Мысли вслух на Рим 7:24

Павел называет то тело, которое после грехопадения стало для человека вполне естественным и органичным, «телом смерти». Что же он имеет в виду? Самый первый и самый простой ответ: наше нынешнее тело является «телом смерти» потому, что в своём наличном состоянии раньше или позже оно неизбежно умирает. Но в том значении, в котором употребляется в библейских книгах соответствующее греческое (как, впрочем, и еврейское) слово, тело означает еще и вместилище, сосуд, наполненный тем или иным содержимым. При таком понимании «тело смерти» становится уже не просто «смертным телом», а «телом — вместилищем смерти». И речь едва ли идёт о смерти чисто физической.

Для понимания этой динамики важно помнить, что Библия никогда не рассматривала человеческую жизнь сугубо спиритуалистически, как это было свойственно, к примеру, греческим философам, которые рассматривали жизнь, как процесс чисто духовный, а на тело и на всё природное вообще смотрели, как на «темницу духа». При таком подходе тело становилось для них своего рода природной тюрьмой, в которую заключена бессмертная душа, связанная с духовным миром.

Библия смотрит на человека иначе: человек — существо цельное, но в его жизни, в зависимости от наличного духовного состояния, может преобладать или природная, или духовная составляющая. Так, до грехопадения жизненная сила («душа») человека была связана с тем дыханием жизни, которое Бог вдунул человеку «в ноздри» при сотворении, а после грехопадения она оказалась связана с кровью, как у животных. Как видно, до падения в жизни человека преобладала духовная составляющая, а после падения возобладала природная.

Неудивительно, что при таком преобладании тело человека перестаёт быть вместилищем жизни и становится вместилищем смерти: ведь для природы смертность — естественное свойство. Но для Павла важен ещё один аспект проблемы, связанный с Торой, и, в частности, с Торой внутренней: он ощущает мощное, идущее от собственной телесной природы, противодействие всякому своему стремлению следовать Торе и идти путём праведности.

Для апостола преобладание в падшем человеке природы над духом становится главной проблемой: ведь именно неподатливость непреображённой природы, её сопротивление духовным воздействиям делает тело человека телом смерти, теперь уже не только в смысле вместилища смерти, неизбежно после грехопадения настигающей человека, но и в смысле главной помехи полноценной духовной жизни, помехи, которая может стать причиной потери Царства. И апостол осознаёт, что от такого тела нужно избавиться: ведь он понимает, что с ним может потерять всё, включая самое ценное, что у него есть.

Павел, несомненно, опирается на свой собственный опыт. Он, очевидно, сам попробовал достичь того идеала, который провозглашался в те времена Синагогой: идеала живой Торы. Конечно, стать живой Торой не означало просто выучить Пятикнижие наизусть и повторять его текст непрерывно (хотя среди верующих евреев и сейчас не так мало людей, знающих его наизусть). Речь шла о другом. Стать живой Торой означало, что только Тора должна была определять жизнь человека, как внешнюю, так и внутреннюю.

Ни одно слово, ни одна мысль, ни один поступок и даже ни одна интенция человека, ставшего живой Торой, не должна была расходиться с Торой внутренней, с тем духовно-нравственным императивом, который воспринимался как непосредственно действующая в человеке Божья воля, как Божьи интенции, в идеале определяющие всю жизнь человека, целиком и без остатка. Это, конечно, был идеал, и идеал недостижимый. Живая Тора для иудея евангельской эпохи — то же, что святость для современного христианина, с той, однако, разницей, что святость для христианина всё же является достижимой, хоть это и не просто, а вот стать живой Торой в истории Синагоги не удавалось никому.

Тут речь надо вести именно об идеале, на который можно равняться, к которому можно и нужно стремиться, но который нельзя осуществить. Или, по крайней мере, нельзя было до прихода Христа. Потому, что осуществить его можно было, лишь полностью преодолев последствия грехопадения. А значит, изменив саму падшую человеческую природу. Но этого человек сам, собственными силами, сделать не мог.

Павел, ещё будучи не Павлом и не апостолом, а правоверным евреем Шаулем (Савлом), убедился в невозможности идеала на собственном опыте, который и описал в своём послании. Он на собственном опыте убедился, как мучительно видеть цель всей своей жизни, находиться от неё так близко, что, кажется, протяни только руку — и её достигнешь, и в то же время осознавать, что рука тебе непослушна, что она живёт своей жизнью, не слушаясь тебя и пренебрегая твоей волей. И вот уже цель, которая, кажется, совсем рядом, оказывается недостижимой.

Можно понять, отчего в итоге Шауль становится столь резким и нетерпимым, отчего он готов преследовать всякого, кого считает отступником — такие духовные провалы бесследно не проходят. Иначе трудно было бы объяснить, как человек, воспитанный тем самым Гамалиэлем, который относился к христианам совершенно спокойно, стал столь яростным их врагом. И вот тогда-то на дамасской дороге и произошла встреча, изменившая его жизнь — встреча с Тем, Кто Сам был живой Торой и мог помочь Шаулю стать таким же.

В этом отрывке апостол Павел более чем откровенно рассказывает о себе, раскрывая перед читателем всю глубину свей немощи. «Бедный я человек!» - говорит он о себе, но, читая эти слова, невольно переносишь их на себя и все человечество. Эта «бедность», по мнению святого, заключается в чудовищном разладе между тем, что хочет божественная природа в человеке, и тем, что творит его телесная сущность.

