Мысли вслух на 1 Кор 1:19-20

Человеческая природа противоречива. И дело тут не только в особенностях человеческого мышления или человеческих чувств. Дело прежде всего в слабости человеческой воли. Что такое человек? Божье «дыхание жизни», оживотворяющее природу и превращающее её в тот поток человеческого существования, который в Библии называется «душой живой».

«Дыхание жизни», это Божье присутствие в нас, делает нас людьми, обладающими волей и самосознанием. Но Бог ненавязчив, Он позволит нам вовсе забыть о Своём присутствии, если мы этого хотим. И тогда Он перестанет быть хозяином нашей жизни. Хозяевами своей жизни становимся мы сами, и жизненный поток захлёстывает нас.

Природа становится самодовлеющей, начиная определять нашу жизнь если не полностью, то по преимуществу. Так и произошло во время грехопадения, и теперь мы, падшие люди, подчиняемся своей природе. Воля наша ослабела, она не в силах больше противостоять тому природному потоку, который Богом был нам дан как среда и строительный материал для нашей жизни, а для нас после падения стал непреодолимой силой, часто влекущей нас туда, куда нам совсем бы не хотелось.

Вот эта слабая воля и стала главным препятствием для полноценной духовной жизни. Потому-то, принимая жизненно важные для себя решения и делая решающий духовный выбор, мы делаем его с оговорками. Нашему «да» всегда сопутствуют те или иные «но». И тому есть объективная причина: в нашем нынешнем состоянии мы действительно не можем поручиться за самих себя, точнее, за свою человеческую природу, которая может нас подвести в самый неподходящий момент.

Природа в падшем мире зачастую не подвластна духу, и не в силу своих свойств, вложенных в неё Богом, а в силу того аномального положения, в котором оказалась после грехопадения. При падении человек освободил и свою собственную природу, и (по крайней мере, отчасти) природу в целом от власти Того, Кто только и может ею управлять, и сам взялся за рычаги, с которыми оказался не в состоянии совладать. В Царстве Божьем не так.

Тут с управлением всё в порядке. Нормальная, не испорченная грехом человеческая природа полностью подвластна духу, поэтому у Спасителя для Его небесного Отца есть только «да». Но и у всякого, кто приобщился жизни Царства, человеческая природа становится послушна его человеческому духу постольку, поскольку жизнь человека становится частью жизни Царства. Поэтому у такого человека для Бога тоже нет ничего, кроме «да». Ведь «нет» Богу во всяком случае означает разрыв отношений с Ним. А значит, это «нет» становится одновременно «нет» Христу и Царству.

Интересно: почему Бог не позволил миру познать Себя посредством той мудрости, которая Им Самим была дана миру? Почему свидетелям приходится прибегать к тому, что апостол называет «безумной проповедью» (или, выражаясь языком Синодального перевода, «юродством проповеди»)? И неужели мудрость человеческая всегда и неизбежно вырождается в пустые споры, в которых преобладает желание самоутверждения? Чем так уж плохо знание, что оно всегда приводит к столь печальному результату?

Наверное, если бы та мудрость, о которой говорит апостол, была бы только знанием, на этот вопрос мы бы ответить не смогли. Но в еврейской традиции мудрость никогда не была только знанием ради знания. Соответствующее еврейское слово (а Павел, даже пишущий по-гречески, всё равно остаётся евреем, мыслящим в рамках своей культурной и религиозной традиции) изначально обозначало не столько знание, сколько умение или навык. Вначале это был навык практической работы, работы ремесленника или художника, затем — умение выстраивать отношения с людьми, навык суда и управления, будь то управление собственным домом или управление государством. А в послепленный период с мудростью начинает ассоциироваться, в первую очередь, искусство праведности, навык праведной жизни.

Казалось бы, от человека тут зависит не так много, ведь праведность — от Бога, а не от человека. И всё же путь праведности — путь богочеловеческий, от человека он в известном смысле зависит не меньше, чем от Бога. И человеку, чтобы этим путём идти, нужен именно опыт и навык, связанный с практикой соблюдения заповедей. И весь интеллектуальный инструментарий, которым располагает, к примеру, «книжник» (учитель Торы), в конечном счёте нужен именно для того, чтобы помочь идущему путём праведности с этого пути не сбиться. Но падшая природа человека нередко превращает полезный инструмент в помеху и обузу на пути праведности. Вместо того, чтобы сделать однозначный выбор в пользу следования заповедям, человек начинает искать способов от этого уклониться, или вовсе ничего не соблюдая, или ища лёгких путей, которые позволили бы, так сказать, исполнять Тору, не исполняя её. И тут интеллект становится инструментом, служащим не соблюдению Торы, а её нарушению, а мудрость становится не столько искусством следования Торе, сколько искусством имитации такого следования.

В такой ситуации проповедь Царства уже не может опираться на традиционный человеческий опыт праведной жизни, не потому, что он забывается, а потому, что он оказывается фактически обесценен. И тогда остаётся лишь та самая «безумная проповедь», о которой говорит апостол. Проповедь вразрез с общепринятыми мнениями, вопреки очевидному, проповедь, которая любому «нормальному» человеку действительно покажется полным безумием. Проповедь Царства, которое воистину, по слову Спасителя, «не от мира сего».

