Мысли вслух на Иов 37:1-24

В завершение своей речи Элиу произносит самый настоящий панегирик Богу, достойный того, чтобы стать гимном, если его положить на музыку. Это не просто декламация артиста. Перед нами яркая речь проповедника-харизмата, каким, судя по характеру его речи, и был Элиу. Своё обращение к Иову он завершает свидетельством о величии и могуществе Бога, сотворившего мир и управляющего им. Это величие и могущество в глазах Элиу оправдывают всё, что может произойти с человеком. Человек слишком мал, чтобы какие-нибудь его беды или несчастья могли нарушить величественную гармонию творения.

Проблемы песчинки или капли воды — ничто по сравнению с космосом. А именно в космических масштабах проявляется и Божья сила, и Божья премудрость. И что такое человек, чтобы на фоне вселенского величия подвергать сомнению Его силу и Его мудрость лишь из-за собственных страданий? Такой взгляд может показаться худшим образчиком теодицеи. Но важно помнить, что Элиу выступает тут отнюдь не как богослов-теоретик.

Он говорит как харизмат, увлечённый действием той самой Божьей силы, которую воспевает. И это многое объясняет. Охваченный экстазом человек порой действительно склонен забывать и о себе, и о других. Особенно если источником экстаза становится внешняя по отношению к человеку сила, хотя бы и сила Божья, а не его собственное осознание Божьего присутствия и Божьей воли. Охваченный этой внешней силой, человек совершенно искренне не видит и не замечает никаких проблем ни у себя, ни у других.

А если и замечает, то остаётся в уверенности, что все они — лишь иллюзия по сравнению с той силой, которая ему открылась. И человеку нечего жаловаться — пусть соприкоснётся с той же силой, с тем же Божьим дыханием, и всё встанет на свои места. На языке харизматов именно это и называется обычно «познать Бога». С точки зрения Элиу, Иов Бога по-настоящему не знает, отсюда и его жалобы, и требования какой-то встречи, какого-то суда. Элиу уверен, что Иов ведёт себя неадекватно, и надеется, что его пламенная речь, свидетельствующая о силе Бога, о силе, которую он сам познал, поможет понять Иову, что к чему и откроет ему истину.

Как красиво звучит в устах Елиуя гимн всемогуществу Божьему, и каким кошмаром заканчивается его речь. Бог, повелевающий стихиями – кто может противостать Ему? Все, происходящее на земле, снег и зной, дождь и сияние солнца – все в руке Божьей, во всем видит человек проявления Его могущества. Это так; от века стихии проповедуют славу Божью, и человек не перестает удивляться этому. Эта возможность увидеть десницу Всевышнего за всем, что нас окружает – великий дар, за который нам следует всегда благодарить Бога. Апостол Павел говорит в Послании к Римлянам, что этот дар дан всем, даже язычникам. Гимн Елиуя тоже прославляет Бога, могущество Которого явлено в творении.

Но Елиуй говорит все это, имея в виду, что Бог – там, в небесах. Он занят чудными делами, Он управляет Вселенной и устанавливает равновесие облаков. «Знаешь ли ты, как Бог делает все это» – спрашивает он Иова. Бог непостижим, и взывать к Нему как к Личности для Елиуя бессмысленно. С сарказмом он вопрошает Иова: «Научи нас, что сказать Ему?». С Кем хочет говорить Иов, Чьего ответа он добивается? Бога не видно, и вместе с друзьями Иова Елиуй насмехается над Иовом: «Мы в этой тьме ничего не можем сообразить».

Следующая фраза Елиуя звучит по-разному в разных переводах; Септуагинта и следующие ей версии расходятся здесь с еврейским текстом. Два ключевых аспекта характеризуют смысл этих слов Елиуя. «Кто сказал, что сказанное доносится Ему?», - как выражается Синодальный перевод. Елиуй не просто сомневается в том, что Бог слышит человека; скорее, он уверен в обратном. «Кто с Ним заговорит – погибнет», - передает ту же фразу перевод Десницкого (примерно так же выражаются Вульгата и ряд европейских переводов). Елиуй считает, что Бог слишком велик, чтобы диалог с Ним был возможен. Ослепительное сияние славы Божьей, которое воссияет, как солнце среди туч, невыносимо для человека. «Мы не постигаем Его», - говорит Елиуй; поэтому остается только верить в Его праведность и трепетать, довольствуясь жалкими богословскими объяснениями происходящего в жизни.

Заканчивая свою речь, Элиу продолжает начатый им гимн величию и премудрости Творца (ст. 1 – 24). На первый взгляд может показаться, что он ничем не отличается от таких же славословий, уже произнесённых как самим Иовом, так и его друзьями. Но завершает Элиу свою речь упоминанием о праведности Бога, о Его справедливом суде и о том, что Бог никого не угнетает (ст. 23). Мудрые сердцем, говорит Элиу, испытывают перед Богом «страх», тот священный трепет, о котором древние мудрецы говорили, что он — источник подлинной мудрости (ст. 24). Казалось бы, в этих словах Элиу нет ничего особенного, он лишь повторяет то, что в его времена в рассуждениях о мудрости давно уже стало общим местом. ННо по существу Элиу, напоминая о страхе Божием, как об основе подлинной мудрости, имеет в виду совсем не то, о чём говорили древние. Говоря о страхе Божием, или о священном трепете, они имели в виду, прежде всего, то состояние, которое охватывает человека, встретившегося с Богом лицом к лицу. Оно было вызвано именно осознанием того, что происходит нечто невероятное, что человек оказался в непосредственной близости с Тем, Кто по существу бесконечно далёк от человека.

Такое переживание является в основе своей сверхъестественным, оно связано с осознанием невероятности происходящего, с реальностью чуда, которым является каждый шаг, сделанный Богом навстречу человеку. Неудивительно, что реальность невозможного, которое становится возможным благодаря прямому вмешательству Бога в жизнь человека, вызывает у этого человека благоговение перед Богом и священный трепет перед Ним. Элиу же говорит о другом. Он имеет в виду вполне естественное чувство восхищения, охватывающее человека при виде величия и красоты Божьего мира. Конечно, в этой красоте действительно проявляется мудрость и могущество Творца. Но ничего сверхъестественного в том переживании, которое охватывает человека при виде красоты творения, нет. Разумеется, верующий человек прекрасно понимает, Кому обязан мир своей красотой, величием и гармонией. Но он также понимает и то, что мир — не более, чем зеркало, отражающее своего Творца. Можно восхищаться отражением Творца, которое прекрасно постольку, поскольку прекрасен Отражающийся. Но едва ли кому-нибудь придёт на сердце испытывать священный трепет перед отражением Того, Кто этот трепет вызывает. Элиу же призывает Иова довольствоваться отражением, не претендуя на большее.