Очень часто мы понимаем, что делаем что-то плохое, даже знаем, к чему это может привести, и все же продолжаем. Наша природа настолько сильно пропитана грехом, что мы не в состоянии ее изменить. Это не просто какой-то недостаток, от которого мы можем избавиться, не проблема, с которой можно справиться. И в этом нам может помочь только Господь, Который творит чудеса, изменяя нашу природу, действительно ее обожествляя.

Вы довольны своей жизнью? Вы довольны тем, что происходит вокруг Вас? А внутри? Считаете ли Вы, что все в порядке? Наверное, не все. И слава Богу! На самом деле такими вопросами очень полезно задаваться время от времени - чтобы не застывать на месте. Ведь если все нас будет устраивать, то мы постепенно перестанем к чему бы то ни было стремиться. Конечно, можно согласиться на то, что есть (каким бы мы этот уровень не считали - высоким или низким), но что это даст? Устойчивость? Отнюдь. Скорее, наоборот. Нет, Господь от нас хочет не этого. Разумеется, Ему прекрасно известно, что у нас происходит в душе, Он видит всю "динамику". Но Он всегда хочет для нас большего и ждет от нас большего. И если для нас ситуация, которую Павел описывает словами: "Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю", - скорее, грустная, то для Бога - это отправная точка для работы с нами. Да, нехорошо, когда убеждения и вера плохо согласованны с поведением, но Бог силен за эту соломинку вытащить нас из "раздвоенности" и сделать из нас настоящих детей Своих - цельных людей, в Него верующих, Его любящих и Его слушающих.

Кто не готов подписаться под этими словами апостола? Редко можно встретить человека, который действует ради зла как такового. Наши поступки скорее можно описать правилом «хотели как лучше, получилось как всегда». Всеобщность выведенного Павлом закона совершенно не утешает, наблюдая за собой, рискуешь впасть в отчаяние. А что делает Павел? Он пишет: «Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим». Опять выход нам дается только через совершенного человека Иисуса, в Котором и ум, и плоть служат закону Божьему.

Помимо всего того, что говорит нам этот текст впрямую, прочтя его мы уже не можем оправдывать свое бездействие или маловерие слабостью и «законом Павла». Потому что и апостол Павел такой, он пишет здесь о себе лично. Человек, который стал апостолом язычников, учителем, духовным пастырем, примером для подражания, поражен такими же недугами, как и мы. Помня об этом, можно многое успеть сделать, даже не став апостолом язычников.

Продолжая разговор о жизни и смерти, о Торе и о праведности, Павел обращает внимание на выбор человека, видя в нём основу духовной жизни. Он говорит о том внутреннем раздвоении, которое неизбежно открывается каждому, кто пытается идти путём праведности (ст. 15 – 20). Разумеется, такое раздвоение никак нельзя считать нормой, это следствие грехопадения, следствие того, что падший человек серьёзно болен (точнее, травмирован) с самого рождения. И без кардинального изменения человеческой природы от полученной при грехопадении наследственной травмы не излечиться. И всё же выбор у человека есть: ведь и к собственной болезни или травме тоже можно относиться по-разному, особенно теперь, когда в мир пришёл Тот, Кто может предложить лекарство от прежде неизлечимого недуга. От внутренней раздвоенности можно избавиться, если полностью отказаться от собственной жизни и начать жить жизнью Христа, где уже нет места никаким разделениям (ст. 24 – 25).

Но избавление это не означает, что внутренняя борьба окончена. Она окончится лишь тогда, когда «внутренний человек» и «члены» (ст. 21 – 23) станут единым целым, когда исполнится то, к чему призывает Тора, требующая возлюбить Бога не только всем сердцем, но и всем существом, и всеми силами. Выбор сердца сделан (Павел предпочитает говорить об «уме», но сути дела это не меняет), апостол готов идти за Христом путём праведности. Он жаждет Царства всем существом, его душа рвётся следовать Торе, но тело, поражённое грехом, противится. Выход один: то, что противится, должно умереть. Грех и те, кто служит греху, готовы убить праведника уже за одно желание следовать Торе, именно заповедь выявляет всю силу греха, делая его, по слову Павла, «сверхгрехом», грехом во всей полноте (ст. 13).

Но от такой смерти мало проку, она станет лишь убийством праведника, для которого гибель останется только гибелью. Для настоящего освобождения нужна помощь Того, Кто может дать Царство каждому ищущему и доверившемуся. Но возможным оно станет лишь в том случае, если согласие на операцию, избавляющую от «тела смерти», будет дано добровольно. Тут-то и оказывается принципиально важен выбор, сделанный тем, кто хочет идти путём праведности, ведь успех операции зависит от того, с чем именно, с какой частью своего существа отождествит себя исцеляемый. Человек свободен, и Бог не будет отсекать того, что для человека абсолютно ценно и важно. Если такой абсолютной ценностью окажется «тело смерти», операции не будет, Бог её отменит и откажется от лечения до лучших времён, которые наступят лишь тогда, когда исцеляемый добровольно согласится отказаться от того, что необходимо отсечь. Но в таком случае и путь в Царство придётся отложить. В лучшем случае, надолго. В худшем, навсегда.