Итак, распятый Христос — «для Иудеев соблазн, для Еллинов безумие»... Да неужели Господь Всемогущий не мог найти какой-нибудь не соблазняющий и не кажущийся безумием вариант? Мог. Но не стал искать. Потому что Он не ставил и никогда не ставит Себе цели быть удобным и комфортным... Да, Он любит человека — но это не значит, что Он перестаёт быть Самим Собой. Он действует внутри Своих законов. И даже если кажется, что Он «ведёт Себя не как Бог» — на самом деле Он просто не старается соответствовать нашим представлениям о том, каким должен быть Бог.

Продолжая разговор о спорах и о том, что их вызывает, Павел, разумеется, не случайно, переходит к теме человеческой мудрости и её границ. Для него очевидно, что понять тайну земного служения Спасителя и Его крестной смерти эта мудрость не в состоянии (ст. 18 – 21). Здесь апостол остаётся верен традиции «бедняков», сложившейся ещё во времена допленных пророков. Судя по Книге Псалмов, уже тогда ищущим полноценной духовной жизни и глубоких отношений с Богом стало ясно, что для обретения праведности одних человеческих усилий недостаточно, что человеку, желающему идти за Богом, нужно отказаться от мысли полагаться только на себя. Достичь желаемого ищущий мог, лишь полностью предав себя в волю Божию. Не случайно эти люди стали называть себя «бедняками»: они понимали, что перед Богом они подобны нищим даже тогда, когда по меркам мира сего их можно счесть мудрыми и богатыми. Именно они более других ожидали прихода Мессии и наступления мессианского Царства; именно таких людей называет блаженными Иисус, провозглашая его наступление. Но и во времена древних пророков, и во времена Иисуса были люди, которые предпочитали собственную мудрость Царству. И Павел прямо говорит о том, что пытаться понять тайны Царства одними человеческими усилиями бесполезно.

Казалось бы, в этом и нет необходимости, ведь Иисус Сам открыл их каждому, кто хотел увидеть и услышать, каждому, кто готов был довериться Ему и пойти за Ним. Но поступить так мог лишь тот, кто пережил то, что переживали «бедняки»: понимание, при всей своей мудрости и знаниях, полной своей беспомощности в том, что касается Царства, которого не понять и в которое не войти никому, если не введёт Тот, Кто принёс Царство в мир. Именно человеческая мудрость требует знаков и доказательств даже там, где всё очевидно (ст. 21 – 24), ведь такие знаки и доказательства нужны не для того, чтобы убедиться в подлинности открывшейся реальности, а для того, чтобы «вписать» её в рамки человеческой логики, согласовав и увязав с земной мудростью, которая здесь бессильна. И лишь тем, кто отказался от таких попыток, открывается путь в Царство (ст. 26 – 31). А вместе с тем им становится понятной вся бессмысленность споров, которые разделяют людей в этом мире.

Вероятно, Крестной смерти Христа может быть дано более или менее стройное и глубокое рациональное объяснение. Логика того, что произошло, парадоксальна, но парадокс тоже является логическим построением. Но в сегодняшнем отрывке из послания к Коринфянам апостол Павел подчеркивает, что усилия отвлеченного рассуждения, сколь бы оно ни было последовательно и непротиворечиво, не в силах объяснить Креста. Рациональное объяснение этого события сделало бы его необходимо вытекающим из определенных причин, закономерным. Но подобное объяснение возможно, только если взирать на Крест отвлеченно, издали, не различая всей реальности страданий Распятого. Но для апостола важно другое: в Крестной смерти Спасителя мы видим Живого Бога, превосходящего всякую закономерность. Создатель мира не остается в бесстрастности по ту сторону закона, как мы бы сказали, «по ту сторону добра и зла», но приходит к страдающему человечеству. Не изменяя ход истории, не переделывая человечество массовым гипнозом, Он разрывает узы логики и закономерности. На Кресте мы встречаем не Законодателя, с которым можно общаться в юридических терминах прав, обязанностей и возмездия, но живую Личность. Крест побеждает смерть не потому, что избавляет нас от ее неотвратимости. Но мы теперь вместе с Иисусом — и только поэтому уже ничего не страшно.

"Кресту Твоему поклоняемся, Христе…" Что значат для нас эти слова? Бесконечное сострадание к невинному, избитому, нагому праведнику, повешенному на этом древе. Любовь к Нему, безграничная благодарность. И еще понимание того, насколько бесконечно более легок наш собственный крест. Все кажущиеся неподъемными проблемы это все ничто по сравнению с той мерой страдания, которую Он взял ради нас на Себя. "Ты, кто мир Твой тако возлюбил еси…"

И еще другие слова: «потом говорит ученику: вот мать твоя». На этих словах созиждена Церковь, крепчайшая из твердынь. Мы все усыновлены и удочерены, а значит, мы никогда не сможем быть сиротами. Сиротство это слово из какой-то иной жизни. Мы часто молитвенно переживаем Страсти Христовы, но гораздо труднее пережить страсти Марии. Немыслимая физическая боль Его и немыслимая душевна боль ее. Этой болью объят весь мир.