Мысли вслух на 1 Пар 15:29

Интересно: что такого увидела Мелхола, что заставило её смотреть на Давида сверху вниз не только в буквальном, но и в переносном смысле? Можно было бы, конечно, объяснить всё особенностями раннепророческой религиозности, которая была свойственна Давиду. Её внешние проявления порой действительно выглядели странно и не слишком презентабельно: тут и бурные экстазы, и порой невнятная речь, и ещё многое, что внешне не слишком вязалось с правилами благопристойного поведения, особенно если ко всему перечисленному добавить, что в моменты экстатической пророческой пляски пророки нередко срывали себя верхнюю (а иногда и не только верхнюю) одежду. Но только ли в этом дело? Можно было бы, например, вспомнить ещё, что на пророков вообще в те времена смотрели, как на людей особенных и необычных, а вместе с тем и странных, что пророк и безумец обозначались иногда одним и тем же словом. А вот тут уже можно было бы говорить не только о давидовой эпохе, но и о любой другой. Конечно, ни Мелхола, ни кто бы то ни было другой в те времена ничего не сказал бы против яхвизма, такое выступление выглядело бы, как минимум, неуместным, и не потому, что яхвизм был тогда государственной религией, а просто потому, что выступить против яхвизма означало бы выступить против своего собственного народа. Каждый нормальный и порядочный человек должен был быть тогда яхвистом, разумеется, в еврейском обществе. Но, даже невзирая на религиозный подъём, связанный со сравнительно недавно окончившейся войной, религиозность в «приличном обществе» поощрялась «в меру». А Давид, разумеется, теперь принадлежал именно к «приличному обществу», он уже не мог себе позволить быть просто пророком, каким был прежде. Вот только сам Давид считает иначе, он чувствует себя именно пророком в первую очередь, а царём — во вторую. И становится хорошим царём как раз именно поэтому. Ведь приличным без кавычек любое общество может стать лишь в том случае, если каждый его член научится слушать и слышать Бога. Не оглядываясь ни на какие «приличия» и ни на какую «меру».

Переносить Ковчег на новое место должны левиты, но на торжество перенесения Давид собрал весь народ. Левиты - не каста, существующая сама по себе, но часть народа, хотя и определённая для особо важного служения. Эта часть выражает целое, в лице левитов перед Ковчегом предстоит весь народ, хранящий верность Богу. Поэтому перенесение Ковчега - торжество всего народа, это день радости, совершенно естественной перед лицом Господа. Поэтому так понятно распоряжение Давида, чтобы музыканты громко возвещали глас радования. Пройдут века, и Сын Давидов принесёт людям Радостную Весть, но уже теперь Давид понимает, что радость пред Господом выше всего, что привычно ценится людьми.

Не так, однако, рассуждает Мелхола, ей невыносимо отступление Давида от этикетной правильности. Реакция Мелхолы на непосредственность Давида - это не только отражение её внутреннего состояния, это проявление той внутренней закрытости, которая часто мешает раскрыться и навстречу Господу, и навстречу людям.