Мысли вслух на Ин 13:1-15

Только одно слово приходит на ум, когда речь заходит об умовении ног, когда вспоминаешь и представляешь себе то, что кто-то умывает тебе ноги: «пронзительно». И это пронзительно, когда это делает брат или сестра, и даже не возникает мысли о том, что это мог делать твой Господь… Насколько безоружным, беззащитным оказываешься ты, с трудом накапливая доверие, чтобы покорно и смиренно принять этот удивительный дар. Обнаженное сердце замирает, почти останавливается от глубины ощущений и чувств. Когда же ты сам умываешь ноги, оно бьется желанием высказать всем этим действием ту любовь, которая умножается с решением умыть кому-то ноги. Сердце бьется, повелевая бережно прикасаться к ногам брата или сестры, понимая, что доверие, оказанное тебе, граничит с болью. И Господь, который призывает нас творить это, присутствует рядом, благословляя открытость и умножая любовь. Однако Его указание умывать друг другу ноги касается не только этого действия, оно должно пронизывать все наше общение. Но такое состояние духа, которое дает тебе возможность быть «умывающим» или «умываемым», возможно лишь с присутствием Иисуса в твоем сердце. Ведь именно Он может занять в наших сердцах места гордыни, страха довериться, нежелания служить ближнему.

Иисус омыл ноги всем ученикам. И Иуде. Это говорит нам о совершенстве любви Божией к нам, от которой ничто не может отделить нас. И поэтому Господь дает нам свободу, возможность выбора в любой момент. В любой момент нашей жизни мы можем оказаться предателями, и может быть именно в этот момент Господь захочет омыть нам ноги, но мы не заметим этого. А можем, наоборот, заметить, принять любовь и вернуться к Богу, отказавшись от предательства.

В наши дни омовение ног в некоторых церквях и общинах превращается иногда в подобие своего рода мистерии, символизирующей смирение и служение. А между тем, в евангельские времена в этом не было ничего таинственного и необычного. Обувь тогда в Палестине носили открытую, на босу ногу, а за столом не сидели, а лежали на особого рода ложах, и вымыть ноги в этом случае было так же необходимо, как и руки. Чаще всего ноги гостям мыл специально к этому делу приставленный раб, а если его не было, гости делали это сами: на дворе, у входа, обычно стояли специально для этого предназначенные сосуды с водой. Иногда, в знак особого уважения к почётному гостю, сам хозяин дома мог помочь такому гостю вымыть ноги. Эта работа считалось одной из наименее почётных, хотя она была абсолютно необходимой. И вот теперь, во время Тайной Вечери (точнее, перед её началом), Сам Иисус берёт её на Себя. Такое поведение, было, как минимум, необычно: кому-кому, а Иисусу мыть ноги гостям никак не приходилось. Но Он делает это, подавая пример Своим ученикам. И дело тут не в каком-то особом самоуничижении: Он хочет лишь дать понять апостолам, что такое настоящее служение, когда делаешь то, что нужно сделать для Бога и для ближних, не думая и не заботясь о собственном статусе и престиже. Не случайно Иисус решительно пресекает попытку Петра превратить обычное мытьё ног в некий род ритуального омовения: когда апостол просит своего Наставника омыть ему не только ноги, но также руки и голову, Тот отказывает ему, говоря, что в таком омовении нет необходимости. Апостолам приходится смириться с тем, что их Учитель берёт на себя работу раба, работу грязную и непрестижную. А Учитель между тем даёт им пример настоящей любви и настоящего смирения.

В евангельском рассказе об омовении Иисусом ног Своим ученикам мы часто склонны видеть нечто значительное и загадочное, иной раз чуть ли не мистическое. Иногда в некоторых христианских общинах даже пытаются возродить этот «священный ритуал», ожидая от него то ли какой-то особой благодати, то ли обильных духовных плодов.

Сам же Иисус ничего такого в виду не имел. Он явно не имел в виду ничего таинственного, никакого особого ритуала, никаких священных омовений. Такой ситуацию хотел видеть Пётр, но Иисус ему этого не позволил. Он не стал превращать обычное, но совершенно необходимое дело в ритуал. Он просто сделал ту работу, которую обычно поручали делать домашнему рабу. И сказал при этом: вы Меня называете Учителем и Господином, и вы правы; если так, то поступайте, как Я.

