Мысли вслух на Иов 36:1-33

Обращаясь к Иову, Элиу слагает гимн величию и мудрости Бога (ст. 22 – 33). С такими словами, без сомнения, согласился бы и сам Иов, и его друзья. Но Элиу не ограничивается лишь прославлением премудрости Творца, проявляющейся в творении. Он прямо говорит о том, что целью его речи является то, что современные богословы называют теодицеей, оправданием Бога (ст. 2 – 4). Главной задачей такого оправдания было объяснить, откуда в мире берётся зло и почему нередко оказывается так, что тем, кто готов следовать воле Божией, в этом мире живётся хуже тех, кто с Богом не считается вообще. Теория Элиу проста: Бог всегда поддерживает праведника, а если всё же с праведником случается беда, то это не что иное, как попытка Бога вразумить его тогда, когда по каким-то причинам праведник вдруг впадает в грех (ст. 5 – 12).

Для Элиу такое объяснение, как видно, оказывается единственно возможным, что и не удивительно: ведь только такая позиция заведомо исключает всякий протест, не требуя при этом от человека лишь формального повиновения или принятия над собой власти тупой, безразличной к человеку силы. Если же человек отвергает вразумление Божие, то он в глазах Элиу становится лицемером, который едва ли не хуже откровенного нечестивца (ст. 13 – 15). И потому Элиу призывает Иова не вставать на позицию лицемера, не предпочитать нечестие страданию (ст. 16 – 21). Выдвигая такие аргументы, Элиу оказывается, в известном смысле, непоследователен: ведь если Богу нет дела до праведности или греховности человека, как утверждал недавно сам Элиу, зачем бы стал Он кого-то наставлять или вразумлять? Но, как видно, сердце Элиу было мудрее его разума. Он понимал, что Бог, творящий нечто бессмысленное и бесчеловечное, — не Бог, а чудовище, и сердце его, как видно, восставало против такого Бога не меньше, чем сердце Иова, которого Элиу хотел убедить в правоте Божией. И потому Элиу пытается найти смысл в действиях Бога, хотя всё, сказанное им о Боге прежде, не давало на это никакой надежды.

Ключом в поисках смысла оказывалось для Элиу смирение, как он его понимал. Не случайно в своей речи Элиу называет праведника «бедняком» (ст. 15): уже в допленной гимнографии, отражённой в Книге Псалмов, бедняки Господни стали живым примером смирения. Но это было подлинное смирение, полное предание себя в волю Божию, без которого не может быть нормальной, полноценной духовной жизни. Элиу же, сам того не замечая, подменял истинное смирение ложным. Ведь он говорит не о смирении перед Богом, Который ведёт человека за Собой, открывая ему путь праведности, а о Боге, Которому до отдельного человека вообще нет дела, для Которого все люди на одно лицо, так, что и их праведность, и их грехи Ему безразличны. В таком случае смириться означало уже не предать себя в волю Божию, а склониться перед лицом грубой и совершенно равнодушной к человеку силы, за которой Бог скрывается, как за завесой. От подлинного смирения такая позиция, конечно, очень далека. Но она позволяла хоть как-то осмыслить то, что казалось Элиу промыслом Божиим. И это своё осмысление он, как видно, предлагает Иову от лица Божия в ответ на задаваемые Иовом Богу вопросы.

У Елиуя высокая самооценка, он даже называет себя человеком, совершенным в познаниях. Впрочем, то, что он говорит, мы уже слышали от других, включая его предшественников по обличению Иову. Нельзя же, в самом деле, утверждать, что праведники обязательно возвышаются и всегда вместе с царями находятся на престоле, а если же они окованы цепями, то сами виноваты, им это поделом... Ни из Библии, ни из окружающей нас на протяжении веков действительности подобный однозначный вывод не вытекает.

Верно, однако, то, что суждение и осуждение – близки, здесь мимоходом Елиуй высказывает важную и глубокую мысль. Действительно, обсуждая — человека ли, или проблему — нередко очень легко и незаметно происходит переход от анализа и спокойной оценки к скороспелому суду, а затем и к обвиняющим выводам, весьма часто необоснованным. Впрочем, это же демонстрирует и сам Елиуй.

Последнюю часть своей речи Елиуй предваряет увещанием Иову, призывая его внимать тому, что будет сказано. «Слова мои точно не ложь, перед тобой совершенный в познании», - говорит Елиуй. Мало кто из людей дерзнул бы сказать такое: можно ли быть уверенным в точности своего знания, особенно когда речь идет о Непостижимом? С точки зрения здравого смысла такое вступление обесценивает всю дальнейшую речь Елиуя. Возможно, автор вкладывает в уста Елиуя такие слова потому, что в нем он выводит представителя одной из религиозных группировок своего времени, и хочет сделать его узнаваемым.

Характерная черта рассуждений Елиуя – представление о завершенности мира. Ничего нового не будет появляться на земле, и Бог восседает над ней как грозный, но справедливый Судия. Бог поддерживает праведников и карает беззаконных, вразумляет заблуждающихся, чтобы они не погибли в неразумии. Если бы Иов прислушался к вразумлению, Бог и его избавил бы от несчастий. Эта картина стабильного мира, пусть несовершенного, но завершенного.

Бог, открывшийся в истории людей, вмешивающийся в ход истории и ведущий мир к спасению, Бог Библии – не таков. Библия говорит о Боге, Который действует, чтобы вернуть человечество в Эдемский сад, «возвести на небо», как выражается свт. Иоанн Златоуст. Для Елиуя никакой такой сад не нужен, достаточно того мира, в котором пребывает человечество сейчас.

Во второй части главы Елиуй воспевает величие Бога, царствующего над природой и над миром людей. И снова главное в воспеваемом им Боге – то, что Он за облаками. Как посторонний, поливает он мир дождями и скрывает молнии в Своей деснице – но вопль страдающего не доходит за облака. Автор книги Иова в речах Елиуя доводит до логического завершения позицию друзей Иова, и эта завершенная позиция ужасает своей безжизненностью.

Страдающего Иова Елиуй наставляет превозносить Бога и грозит ему карой за дерзость. И в запальчивости проговаривается: «Не желай той ночи, когда народы истребляются на своем месте» (современный перевод Десницкого предлагает вариант: «Зря ты мечтаешь о той ночи…»; Септуагинта и славянский текст звучат еще определеннее: «Не привлецы нощи, еже взыти людем вместо их», - «не зови эту ночь»). О чем говорит Елиуй? Что это за ночь суда, когда целые народы сметаются с лица земли? Елиуй, собственно, имеет в виду слова Иова, когда тот требует открытого суда над собой. В ночь суда погибнут целые народы, и как устоять тогда одинокому Иову? Для Елиуя личность человека не много значит, вот он и предупреждает Иова об опасности суда. Но если в ночь суда Бог уничтожает народы, на замечая отдельных людей, то чего стоят все заклинания Елиуя о Его справедливости?

Может быть, здесь мы становимся свидетелями переломного момента в развитии библейского персонализма, когда в результате проповеди пророков представление о Боге – Владыке народов сменяются вестью о Боге – Избавителе каждого человека. Но самое главное: «ночь, когда сметаются народы», звать которую Елиуй не рекомендует Иову, в пророческих книгах называется Днем Господним, который «мрак, а не свет» – Днем прихода Христа Спасителя. Суть всей речи Елиуя в этом: «не зови Христа». И цена его словам соответствующая.