Мысли вслух на Ион 4:1-2

Человек нередко оказывается куда мстительнее Бога. Таким описан в одноимённой книге и Иона. Он уже забыл, что сам оказался вовсе не идеальным служителем Божьим, что Богу пришлось доставить его на место проповеди не без скандала, притом несколько необычным способом.

И вот теперь, когда он всё же исполнил поручение Божье, у него осталось лишь одно желание: чтобы поставленная перед ним задача оказалась… проваленной. Как же ещё можно было бы расценить ситуацию, когда в городе после проповеди Ионы не оказалось бы ни одного обратившегося, так, что Ниневию осталось бы только уничтожить, стереть с лица земли вместе со всеми её жителями, показавшими свою полную неготовность к исправлению?

К счастью, всё произошло совсем не так, Ниневия именно покаялась и обратилась, притом обратилось, судя по рассказу Книги Ионы, большинство её жителей. Оглушительный успех! Город спасён! Но Иону это отнюдь не радует.

Почему же так? Что мешает пророку радоваться вместе с Богом хорошо исполненному поручению? Наверное, те устоявшиеся мнения и предрассудки, которые были свойственны его соотечественникам.

Книга Ионы была написана, приблизительно, в середине или в начале VIII в. до н.э., когда Ниневию считали худшим местом на свете и средоточием мирового зла: ведь она была столицей Ассирийской империи, которую ненавидели все, включая евреев. Такой город, с точки зрения Ионы, мог заслуживать только одного: уничтожения. Он и ехать-то туда не хочет именно поэтому: Иона знает, что, если в городе появляется пророк, этот город получает шанс, пусть и небольшой, на спасение.

Иона не хочет, чтобы Ниневия спаслась, пусть даже обратившись к Богу, он хочет, чтобы она погибла, потому, что, на его взгляд, ничего другого она не заслуживает. Иона — еврей, житель Иудеи, у него, как и у многих его соотечественников, с Ассирией личные счёты. Даже если жители Ниневии раскаются, Иона отнюдь не готов видеть в них братьев, пусть они теперь и обратились к его Богу. Ему не надо таких братьев, он не хочет, чтобы у его Бога появились такие поклонники. Он так прямо и говорит Богу: я знаю Твоё милосердие и с самого начала боялся, что Ты окажешься милостив к тем, с кем я бы не хотел делить Твоё милосердие. Но Бог не человек. В отличие от Ионы, Он готов принять каждого раскаявшегося и обратившегося. Даже ниневитянина.

Книга Ионы — наверное, одна из самых замечательных притч о пророке всех времён и народов. Пророк, который не хочет идти туда, куда послан Богом; который пытается сбежать и которого Бог со скандалом доставляет на место, где он должен свидетельствовать; пророк, добивающийся, вопреки своим собственным ожиданиям, оглушительного успеха (шутка ли, обратить Ниневию: это было почти равносильно обращению того Вавилона, о котором упоминает Книга Откровения) и очень своим успехом расстроенный.

После такого уж точно ни у кого не возникло бы мысли, что пророки как люди принципиально лучше всех остальных. Но всё же: чем так расстроен Иона? Ведь город обратился, его жители раскаялись во всех грехах, и Бог простил их и предотвратил гибель тех, кто, казалось, был обречён. Разве пророк тем самым не достиг цели, разве он не исполнил поручения Божия? А если исполнил, о чём печаль, почему Иона так расстроен и огорчён?

Очевидно, как раз именно тем, что его проповедь оказалась столь успешной. Он-то надеялся, как видно, на совсем другой успех, он был бы рад выступить предвестником и провозвестником гнева Божия, обрушивающегося на голову грешников. Он уже, наверное, мысленно видел, как этот самый гнев обрушивается на головы ниневитян. И вдруг всё насмарку. Народ раскаялся, громы и молнии на головы нечестивцев отменяются.

Порок как будто забывает, как сам он едва не стал отступником, что только усилия Бога позволили ему стать тем, кем он стал — обличителем грехов целого города. Но здесь, конечно, не одно желание посмотреть на наказание нечестивцев. Здесь вполне естественное желание глубоко и искренне религиозного, но падшего человека видеть наказанным не только грех, но и самого грешника.

Только дыхание Божие, дыхание Царства может сделать так, что человек будет продолжать ненавидеть грех (одинаково свой и чужой), любя при этом своего грешного ближнего так же, как он любит грешного себя. У Ионы это ещё впереди: Бог даст ему почувствовать, что такое жизнь без любви, на примере сжигаемой солнцем пустыни, где нет ни клочка тени. И тогда Иона поймёт всё. И уже не будет расстраиваться оттого, что грешники не погибли, а раскаялись, обратились и остались живы.

Иона опечален прощением грешников до такой степени, что хочет умереть, он недоволен тем, что Бог благ и милостив. Поразительно, с какой лёгкостью стремление к справедливому возмездию переходит, прямо скажем, в богоборчество, доходящее до отказа от дарованной Богом жизни. Причина тому - претензии человека на то, что "он лучше знает, как надо правильно". Одновременно с этим - вот ведь раздвоение личности! - Иона не верит милосердию Бога, он делает себе кущу для того, чтобы, сидя в тени, увидеть, что будет с городом, то есть всё ещё надеется увидеть, как город будет наказан.

Удивительно, как тонко здесь передана широко распространённая психология "благочестивого гнева", мыслящего справедливость в отрыве от милосердия. Между тем лёгкость, с которой стремление к "справедливому возмездию" перерастает в недовольство Богом и желание "правильно" решать вместо Него, заставляет задуматься: не так ли начинался бунт падшего ангела?

Но не наша это забота - судить от Имени Бога и требовать от Него кар и истреблений тех, кто нам ненавистен. Да, многие из людей ждут от Господа именно этого, и трудно упрекать в этом тех, кто постоянно страдает от зла. С каждым Господь разберётся, и ничто не останется без последствий. Но Господь пришёл в мир не карать, а спасти нас.

«Ну и чего ради Ты меня гонял в такую даль? Что, Ты Сам, что ли, не мог все сделать? Так зачем было меня туда спроваживать? Заставил делать меня абсолютно пустую работу...» Это человеческая реакция при одном варианте развития событий. Если все повернулось иначе, то выходишь из города, смотришь, как он гибнет, и, махая пальцем, говоришь: «Я их предупреждал! надо было слушаться», — или по-прежнему продолжаешь зудеть: «И чего ради Ты послал меня в такую даль, им даже это не помогло, они все равно не прекратили...» Но это лишь означает, что не надо относиться к себе слишком серьезно. В ряде случаев мы просто почтальоны. Почтальон, приносящий весть, не может и не должен иметь свое мнение о смысле письма, потому что он его должен донести, а прочитать и принять к сведению должен другой. И не дело почтальона ругать Отправителя. Потому что по почтовому законодательству именно Отправитель оплачивает жизнь почтальона.