Означает ли это, что христианину годятся лишь такие занятия, которые в прежние времена поручали рабам? Едва ли. Но вот готовность сделать любую работу, если она необходима конкретным ближним в конкретной ситуации, должна быть. Именно любую, даже такую, которую в обычном случае делать не стал бы.

Петра ведь больше всего коробило именно то, что его Учитель занимается таким делом, какое Его положению совершенно не прилично. Он пытается сгладить ситуацию, как ему кажется, для его Учителя унизительную, превратив обычное мытьё ног, совершенно необходимое тогда, в род ритуального омовения, которое Иисуса унижать не будет: потому он и просит Его, чтобы Он омыл ему не только ноги, но и руки, и голову, как делалось обычно во время очистительных омовений.

Сам же Иисус ничего унизительного для Себя в сложившейся ситуации не видит. Более того: Он говорит о ней, как о норме взаимоотношений между христианами. Не с тем, чтобы одним можно было перекладывать на других дела, которые не хочется делать самому, а с тем, чтобы Его ученики поняли бы, что такое жизнь Царства. Жизнь, где неважно то, что так важно в здешнем мире: статус, престиж, мнимое достоинство, часто не допускающее нам сделать то, чего ждут от нас ближние, — словом, всё то, что не имеет отношения к любви Царства, которой должны были жить и о которой должны были свидетельствовать истинные последователи Христа, которыми Иисус хотел видеть апостолов.

В некоторых христианских церквях обычай омовения ног стал традицией. Иисус ведь прямо говорит, что мы, христиане, должны делать это друг для друга. И если понимать Его слова буквально, то обычай или даже обряд омовения ног может показаться вполне уместным. Если бы не одно «но»: Сам Иисус категорически настаивает на том, что это никакой не обряд и не ритуал. Ритуальное омовение, обычное во время пасхального седера (а Тайная Вечеря как раз и была именно пасхальным седером, ритуальной еврейской трапезой, совершаемой во время праздника Песах), уже к тому моменту было закончено. Теперь надо было возлечь за стол (в те времена за столом не сидели, а возлежали), а перед этим требовалось вымыть всем ноги (на ложе обычно забирались с ногами).

Эту работу, как правило, поручали домашнему рабу. А тут её делает Сам Иисус. Это был шок: не Учителю бы делать такое дело. Пётр протестует, но Иисус непреклонен: если откажешься, за пасхальный стол со Мной не сядешь. Тогда Пётр пытается превратить всё именно в обряд, в ритуальное омовение. Если бы Иисус омыл ему и другим ученикам ещё руки и голову, то это действительно было бы похоже на ритуальное очистительное омовение.

Иисус этого не хочет. Он не собирается превращать обычное мытьё ног в ритуал. Он, наоборот, хочет показать Своим ученикам, что Царство — не ритуал, а обычная жизнь. Которой живут, и живут просто, а не ради соблюдения каких-то бесконечных таинственных обрядов. Только в этой жизни нет дел, с одной стороны, «высоких» и «духовных», а с другой — «низменных». Духовным смыслом наполнена любая работа, если она делается по воле Божьей и с любовью.

И на положении человека в Царстве, на его, так сказать, статусе как жителя этого Царства (насколько вообще тут уместно говорить о каком-то статусе) никакие служения и работы не сказываются. Тут важно внутреннее состояние человека, духовное качество его жизни, а не то, чем он занят. Вот эту простую истину и хочет донести до Своих учеников Иисус на собственном примере. И если вместо понимания и принятия этой истины мы снова и снова превращаем её в ритуал, то проблема в нас, а не в истине.

Конечно, Петр и другие апостолы смутились. Еще бы: Царь Израиля моет им ноги, исполняет работу раба! Наверняка, многим из нас не понравилось бы, если бы наш самый любимый человек стал делать что-нибудь унизительное и неподобающее. Но это мытье ног — принципиальный момент в истории отношений Иисуса с учениками, кому не нравится — могут идти. Почему это так важно? Видимо, понять Господа и последовать за Ним невозможно, не получив на опыте этот урок, когда Господин служит младшим, Учитель — ученикам. Это, как написано, пример, но пример не на доске и не на картинке. И Петру и всем нам необходимо пройти через этот шок, чтобы нас уже никогда не шокировала мысль о том, что и мы должны служить тем, кто меньше и слабее нас.

