1 В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение. |
2 В эти дни я, Даниил, был в сетовании три седмицы дней. 3 Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя до исполнения трех седмиц дней. 4 А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра, 5 и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза. 6 Тело его — как топаз, лице его — как вид молнии; очи его — как горящие светильники, руки его и ноги его по виду — как блестящая медь, и глас речей его — как голос множества людей. 7 И только один я, Даниил, видел это видение, а бывшие со мною люди не видели этого видения; но сильный страх напал на них и они убежали, чтобы скрыться. 8 И остался я один и смотрел на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости. 9 И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле. |
Удивительно, что видение — это не то, что дается только пророку. Казалось бы, это вещь очень персональная и адресованная одному человеку. Но, судя по тексту из книги Даниила, все спутники пророка чувствовали присутствие чего-то необычного, неземного, нечеловеческого рядом с ними. Но это ощущение вызвало у них только страх и они бежали. Пророк Даниил тоже ощущает тревогу и страх, он за много дней предчувствует, что Господь хочет ему открыть что-то новое. Но он побеждает свой страх и идет навстречу Богу. И это единственное, что, судя по тексту, отличает его от всех остальных — попытка преодолеть свой страх перед неизведанным и открыть глаза, чтобы увидеть то, что хочет показать Господь.
1 В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение. |
2 В эти дни я, Даниил, был в сетовании три седмицы дней. 3 Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя до исполнения трех седмиц дней. 4 А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра, 5 и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза. 6 Тело его — как топаз, лице его — как вид молнии; очи его — как горящие светильники, руки его и ноги его по виду — как блестящая медь, и глас речей его — как голос множества людей. 7 И только один я, Даниил, видел это видение, а бывшие со мною люди не видели этого видения; но сильный страх напал на них и они убежали, чтобы скрыться. 8 И остался я один и смотрел на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости. 9 И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле. |
Апокалиптические видения нередко содержат образы, нелегко поддающиеся пониманию. Тут действительно мало только увидеть, для того, чтобы понять и осмыслить увиденное, нередко нужно особое откровение (ст.1). И, конечно же, всякое такого рода откровение предполагает желание и готовность получить ответ на заданный Богу вопрос и принять его. Показателем такой готовности становится нередко строгий пост, подобный тому, которым постился Даниил перед полученным им видением (ст. 2 – 5). Надо заметить, что как в яхвизме и иудаизме, так и в раннем христианстве пост всегда был связан с печальными или траурными событиями и датами. Герой Книги Даниила не исключение: как станет ясно из полученного им откровения, он скорбел за свой народ, находившийся тогда далеко не в лучшем положении. Конечно, искать исторической конкретики или достоверности в рассказе автора книги в данном случае не приходится, а вот исторических аллюзий в нём более, чем достаточно: его Даниил скорбит, конечно, не о тех, кто жил в эпоху персидских царей, а о тех, кто подвергался гонениям при Антиохе Эпифане.
Но Персидская империя, которая в исторической памяти евреев II в. до н.э. уже сливалась воедино с завоёванной ею Вавилонией, к этому времени стала (как и сам Вавилон) символом земной власти, бросившей вызов Богу и ополчившейся против народа Божия. И то, что Даниил получает своё откровение на берегу Тигра, в самом сердце богоборческой империи (ст. 4), должно было, без сомнения, ассоциироваться у читателей книги с теми откровениями, которые получали пророки и визионеры-апокалиптики в разгар сирийских гонений. Что же касается внешнего вида явившегося Даниилу вестника Божия, то он вполне соответствует апокалиптической визионерской традиции: весь его облик загадочен и полон пугающего величия, вызывающего у визионера священный трепет (ст. 5 – 9). Конечно, в таком случае встаёт закономерный вопрос: если дело лишь в религиозной традиции, не означает ли это, что и сами ангелы суть не что иное, как символы или аллегории? Ответить на этот вопрос непросто, и прежде всего потому, что в разных библейских книгах под словом «ангел» понимаются разные вещи: иногда «ангелом» называют богоявление, видимое человеку присутствие Божие, иногда же — сотворённых Богом разумных существ, в отличие от человека, чисто духовных.
