Мысли вслух на Ин 1:29-34

Вот в чем состоит в первую очередь дар пророчества: не в предсказании будущего, а в прозревании смысла того, что уже происходит. Иисус потом назовет Иоанна Крестителя величайшим из всех пророков, а сейчас мы читаем о том, как этот величайший пророк прозревает в безвестном до того дня плотнике из Назарета то главное, ради чего Сын Божий воплотился на земле. Иоанн использует язык, понятия Ветхого Завета, тем самым еще раз свидетельствуя о том, что Новый Завет является продолжением и исполнением обещанного в Ветхом Завете, что оба Завета являют нам одно и то же, разворачивающееся во времени, в истории, Откровение.

«Агнец Божий». Божий — значит принадлежащий Богу, а не миру, «кадош» (святой), предназначенный к отданию Богу. Агнец, ягненок, — не просто животное из стада, но традиционная жертва Богу, начиная с жертвоприношения Авеля (Быт. 4) и Авраама (Быт. 22). Жертвоприношение невинного и беспорочного агнца совершалось ради восстановления мира с Богом, мира, нарушенного человеческим грехом. Но, конечно же, никакой ягненок не может своей смертью искупить вину человека. Только человек, Сын Человеческий, способен стать Искупителем, но так как Бог не хочет смерти никого из сотворенных Им людей, то только Сын Божий — предвечно рожденный, но вочеловечившийся; чистый, невинный и непорочный, но взявший на Себя расплату за грех мира, — примиряет нас с Богом Своей крестной смертью.

Иоанн, исполненный Духом Святым, открывает эту непредставимую для людей истину людям, и мы видим, как некоторые из слушающих его, принимают это свидетельство и становятся учениками Христа, апостолами. Если и мы примем это свидетельство, то вся наша дальнейшая жизнь будет следованием за Учителем и Спасителем, через смерть в воскресение и жизнь вечную.

Иоанн Креститель говорит об Иисусе, что не знал Его, хотя он Его родственник. Он говорит, что не знал, что Иисус — Мессия, что Иисус и есть тот Агнец, который взял на себя грехи мира, что Иисус — Сын Божий.

Мы позволяем себе судить о людях, совсем не зная их. Никто из нас не вправе сказать, что знает другого человека, потому что Бог всегда может помочь человеку измениться и стать настолько другим, что мы скажем, что не знали его. Но какой должна была быть вера Иоанна Крестителя, чтобы поверить, что Мессия — это Иисус, его близкий!

И если у нас не будет такой веры, мы никогда не научимся принимать близких такими, какие они есть, и любить их, и никогда не сможем измениться сами. Ведь мы часто говорим, что уж себя то мы знаем и знаем, что это мы можем, а это нет. Но Бог знает нас лучше, Он сотворил нас и Он знает, что с Его помощью мы можем намного больше, а без Бога — ничего.

Свидетельствуя об Иисусе, Иоанн отмечает удивительную особенность Царства в его отношении к нашему преображающемуся, но ещё не до конца преображённому миру. Он говорит об Иисусе как о Том, Кто его обогнал, хотя и шёл позади. Конечно, здесь нашли отражение и традиционные иудейские представления о Мессии, который, согласно этим представлениям, был задуман Богом ещё до сотворения мира. Но дело, по-видимому, не только в иудейской традиции, но и — в первую очередь — в самой природе Царства. С точки зрения нашей земной истории Царство наступает в конце времён, после того, как история эта завершится; для Бога же оно не «до» и не «после» истории, оно скорее «над» ней, если уж прибегать к привычным нам пространственно-временным представлениям. Оно больше привычного нам пространства и привычного нам времени, оно обнимает его и включает в себя, предварительно его преобразив и коренным образом изменив саму его природу. И Мессия, Который принёс Царство в мир, принадлежит нашему миру лишь постольку, поскольку этот мир становится частью Царства. Потому-то Его приход и становится событием, не вмещающимся в рамки земной истории, а людям, целиком ей принадлежащим, видна лишь малая часть происходящего. Тем же, кто, как Иоанн, понимают, что происходит на самом деле, становится ясно, что в мир вошёл Тот, Кто всю земную историю заключил в Себе Самом, так, что впереди Него не дано встать никому.

Иоанн Креститель говорит об Иисусе, что не знал Его, хотя он Его родственник. Он говорит, что не знал, что Иисус — Мессия, что Иисус и есть тот Агнец, который взял на себя грехи мира, что Иисус — Сын Божий.

Мы позволяем себе судить о людях, совсем не зная их. Никто из нас не вправе сказать, что знает другого человека, потому что Бог всегда может помочь человеку измениться и стать настолько другим, что мы скажем, что не знали его. Но какой должна была быть вера Иоанна Крестителя, чтобы поверить, что Мессия — это Иисус, его близкий!

И если у нас не будет такой веры, мы никогда не научимся принимать близких такими, какие они есть, и любить их, и никогда не сможем измениться сами. Ведь мы часто говорим, что уж себя то мы знаем и знаем, что это мы можем, а это нет. Но Бог знает нас лучше, Он сотворил нас и Он знает, что с Его помощью мы можем намного больше, а без Бога — ничего.

