Мысли вслух на 1 Ин 2:22-28

Слова Иоанна о том, что не имеющий Сына не имеет и Отца, многим кажутся чрезмерно жёсткими. Оно и неудивительно: поглядев по сторонам, они видят множество людей, которые, не будучи христианами, тем не менее имеют опыт самого настоящего, подлинного и глубокого, богообщения. Для других (в этом случае речь идёт, разумеется, о христианах) слова апостола становятся основанием для отвержения всякого нецерковного духовного опыта как духовно недоброкачественного, а то и прямо бесовского: если, говорят они, «не имеющий Сына не имеет и Отца», значит, никаких откровений не может быть ни у кого, кроме христиан. Всё остальное в таком случае — аберрация духовного зрения, мираж, «прелесть».

Между тем, апостол говорит не о тех, кто никогда не знал Христа, а о тех, кто, зная Его, оставил и пошёл своей дорогой. Это, конечно, совсем другая духовная ситуация. Мы не знаем и не можем знать, какие планы у нашего Спасителя относительно тех, кто не знает Его и не имеет отношения к Церкви. Ясно одно: Он никогда не говорил, что ограничит Свою духовную работу только церковными рамками.

Церковь — Его тело, но это не значит, что все остальные Ему безразличны. Так же, как не означает это и того, что ни у кого, кроме христиан, не может быть никакого подлинного духовного опыта. Божье дыхание охватывает собой весь мир, и каждый ищущий может его ощутить. Другое дело уход от Христа и из Церкви: это фактически отказ от избранного духовного пути, разрушающий духовную жизнь уходящего. И дело тут не в том, что Бог хочет наказать такого человека и лишает его возможности общения с Собой.

Дело в том, что отказ от своего духовного пути означает неизбежную духовную деградацию. Это не шаг назад, не возвращение к тому, что было до обращения, это разрушение того, что было сделано за всё время пути. Образно говоря, отказ от избранного духовного пути — не возвращение к подножию той горы, на которую когда-то начал своё восхождение, а падение в пропасть. И тут уже, конечно, ни о какой полноценной духовной жизни, а значит, и о подлинном духовном опыте, говорить не приходится. О чём и свидетельствует апостол.

В сегодняшнем чтении апостол Иоанн предлагает нам критерии определения истинности и приемлемости того или иного учения или высказывания, касающегося отношений человека и Бога. Первый критерий даётся в стихе 24: «Что вы слышали от начала, то и да пребывает в вас; если пребудет в вас то, что вы слышали от начала, то и вы пребудете в Сыне и в Отце». Иначе говоря, первое условие пребывания в общении с Богом — это верность евангельскому учению. Но есть и второй критерий, о котором Иоанн говорит в 27 стихе — помазание. Что это? В иудейской терминологии помазание было внешним знаком избрания и благословения Божия. Вероятно, здесь под помазанием подразумевается не только благословение, но и живое присутствие Святого Духа в сердце — не случайно это «живое» помазание, как говорит Иоанн, «учит нас всему». Итак, первый критерий — евангельское учение, второй — наши живые отношения с Богом. На пересечении этих критериев — учение Церкви, которое создано именно на основе Писания и живого опыта отношений с Богом.

О вечной жизни сегодня знают не только христиане, о ней слышал, наверное, каждый. Но о чём говорит апостол? Ответ кажется очевидным: о жизни после смерти, которую обычно и отождествляют с Царством Божиим. При этом предполагается, как нечто само собой разумеющееся, что вечная жизнь начинается «там», «за гробом», в посмертии, а та жизнь, которой мы живём здесь, по определению может быть только временной. Но это ли имеет в виду Иоанн? По смыслу греческого текста, «вечная жизнь» — не столько жизнь, продолжающаяся вечно, сколько жизнь, принадлежащая вечности. А это, конечно, не одно и то же. В принципе, жизнь, продолжающуюся вечно, можно представить себе, по крайней мере, теоретически, даже применительно к непреображённому человеку в непреображённом мире.

Более того: Библия не даёт нам оснований сомневаться в том, что до грехопадения человек (ещё непреображённый, но также и безгрешный) обладал тем, что можно было бы назвать практическим бессмертием: в принципе умереть он мог, но смерть, в том числе и смерть от старости, не была для него неизбежной. Однако к вечности в новозаветном смысле даже эта безгрешная, но естественная жизнь отношения не имела. В самом деле, Иоанн, как и другие апостолы, говоря о вечности, имеет в виду прежде всего Царство Божие.

