Мысли вслух на Пс 68:1-37

Как можно относиться к плачущему человеку? Многое, конечно, зависит от того, кто увидел чужое горе. Но всё же даже в падшем мире чужое горе чаще вызывает сочувствие, чем злорадство. Исключение составляют случаи, когда плачет враг, которого мы ненавидим. И, хотя Библия советует не злорадствовать и в этом случае, а Евангелие прямо такое злорадство запрещает, избавиться от него оказывается далеко не просто. Но бывает и кое-что похуже. Речь о ситуациях, когда человек плачет оттого, что искренне раскаивается в своих грехах, а окружение его составляют люди глубоко и искренне религиозные. Конечно, о злорадстве в таких случаях речь, как правило, не идёт, особенно, если дело происходит в среде христианской: всё-таки теоретически все христиане (или те, кто себя таковыми считают) признают, что безгрешных людей нет, и раскаяние в совершённом грехе здесь считается нормой. Что же касается времён дохристианских, то тогда, в частности, и в яхвистской среде, на грешника, даже невольного, смотрели, как на неудачника, а на того, кто грешил сознательно, как на человека конченного, с которым не о чем и говорить. Тут, конечно, плач о грехах сочувствия вызвать никак не мог. Но так ли уж отличается в этом отношении ситуация в среде христианской? Конечно, открыто насмехаться над кающимся или презирать его никто не будет. Но вот своеобразного снисходительного «христианского» сочувствия обычно более, чем достаточно. Быть может, и из-за такого отношения в том числе (хотя, разумеется, не только поэтому) исповедь уже в Средние века стала делом, фактически, интимным: христиане стали стесняться своей греховности. Не стыдиться греха, а именно стесняться греховности. Точно так же, как стеснялись её нередко в дохристианские времена. Греха стали стесняться, как в пуританском обществе дурной болезни. И тем самым серьёзно осложнили себе духовную жизнь, которая предполагает, в том числе, и целенаправленную работу по исцелению человека от его грехов. Ведь в церковь человек приходит, помимо прочего, и для этого тоже. И чем меньше будет здесь ложного стыда, тем быстрее пойдёт исцеление.

Образ человека, неправедно гонимого и не находящего себе места посреди притеснений издавна истолковывается как один из пророческих образов страдающего Мессии. На то есть все основания: многие подробности, изображённые в псалме, сбылись в земной жизни Спасителя, вплоть до желчи и уксуса, которыми Его поили.

Тем не менее полностью отождествлять человека, повествующего о своих страданиях, с грядущим Мессией нам не позволяет, например, его самокритичное признание: "Боже! Ты знаешь безумие мое, и грехи мои не сокрыты от Тебя". Этот человек не отрицает свою вину и грехи, он их признаёт и исповедует. Но и не признавая себя безупречным, он продолжает надеяться на Господа, тем более, что наличие грехов не делает его гонителей вершителями справедливости.

Можно было бы сказать, что два прочтения псалма противоречат одно другому. Но противоречие снято реальностью Голгофы, где Спаситель искупил наши грехи, разделив страдания со всеми, кому довелось их испытать, а значит, и со слагателем этого псалма.