При чтении сегодняшнего отрывка возникает вопрос: почему всё же Иоанн Креститель не даёт никакого определённого ответа на заданный ему вопрос о его служении (ст. 19 – 23)? В самом деле, он имел полное право определить свою миссию, как именно пророческую, и такой ответ вполне удовлетворил бы посланную Синагогой для проверки комиссию (ст. 24 – 25). Но Иоанн принципиально отказывается говорить о своём служении как о чём-то имеющем собственное значение. На свою миссию он смотрит лишь как на предварительный этап, необходимый для того, чтобы подготовить народ к приходу Мессии-Христа, и вне контекста этой задачи служение Иоанна, как видно, теряет всякий смысл, в том числе и для самого пророка (ст. 25 – 27). И именно такой взгляд на собственную миссию, вероятно, позволяет Иоанну увидеть и узнать Мессию (ст. 29 – 34). Ведь для того, чтобы узнать Христа, Его мало просто увидеть физически. Внешне Иисус мало отличался от обычного человека. Конечно, то, что говорил Он, можно было услышать не каждый день и не от каждого, но главное всё же было не в словах. Главное было в том Царстве, которое Он нёс с Собой повсюду, куда направлялся. И потому для того, чтобы узнать в Иисусе обещанного Богом Мессию-Христа, нужно было прикоснуться и приобщиться к Царству. Но приобщиться к Царству можно лишь при одном, очень важном, условии: ищущий его должен забыть о собственной значительности, забыть о том, что он, равно как и его дела и служения, могут значить что-то сами по себе, помимо Царства, в которое он хочет войти. Быть может, потому Иоанн и не хочет свидетельствовать о себе, как о пророке: ведь все великие пророки Израиля имели собственную миссию, и каждая из них была, в известном смысле, самодостаточной. Каждый пророк был величиной сам по себе, и это всегда замечали окружающие, даже тогда, когда (как и бывало чаще всего) сами пророки ничего такого не хотели. Но в те времена заметность пророка помогала решению главной задачи, порученной Богом тому или иному из своих служителей. Теперь же, как видно, задача состояла именно в том, чтобы указать на Мессию, а самому остаться как можно менее заметным. И Иоанну Крестителю удаётся этого добиться: он тонет в сиянии грядущего Мессии. И в сиянии Царства, которое Мессия несёт с собой.

Почему именно Иоанн? Что позволило ему узнать идущего в мир Мессию? А главное — как, по каким признакам можно было Его узнать? Внешне Он не отличался от других людей. Конечно, когда Он уже начал Своё служение, всем, Его видевшим, было очевидно, что Он — не обычный человек. Но Его принимали за пророка или за великого учителя. Некоторые даже за Мессию — но в том смысле, в каком это понятие существовало на уровне массового религиозного сознания той поры. А Иоанн рассмотрел в Нём Мессию ещё тогда, когда никаких внешних признаков мессианства в Нём не было заметно.

Что же увидел в Нём Иоанн? Наверное, то самую полноту Божьего присутствия, которая была Ему свойственна с рождения. Это единственное, что пребывало в Нём всегда, даже тогда, когда Он ещё ничем Себя внешне не проявлял. Но заметить такое мог лишь тот, кто привык слушать и слышать Бога в тишине. В безмолвии. В той внутренней тишине, в которой услышал Его зов Илия, когда по Его слову пришёл на Синай. А чтобы научиться этому, надо полностью отказаться от себя. Не от своей личности, а от тех условных её границ, которые определяются не изнутри самой личности, а извне её. Социумом. Религией. Условностями межчеловеческих отношений.

Иоанн ведь не случайно отказывается определить своё служение, его смысли и характер, перед представителями Синедриона (это, очевидно, именно от Синедриона были посланы священники и левиты, пытавшиеся выяснить у Иоанна, кто он, собственно, такой). Мы ведь знаем его как пророка. И не только мы: Сам Спаситель называет его «величайшим из пророков». Так почему же он сам не сказал этого прямо посланным к нему от Синедриона людям? Они ведь именно и хотели, чтобы он всё сказал им прямо. Но Иоанн отказывается.

Потому, что понимает: ни в какие традиционные, людьми определённые и обычными человеческими словами описываемые, рамки его служение не вмещается. Он — вне рамок. Любых. Даже, казалось бы, вполне ему подходящих. Он — просто голос. Голос Бога, обращающегося к людям. Кричащего людям, не желающим слышать. И ничем другим он быть не может — иначе он не сможет исполнить порученное ему Богом. Абсолютная определённость служения и полная отрешённость от любых форм. Вот в таком духовном состоянии и можно узнать Мессию. Увидеть Его. Встретиться с Ним. И пойти за Ним — туда, куда Он поведёт.

Перед нами свидетельство Иоанна Крестителя о крещении Иисуса, дошедшее до нас благодаря ученикам, и если прочие евангелисты опирались на рассказы других людей, то евангелист Иоанн сам является свидетелем. Благодаря этому мы можем прикоснуться к тому, как воспринял Величайшего из сынов человеческих величайший из пророков.

Мы так привыкаем к тому, что проповедь называется свидетельством, что начинаем воспринимать такое определение исключительно как фигуру красноречия. А между тем оно имеет самый прямой смысл: проповедующий должен отвечать за правдивость своих слов, подобно свидетелям на суде, и подобно свидетельским показаниям проповедь способна оказать воздействие на судьбу услышавших её. Может быть, она повлияет на выбор решения, ведущего к жизни или к смерти.

Само крещение практически не описано, в центре внимания евангелиста - события, связанные с ним и происходившие в те дни. Заметим, однако, что Иоанн Креститель, сравнивая Духа с голубем, не уподобляет Его тварной птице буквально, но проводит сравнение, пытаясь подобрать образ для выражения невыразимого.