Нетрудно, однако, догадаться, что в обоих случаях речь идёт не о символе, а о реальности, хотя и различного порядка; что же до её внешнего вида, то он, судя по всему, что нам известно из библейских книг, действительно может меняться, приноравливаясь к возможностям человеческого восприятия. Какой Бог на самом деле, знает лишь Он один; нам же Он открывается так, чтобы мы могли Его увидеть и услышать. Ангелы не Бог, но, по-видимому, о том, каковы они на самом деле, какими их видит Бог или какими они сами видят друг друга, мы не узнаем, по крайней мере, в этом мире; нам же они, как и Бог, открываются такими, чтобы мы могли их увидеть и услышать, а заодно и вспомнить о чём-то, о чём они хотят нам напомнить своим внешним видом. И тогда даже внешний вид вестника Божия становится частью той вести, которую он нам несёт.
1 В третий год Кира, царя Персидского, было откровение Даниилу, который назывался именем Валтасара; и истинно было это откровение и великой силы. Он понял это откровение и уразумел это видение. |
2 В эти дни я, Даниил, был в сетовании три седмицы дней. 3 Вкусного хлеба я не ел; мясо и вино не входило в уста мои, и мастями я не умащал себя до исполнения трех седмиц дней. 4 А в двадцать четвертый день первого месяца был я на берегу большой реки Тигра, 5 и поднял глаза мои, и увидел: вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза. 6 Тело его — как топаз, лице его — как вид молнии; очи его — как горящие светильники, руки его и ноги его по виду — как блестящая медь, и глас речей его — как голос множества людей. 7 И только один я, Даниил, видел это видение, а бывшие со мною люди не видели этого видения; но сильный страх напал на них и они убежали, чтобы скрыться. 8 И остался я один и смотрел на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости. 9 И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле. |
Описание видения Даниила очень напоминает похожее описание из другой книги — из Книги Иезекииля. Иезекииль тоже несколько раз видел видения на берегу реки — но это был или Кебар, один из ныне исчезнувших притоков Евфрата, или сам Евфрат. Впрочем, сути дела эти детали не меняют: автор Книги Даниила очевидным образом сравнивает своего героя с Иезекиилем, а открытые ему видения — с видениями, открытыми пророку.
То, что видения эти были открыты Данилу после особой аскетической подготовки — длительного поста — лишь подчёркивает их значимость. Между тем речь в Книге Даниила идёт не о пророческих собственно, а об апокалиптических видениях, притом открытых не эпическому герою Даниилу, ставшему персонажем одноимённой книги, а, вероятнее всего, её автору.
Перед нами своего рода художественное произведение, произведение автобиографическое, автор которого скрылся за образом одного из героев еврейского эпоса. Всё сказанное, однако, не даёт ответа на вопрос о связи апокалиптической традиции с собственно пророческой. Почему автор книги, говоря о своём опыте, сравнивает его с пророческим, притом с опытом именно Иезекииля — одного из великих пророков времён Вавилонского плена? Самый простой ответ заключается в том, что автор книги действительно считает свой опыт духовно родственным опыту великих пророков, а на свои видения смотрит как на продолжение визионерской традиции, восходящей к эпохе плена, а может быть, и к ещё более древним временам.
Но есть и более глубинная, сущностная связь, определяемая уже не человеческим восприятием Откровения, а самой логикой его развития. Логикой, которая, наверное, и заставила автора Книги Даниила отнести время жизни своего героя к эпохе Вавилонского плена. Ведь именно тогда, в те времена пророки (включая того же Иезекииля, но также и Иеремию, и позже Исайю Вавилонского) заговорили о послепленных временах как о временах мессианских. История с самого начала вращается вокруг личности Мессии и дня Его прихода, определяясь ими.
Но именно после возвращения евреев из плена на землю отцов начинается та финишная прямая истории, которая приведёт её прямо к порогу нового, мессианского Завета. И автор книги, живший во времена Маккавейских войн, не мог этого не осознавать. Потому и появляется в его книге Вавилон — не как символ торжества мира сего, каким он действительно был, если рассматривать его сам по себе, но как своего рода новый Египет, исход из которого должен был завершиться уже не в обещанной Богом Аврааму земле, а прямо в мессианском Царстве.
Благодаря регистрации Вы можете подписаться на рассылку текстов любого из планов чтения Библии Мы планируем постепенно развивать возможности самостоятельной настройки сайта и другие дополнительные сервисы для зарегистрированных пользователей, так что советуем регистрироваться уже сейчас (разумеется, бесплатно). | ||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||