Мысли вслух на Ис 40:25

О «не на что не похожем Боге» в древности знали и говорили многие. Собственно, вся апофатическая традиция исходит из понимания, что Бог или Абсолют настолько не похож ни на что в нашем мире, что определить Его можно не через уподобление чему бы то ни было, а через расподобление всему и вся. Разумеется, никакие положительные определения в этом случае невозможны, возможны лишь отрицательные. И, конечно, к Богу Израиля всё сказанное можно отнести в полной мере. И всё же есть существенная разница между Богом Библии и Высшим Разумом или Абсолютом греческих или индийских мистиков. Ни Высший Разум, ни Абсолют не снисходят к человеку, который абсолютно им безразличен. А Бог Израиля с самого начала истории яхвизма с человеком говорит, преодолевая ту пропасть, которая Его от человека отделяет. И оставаясь при этом бесконечно далёким от человека, с которым общается, по Своей сути. Так в чём же заключается то несходство, о котором говорит пророк? И в каком смысле тогда говорит Библия о человеке, что он сотворён «по образу и подобию» своего Творца? Быть может, в том, что всякая личность всегда в чём-то похожа на любую другую личность, обладая самосознанием и свободой воли? Наверное, да. Но здесь же, по-видимому, и основное несходство между Богом и всяким творением. Ведь всё тварное так или иначе подчиняется неким внешним для себя законам, которые его ограничивают. Всё тварное природно, даже если творение обладает духовным началом, подобно, к примеру, людям или ангелам. А природа всегда ограничена, она ограничена по определению, постольку, поскольку существует по законам, не ею самой для себя установленным. И даже духовное творение ограничено: самосознание и свобода воли, свойственная всякому духовному существу, сохраняется, но мера этой свободы остаётся неполной. А полная свобода возможна лишь тогда, когда живущий сам определяет для себя те законы, по которым живёт, причём определяет полностью и абсолютно. Но такой полной свободой может обладать лишь Бог, Который Сам определяет для Себя все формы собственного бытия. Для Него не существует внешних законов, с которыми должна была бы считаться Его воля, и Его свобода абсолютна. Здесь-то, видимо, и коренится главное различие между Богом и тварным миром. Различие, которое останется навсегда: ведь даже после преображения творение не перестанет быть творением, оно лишь начнёт существовать по иным законам. И только для Бога внешнего закона не существует. А значит, не существует ни пределов, ни границ.

То, что говорит пророк Исаия, однажды очень просто сформулировал мальчик четырех лет. Рассуждал он приблизительно так: Бог сотворил море, небо, деревья и человека. Человек сделал машину, дом и самолет. Если Бог такое сделал, значит у Него есть разум и Он им пользуется. Но то, что Он сделал, очень сильно отличается от того, что делаю я, это значит, что Его разум сильнее моего. А насколько сильнее, этого я измерить не могу.

Простота детских объяснений  — это то, чему Господь все время призывает нас учиться. Сложен текст пророка Исаии? Конечно, и, когда ты изнемогаешь и утомлен, тебе не до величия Бога, не до осознания того, что у Него Cвои пути для тебя. Признать, что Он умнее, выше, мудрее человека, принять этот факт не только головой, но сердцем, трудно. Но простое и открытое наблюдение за миром позволяет выявить этот факт и принять его.

Раввинистическая традиция знает концепцию двух начал Торы. Одним из них считается первая глава Книги Бытия, вторым — двадцатая глава Книги Исхода. Логика проста: первое начало связано с поэмой творения, вторая — с дарованием Торы, ядром которой является Декалог.

Такой взгляд мог бы показаться несколько искусственным, если бы сама поэма творения не указывала на особое место в этом творении человека: все живые существа сотворены Богом сообразно своему типу или виду («по роду их», как говорит в этом случае Синодальный перевод), а человек — единственный из всех — по образу и подобию Божию. Поэтому и слово Божие обращено к человеку особенным образом: для всего остального мира оно просто сила, творящая энергия Бога, а для человека оно — Божья воля, обращённая к человеческому сердцу.

Тора, данные Богом заповеди и есть эта воля, воплощённая и выраженная в слове. Потому-то и отношение Бога к человеку — ко всякому человеку, и притом именно к отдельному человеку, а не к человечеству в целом — по своей полноте равно отношению Его ко всему остальному творению, как живому, так и неживому. И пророк прекрасно это понимает.

Он указывает на Бога, сотворившего вселенную, и задаёт риторический вопрос: неужели Бог, сотворивший небо и землю, забудет человека, созданного по Его собственному образу и подобию (ст. 26 – 27)? Но Исайя понимает и другое: чтобы Бог помнил человека, человеку тоже нужно помнить Бога. Человек сам по себе мало на что способен (ст. 30). Человеческая природа, особенно после грехопадения, — не слишком надёжная опора. Опорой человеку могут стать лишь глубокие и устойчивые отношения с Богом, когда человек готов довериться Ему и возложить все надежды на Него (ст. 31).

Тогда надеющийся обретает новые силы, тогда меняется и его жизнь. А если отношений нет, человек остаётся песчинкой во вселенной, которой не на что рассчитывать. И Бог в этом не виноват: ведь это не Он ставит человека в ситуацию полного или почти полного отсутствия общения с Собой. Такое положение человек выбирает для себя сам. И сам же несёт все последствия своего выбора.

Сегодня мы начинаем читать вторую половину книги пророка Исайи, написанную в середине 6-го века до Р.Х. Неизвестный пророк, которого обычно называют Второисайей, начал писать ее еще в вавилонском плену, а закончил уже в послепленном Иерусалиме. Начинается его пророчество в Вавилоне словом надежды и утешения. Мы читаем сегодня удивительный гимн могуществу Творца. Пророк воспевает этот гимн еще в плену, видя лишь самое начало тех сложных исторических процессов, через которые Бог дарует освобождение Своему народу. Основная мысль пророка: нет ничего, что могло бы противиться воле Творца. «Разум Его неисследим», и мы не можем видеть всех путей Его, но сила Его непреодолима. Поэтому, говорит пророк, есть великая и неистощимая надежда для всех нас: «надеющиеся на Господа обновятся в силе, поднимут крылья, как орлы, потекут — и не устанут».

Итак, пророчество о грядущих судьбах переходит в утешение того самого народа, по адресу которого прозвучало так много обличений. Теперь грехи искуплены, причём вдвое, в связи с чем обычно вспоминается, что вор по закону должен был вдвое возмещать сумму украденного. Правда, далеко не все грешники были ворами в прямом смысле, воровство - не единственный порок, но в данный момент это неважно: никто не имеет права величаться над грабителями, другие грехи, часто кажущиеся "допустимыми", ничем не лучше. Но теперь наступает прощение, а вместе с ним - надежда на новую, качественно иную жизнь в согласии с волей Творца.

Совершенно закономерно вслед за обетованием надежды пророк начинает говорить о величии Господа, о том, что Его невозможно ни с чем-либо сравнить, ни представить. Здесь речи Исаии в какой-то мере напоминают последние главы Книги Иова, где вопрошания Иова оказываются сняты после того, как Творец явил ему Свою непостижимость. Здесь, правда, иная ситуация, народ Израиля, в отличие от Иова, страдал небеспочвенно. Но и теперь, когда, казалось бы, грешники раскаялись в своих грехах и им наконец стало "всё понятно", Господь снова показывает, что и Он Сам, и Его милость превосходит любую степень нашего понимания.