Мысли вслух на Откр 15:1-4

«Велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель!» Если задуматься над тем, каковы дела Божии, что Он творит, как Он действует в мире и в нашей жизни, то, наверное, эти слова как раз и будут наилучшим итогом размышлений на эту тему. Отношения человека и Бога, наверное, на этом и строятся — на нашем поклонении Его величию. Убояться Бога и прославить имя Его. Убояться — конечно, не значит испугаться. Но если мы подумаем о безмерности Его величия, вряд ли нам удастся «сохранить лицо» и чувствовать себя спокойно в Его присутствии. В этом тайна отношений человека с Богом — в соотношении безграничного уважения и страха Божия — и любви. Ибо страх Божий, в отличие от обячного страха человеческого, толкает нас не убегать и приятаться, а идти навстречу Ему.

Представление о дне Суда и о всеобщем воскресении было свойственно большинству верующих евреев ещё до прихода в мир Спасителя. И представление это предполагало, что на Суд приходят все, независимо от того, принадлежали ли они при жизни к народу Божию, или нет. Такой взгляд на Суд был обусловлен, прежде всего, пониманием того факта, что Бог Израиля — это и Бог всего мира тоже, и судить Он будет не только Свой народ, но и все другие народы земли.

Но в свете новозаветного откровения христиане стали смотреть на Суд не совсем так, как смотрели и смотрят на него иудеи. С иудейской точки зрения, Суд — процесс если не одномоментный, то, во всяком случае, более-менее сжатый во времени, он предполагает, что воскресшие приходят на Суд с тем, чтобы Бог подвёл итоги прожитой ими на земле жизни и вынес соответствующее определение.

Для христианина же Суд начинается с приходом в мир Мессии: ведь Иисус прямо говорит, что верующий в Него на Суд не приходит, а отвергающий Его осуждён самим этим отвержением. В таком случае можно было бы назвать нашу эпоху эпохой Суда: ведь выбор возможен до самого дня возвращения Спасителя, когда и будут подведены итоги. Вместе с тем, наша эпоха — не только эпоха Суда, но и эпоха наступающего Царства.

Одно связано с другим: ведь принятие или отвержение Христа означает также принятие или отвержение того Царства, которое Он принёс в мир. И не приходит на Суд, по собственным Его словам, человек не потому, что он принимает то или иное решение, а потому, что решение довериться Христу означает также и выбор Царства, а приобщение к жизни Царства снимает вопрос о Суде. Но если так, то имеет ли смысл вообще говорить о Суде применительно к христианам?

Если бы мы, называющие себя христианами, были бы ими в полноте и до конца, то говорить о Суде применительно к нам действительно не имело бы смысла, как не имеет смысла говорить о нём применительно к тем, кого в Книге Откровения называют «участвующими в первом воскресении», над которыми «вторая смерть не имеет власти». В некоторых церквях таких людей называют «святыми», хотя точнее было бы назвать их жизнь примером христианской праведности (ведь «святыми» в новозаветных книгах названы все христиане без исключения).

Но, поскольку в своей духовной жизни мы нередко оказываемся христианами лишь эпизодически, приобщаемся к жизни Царства время от времени, а в основном живём жизнью «мира сего», то на Суде и нам придётся подводить итоги этого нашего двойственного и двоящегося существования. А для того, чтобы избежать Суда, есть лишь одно средство: стать, наконец, людьми духовно цельными и жить только жизнью Царства. Или, говоря проще, стать наконец нормальными, настоящими христианами.

Теперь, от Престола славы и от небесной Скинии, смысл Суда и Божьего гнева раскрывается перед Иоанном не так, как прежде, когда он видел их как бы изнутри истории того падшего мира, которым, как правило, ограничивается духовный кругозор падшего человека. Тогда Суд открывался апостолу как серия катастроф, связанная с тем, что мир, не будучи готов к встрече с Богом, меняясь и преображаясь, неизбежно разрушался в своём прежнем качестве.