Во время омовения ног Христос становится слугой, будучи Господом и Учителем и призывает учеников поступать так же. Он не призывает ломать сложившуюся в обществе иерархию, но намерен изменить сущность человеческих взаимоотношений, в том числе социальных, изнутри, напоминая о необходимости братского служения друг другу. И если пытаться радикально уравнивать раба и господина, то вскоре мы увидим расцвет нового неравенства. Но равенство взаимного служения исцеляет социальные язвы надёжнее, и достигается оно не путём возвеличивания, а способом, указанным Христом ученикам. Есть что-то сухое и официальное в том, что Иуда здесь именуется полностью, этим, должно быть, евангелист подчёркивает прекращение близких дружественных отношений между ним и Учителем. Но полностью именуется и Симон Петр. Конечно, совпадение первого имени Петра с именем отца Иуды было случайностью, но, может быть, не случайно евангелист отметил это совпадение в рассказе о событиях, происходивших накануне предательства одного из них и слабости другого?..

У Петра смиренное чувство неловкости при мытье ног Учителем сочетается с дерзновенным желанием получить от Него побольше, и в то же время с пониманием, что без Христа невозможно отмыться от собственной греховности. Христос назвал учеников омытыми, хотя видел, что они не идеальны, знал, что скоро они дрогнут. Если мы соглашаемся на то, чтобы Он начал нас очищать, то не надо смущаться, что мы всё ещё не таковы, какими должны быть. Следует довериться и идти к Нему, а не отворачиваться под предлогом собственного недостоинства. Решение вопроса о нашем достоинстве или недостоинстве лучше доверить Ему.

Сегодняшнее чтение предлагает нам эпизод, хорошо известный каждому читателю Евангелия — омовение Иисусом ног Своим ученикам. Надо заметить, что омовение ног гостям, приходящим в дом, было в древности на Востоке общераспространённой практикой. Ничего удивительного здесь нет, ведь обувь в тёплых странах была обычно открытой, а за столом в те времена не сидели, а скорее лежали или полулежали на особого рода ложах, так, что, садясь за стол, вымыть ноги считалось таким же правилом хорошего тона, как и вымыть руки. Обычно такую работу в доме делал специально для этого выделенный домашний раб, но в особых случаях наиболее почётным гостям ноги мог омыть и сам хозяин дома, тем самым оказывая таким гостям особое уважение. Как видно, Иисус в данном случае берёт на Себя работу, обычно поручаемую рабам (ст. 1 – 5). А евангелист расценивает такой поступок как признак той полноты любви, которая отличает Царство (ст. 1). Диссонанс между тем положением, которое занимал Иисус в апостольской общине, и взятой Им на Себя обязанностью был настолько разителен, что Пётр запротестовал, желая превратить обычную гигиеническую процедуру в род ритуального омовения. Именно так, по-видимому, объясняется его просьба к Иисусу омыть ему не только ноги, но также руки и голову (ст. 6 – 9). Такое ритуальное омовение, как думал, вероятно, апостол, более пристало Иисусу, чем простой рабский труд: ведь оно предполагало духовное наполнение, которого, как казалось Петру, простое омовение ног было лишено. Но Иисус, как видно, смотрит на ситуацию совершенно иначе. Он не считает рабский труд чем-то низким и бездуховным. Он говорит: Я сейчас показал вам пример, которому вы должны следовать, если только вы действительно Мои ученики (ст. 12 – 17). И дело тут, видимо, не в том, чтобы пытаться как-то имитировать действия Иисуса. Дело в готовности сделать для ближнего именно то, что ему необходимо в данный момент. Ведь в Царстве нет работ «возвышенных» и «низменных», «духовных» и «бездуховных». Здесь всё определяется не сутью работы, а отношением к тому, ради кого эта работа делается. И тогда стирается разница между «возвышенным» и «низменным»: любовь уравнивает все дела и служения. Остаются лишь чисто функциональные различия, которые, в сущности, с духовной точки зрения не так уж и важны. Но такое отношение ко всякому делу возможно лишь тогда, когда делающий его пребывает в Царстве. Не случайно евангелист увидел в том, что сделал Иисус для Своих учеников, проявление той полноты любви, которая лишь в Царстве и возможна. И тогда понятнее становятся слова Иисуса, призывающего учеников следовать Его примеру. Он призывает их жить в Царстве. Каждый день и час. И не когда-нибудь в неопределённом будущем, а здесь и сейчас.