, говорит о том, что ожидает начинание, если оно не от Бога: «Если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится» (Деян.5:38). Возможно, в ком-то из нас появится протест, несогласие с этими словами. Сколько на земле всяческих неугодных Богу дел, которые находятся в «самом расцвете сил» и процветают! Что же сказать на это, как понять слова Гамалиила? Он описывает ситуацию, когда люди говорят о том, что Господь с ними и поддерживает их в этом деле. В сегодняшнем тексте это апостолы. Гамалиил обращает внимание на то, что шедшие за лжепророками не находили в конце концов того, что могло бы их влечь дальше. Что касается процветания злых и порочных дел, то для верующего человека очевидно, что неугодное и неправедное в очах Господа не будет благословлено. Подтверждение этому мы находим и в Священном Писании, которое говорит о том, что зло ждет только одно — конец существования. (Иуд.1:5-8)

Сегодняшнее чтение рисует нам Царство с несколько неожиданной стороны. На первый взгляд может показаться, что история Анании и Сапфиры, как она описана в сегодняшнем чтении, свидетельствует о требовательности Бога и жестокости законов Царства. В самом деле, не оказывается ли смерть слишком жестоким наказанием за обман (ст. 2 – 3, 8 – 10)? Но в Царстве, как видно, действует иная логика, логика полной свободы и вместе с тем полной ответственности. В самом деле, в первохристианской общине, как видно, никто никого не принуждал при вступлении в обязательном порядке жертвовать Церкви всё, что вступающий имел. Каждый, как видно, мог сам решить, сколько он мог пожертвовать (ст. 4). И если кто-то жертвовал всё, что имеет, то делал это от чистого сердца, с полным осознанием ответственности за то, что делает (Деян. 4 : 34 – 37). В данном же случае всё произошло не так. По-видимому, Анания не очень хорошо понимал, какую меру свободы и ответственности предполагает жизнь в Царстве. Возможно, пожертвования в общину казались ему чем-то наподобие храмовой десятины, которую в обязательном порядке платил каждый еврей. И он решил, вступая в общину, соблюсти положенное правило, позволив себе при этом кое-какие послабления. И тут оказалось, что речь идёт не просто о вступлении в общину, а не больше, не меньше, как о вхождении в Царство, где нет места лукавству. Принцип оказался прост: дай, сколько можешь, но сделай это абсолютно открыто. Нет правил, есть лишь праведность Царства, которая не предполагает никаких ограничений, кроме тех, которые человек определит для себя сам. Но обмана и лукавства такая праведность не допускает. И обманувшие Бога умирают не потому, что Бог жесток. Просто человек, вкусивший жизни Царства, уже никогда не сможет без неё обойтись. Но и оставаться в Царстве, не доверяя Богу до конца, тоже невозможно: двойная бухгалтерия тут неуместна. И потому Анания и Сапфира умирают. В Царстве нет середины: здесь или жизнь во всей её полноте, или смерть во всей её неизбежности. В нашем, ещё не преображённом мире возможно жить не до конца, влачить существование, духовно больше похожее на смерть, чем на жизнь, и при этом не умирать физически. В Царстве такое невозможно: здесь жизнь до конца и смерть тоже до конца. Третьего не дано.

На фоне духовного подъема первохристианской общины эпизод с Ананией и Сапфирой кажется чем-то диким и страшным. Между тем, он отражает тот факт, что близость к Богу — не только великое счастье, но великий риск. Если человек находится только в самом начале религиозных поисков, то его ошибки и блуждания еще не приводят к катастрофе, в то время, как для человека, познавшего Бога, такие вещи уже не допустимы. Сравните: одно дело, когда нас обманывает незнакомый продавец на рынке, а другое — когда предает любимый человек. Если человек уже посвятил, отдал всю свою жизнь Богу, и вдруг оказалось, что все это было фикцией, что от всего этого можно отказаться, то эта посвященная Богу жизнь теряет всякий смысл — и человек умирает...