Теперь Суд связан прежде всего со свидетельством и с предстоянием у Престола славы тех, кто сохранил верность Христу на всём протяжении предшествующей эпохи, включая и последние времена. Сила Божия для мира оборачивается язвами и чашами Божьего гнева. Оно и неудивительно: ведь теперь апостол видит ситуацию такой, какой она открывается из полноты Царства, готовящегося войти в мир в этой полноте. Царство — пространство Божьего дыхания и Божьей любви, и от Престола славы, из своего духовного центра, оно видится именно таким.

Но при взгляде из духовного центра Царства Царством представляется весь мир, кроме той его части, которая оказалась оторвана от Царства противостоящей Богу злой волей. А эта оторванная от Царства часть мироздания как раз и оказывается тем, что в Евангелии называется обычно «внешней тьмой». Оказавшись в этом пространстве, можно увидеть целый мир, пребывающий если не в полной темноте, то в полумраке наподобие долгих северных зимних сумерек, но снаружи он воспринимается лишь как бездонный тёмный провал, который может заполнить только Тот, Кто сотворил мир.

Он и заполняет его Своим присутствием, Своей силой, но не Своей любовью — не потому, что Его любви не хватает на тёмную бездну или Его дыхание туда не проникает, а потому, что дыхание Бога, отвергаемое как любовь, становится для отвергающих разрушительной силой, которая их убивает, хотя и не может убить до конца: ведь Бог не хочет уничтожать Своё творение. Так Божья любовь становится Судом, а Божье дыхание оборачивается для пребывающих во «внешней тьме» язвами и чашами Божьего гнева.

Картина, открывшаяся Иоанну, позволяет нам лучше понять, что представляет собой тот суд Божий, который у порога Царства определяет судьбы отдельных людей и всего человечества в целом, равно, как и судьбу нашего испорченного грехом мира. Приближение Царства Иоанн воспринимает, как явление реальности иного порядка, сама природа которого отличается от нашей, сияя тем светом, которым пронизано Царство: апостол видит её в образе как бы стеклянного моря, смешанного с огнём (Откр. 15 : 2). Неподвижность «стеклянного моря», вероятно, объясняется именно изменённой природой той реальности, которую видит Иоанн: в Царстве, как видно, случайным, хаотическим процессам нет места, как нет в ней, к примеру, места той буре, которая застигла учеников на Генисаретском озере и которую так легко прекращает Иисус: Ему было достаточно лишь явить Царство, полноту которого Он несёт в Себе, чтобы буря исчезла, перестала быть реальностью, имеющей отношение к тому, что происходит вокруг Него (Мф. 8 : 23 – 27).

Но Царство — это не только преображённая действием дыхания Божия природа, это, в первую очередь, его жители, та небесная Церковь, к которой имеет отношение каждый, к этому Царству приобщившийся. Иоанн видит и её тоже, видит торжествующей и прославляющей Бога (ст. 3 – 4). Суд же над миром начинается тогда, когда открывается «Храм шатра свидетельства» («храм скинии свидетельства», Откр. 15 : 5). Как видно, главным критерием и орудием Суда оказывается именно свидетельство, что и не удивительно: ведь принимающий свидетельство и Царство, если он оказывается последователен и не сворачивает с избранного пути, раньше или позже в Царство войдёт; отвергающий же свидетельство тем самым фактически осуждает сам себя, отрезая себя от той полноты жизни Царства, которая только и могла бы спасти его от зла, в котором лежит мир, и от смерти, в нём торжествующей. Между тем, речь идёт уже не о суде над Церковью, а о суде над миром, не принимающим ни Церкви, ни её свидетельства.

Неудивительно, что такой суд оборачивается гневом Божиим, изливающимся на мир, не принимающий ни Бога, ни Царства, ни Спасителя (Откр. 15 : 1; 15 : 7 – 16 : 1). Бог не хочет ничьей гибели, но и вести в Своё Царство насильно, помимо желания входящего Он никого не хочет и не будет. Бог не отторгает никого; но свобода человека и его твёрдое «нет» Богу могут разделить его с Богом стеной, которую не преодолеть никому.