Вечность Царства — не линейная, дурная бесконечность, не череда мгновений, тянущихся из прошлого в будущее, а полнота времён, где всё сущее существует, как единое целое, не раздробленное на сменяющие друг друга мгновения, подобно тому, как пребывает оно в непреображённом мире. И жизнь вечной, очевидно, можно считать лишь жизнь, связанную с этой полнотой времён, укоренённую в ней, а значит, укоренённую в Царстве. Царство же для нас, если мы христиане, — не будущее, а настоящее. Конечно, в нашем преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире оно — не единственная реальность.

Впредь до полного преображения в нём будет сохраняться и заявлять о себе, наряду с Царством, входящим в мир, и прежний порядок вещей. Но жизнь вечная, о которой говорит апостол, уже сейчас может быть и действительно является частью Царства, независимо от того, где протекает её экзистенция. И в конце времён эта укоренённость станет видимой каждому, с тем, чтобы каждый, приобщившийся к вечной жизни, обрёл бы ту полноту Царства, которой искал.

И в евангельскую эпоху, и в более ранние времена в синагогальной и околосинагогальной среде одним из наиболее популярных и наиболее обсуждавшихся вопросов был вопрос о том, что можно и нужно сделать, чтобы иметь право войти в мессианское Царство, или, другими словами, что делать, чтобы «наследовать жизнь вечную», как сформулировал это один обратившийся к Иисусу искатель праведного пути.

Такая постановка вопроса предполагала, что Царство можно так или иначе заслужить, что человек принципиально способен если не создать это Царство своими силами (ничего подобного, разумеется, не могло прийти в голову ни одному нормальному иудею), то, по крайней мере, внести свою достойную лепту в его созидание, когда придёт Мессия. А оказалось всё совсем не так. Оказалось, что ничем помочь Мессии в созидании Его Царства не может никто. И не только потому, что этому мешает человеческая греховность, но и потому, что Царство невозможно строить по законам непреображённого мира, а ни по каким другим законам мы, живущие всецело жизнью этого мира, его строить не сможем.

Зато мы можем другое: принять Царство, принесённое в мир не нами, и нести его дальше. Собственно, к этому и призывает Иоанн адресатов своего послания: он говорит о «пребывании в Нём», имея в виду, разумеется, Спасителя. В самом деле: ведь Царство Спаситель несёт в Себе и с Собой, в Нём вся его полнота, которой Он может и готов поделиться с нами. В этом отношении нам нечего привнести в созидание Царства, мы ничем не можем его дополнить, мы можем его лишь принять, как дар, заслужить который невозможно никому из людей.

Даже наша праведность, которая, в сущности, есть лишь отражение праведности Божией, не дополняет Царства: ведь и она, по сути, не наша, она не принадлежит нам по природе, если мы праведны, то не своими силами и вопреки собственной греховности. А вот для того, чтобы нести Царство дальше в мир, мы можем пригодиться, и тут наша праведность лишней не будет. Конечно, для этого надо сначала приобщиться Царства и его жизни, чтобы было, что нести. Но, с другой стороны, раз приобщившись, останавливаться уже нельзя: ведь в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире Царство может существовать лишь в динамике, оно или расширяется, распространяется по миру, овладевая всё новыми сердцами, или исчезает, становясь невидимым.

А мы, как обитатели Царства, живущие на границе, отделяющей его от непреображённого мира, оказываемся на волне этого врывающегося в мир преображающего дыхания. И, если мы хотим остаться жителями Царства, мы не можем не дышать им, а значит, не нести его дальше. Только так, по мысли апостола, пребывая во Христе и живя Его жизнью, мы сможем в день возвращения Спасителя предстать перед Ним, как свои, как участники того дела, которое Он начал и в котором позволил нам участвовать. Дела, благодаря которому у нас появилась возможность жить жизнью, которая иначе навсегда осталась бы для нас недостижимой.

Кого имеет в виду апостол, говоря об «антихристах»? Наше сегодняшнее словоупотребление связывает образ антихриста с чем-то инфернальным, для нас антихрист — непременно исчадие ада. Между тем Иоанн, очевидно, употребляет это слово в его первоначальном значении: антихрист — тот, кто выступает против Христа, против Мессии. Антимессианист. И апостол предлагает один из первых, кажется, в истории Церкви символов христианской веры, который сводится к одной фразе: тот, кто не принимает Иисуса как Христа, как Мессию, тот не христианин. Отказываясь от такого признания, человек теряет и Отца, само богообщение для него становится невозможным. Такое утверждение может показаться слишком жёстким.

Да и опыту духовной жизни оно, как кажется, противоречит: вряд ли сегодня можно сомневаться в том, что опыт богообщения возможен и в других традициях, помимо христианской. Но Иоанн делает одно существенное уточнение. Он говорит об упоминаемых им антихристах, что они «вышли от нас», из христианской среды, из Церкви. И тем доказали, что «никогда не были нашими». Речь, как видно, идёт не просто о нехристианах, а о христианах-отступниках. О тех, кто уже вошёл в Церковь, а потом сам, по собственной воле, её покинул.

Не о тех, кто ищет свой духовный путь или нашёл его вне Церкви, а о тех, кто со своего пути свернул или вовсе от него отказался. А такой отказ всегда чреват серьёзными духовными последствиями, вплоть до утраты возможности осознанного богообщения. И касается это не только христиан, хотя на христианах, конечно, ответственность особая. Всякий отказ от своего духовного пути, каким бы путь ни был, ведёт к аналогичным последствиям. Просто потому, что всякий шаг на духовном пути человека меняет, меняет объективно и необратимо.

Уходя из Церкви, человек не возвращается в то состояние, в котором он находился до обращения и до крещения. В него вообще после крещения вернуться невозможно. Можно стать неверующим и нецерковным человеком, но «обратно некрещёным» не станешь. А непрожитая до конца духовная жизнь — штука неприятная, она всегда за себя мстит. Данные человеку возможности могут разрушить его жизнь, если человек не хочет их использовать. И применительно к духовным возможностям это справедливо больше, чем применительно к любым другим.

В наше время снова, как уже не раз бывало, у многих христиан усилилось напряжённое ожидание прихода антихриста. У нас нет оснований отвергать пророчества о приходе в конце времён сына погибели, противящегося Богу, хотя бы уже потому, что такое противление, то усиливаясь, то ослабевая, происходит на протяжение всей истории. Но страх перед антихристом не должен парализовать до такой степени, чтобы мы смогли забыть, что Христос сильнее и в перспективе конца времён антихрист уже потерпел поражение. Между тем, читая некоторые популярные брошюры о близком конце света, в которых страх перед надвигающейся тьмой перевешивает надежду на спасение, трудно отделаться от впечатления, что силы зла усиленно стараются внушить христианам сознание своей непобедимости. Кроме того, кого только за минувшие века не принимали за антихриста!

Но, не зная времени прихода главного, окончательного антихриста, мы имеем возможность вовремя распознавать многочисленных “малых антихристов”, а не умея распознавать их, мы уж точно не научимся распознать главного. И здесь Иоанн указывает на их признаки. К слову, мы привыкли переводить греческое анти как против, но это слово имеет ещё одно значение — вместо. Антихрист не только выступает против Христа, но и хочет, вытеснив из сознания верующих, заменить Его собственной фигурой. А мы могли бы перечислить великое множество современных лжепророков, претендующих на эту роль и сумевших обмануть, а нередко и погубить, очень многих людей.

Слова апостола о том, что «всякий, отвергающий Сына, не имеет и Отца», перекликаются со словами Христа: «...никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня» (Ин. 14:6). До сих пор многим трудно принять это, и слова апостола могли бы показаться излишне суровыми, если бы не отражали реальность: устремляться к Отцу можно, можно и иметь о Нём некоторое представление, не зная Сына, но жизнь в единении с Богом возможна только во Христе.

Слова апостола Иоанна в сегодняшнем отрывке из его Первого соборного послания во многом продолжают образ мыслей и высказываний Бога через ветхозаветных пророков. Многие из них говорили о том, что основной причиной греха и беззакония в людях является незнание Бога. Не отсутствие информации о нормах закона, а отсутствие богопознания. И вот, после всех событий земной жизни, смерти и воскресения Христовых, апостол говорит о том, что теперь нам открыта истина о Боге. И эта истина такова, что дает нам возможность пребывать в Отце и Сыне. Что же это значит, как понять эти слова о пребывании в Боге?

Сам апостол объясняет это знаменитыми словами: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими». И, снова возвращаясь к одной из основных тем послания, он говорит об отличительных чертах детей Божиих. Это делание правды и любовь к братьям.

Хотя апостол говорит в этом отрывке только об Отце и Сыне, тем не менее, его откровение все равно носит троичный характер. Потому что интонация удивительной чистой нежности и света ясно свидетельствует о том, что он пишет, вдохновляясь Духом.