Мысли вслух на Откр 13:1-10

Новозаветные книги не знают того средневекового разделения мироздания на земной мир, рай и ад, которое столь привычно нам сегодня. Книги ветхозаветные знают образ шеола — мира теней, царства мёртвых и самой смерти, который в написанных по-гречески новозаветных книгах называется обычно Аидом, а в русском переводе, соответственно, адом. Но Аиду-шеолу в его прежнем виде полагает конец приход Христа. А в новозаветных книгах мир делится на Царство и на внешнюю («кромешную») тьму.

Внешнюю, разумеется, по отношению к Царству. Царством же является весь мир: ведь Бог с самого начала создавал его именно как Своё Царство, а перестал он быть Царством потому, что в мире нашлась воля, противостоящая Богу, свободу которой Бог до времени и в известных пределах не ограничивает, уважая её выбор. Однако отдать Свой мир под власть противостоящей Ему воли полностью и навсегда Бог не хочет. Собственно, весь трагизм земного существования и весь драматизм вселенской ситуации в целом и связаны с противостоянием Бога тем, кто не хочет признать над собой Его власти. Уничтожить тех, кто Ему противостоит, для Бога не выход: Он не хочет уничтожать сотворённые Им существа, обладающие жизнью и свободой.

Но Он не хочет также, чтобы они хоть сколько-нибудь определяли судьбы Его мира. А противостоящие ему силы (будь то люди или падшие духи) как раз именно хотели бы подчинить мир себе целиком и полностью. Они хотели бы, чтобы внешняя тьма, представляющая собой своего рода изнанку мироздания, перестала быть внешней, чтобы изнанка стала лицевой стороной.

К этому стремлению и сводится весь смысл противостояния тёмных сил Богу, Который не может им этого позволить. А в конце времён противостояние достигает апогея: ведь тут решается всё, наступает время последнего противостояния, от исхода которого будет зависеть судьба всего грандиозного проекта тех, кто бросил вызов Богу. Неудивительно, что Иоанн видит выходящего из моря чудовищного зверя: море всегда было символом, помимо прочего, сил тьмы и хаоса, а морские чудовища стали в Библии олицетворением и средоточием этих сил, их выражением и воплощением.

Рана на голове зверя, «как бы исцелённая», говорит о том, что дьявол уже поражён, его торжество временное, по срокам оно совпадает со временем осквернения внешнего двора Храма из первой части книги. И это временное торжество оказывается полным, что и неудивительно: в падшем мире, поскольку он ещё остаётся падшим, торжество сил тьмы всегда неизбежно и окончательно. Вот только сам падший мир — явление временное, но изнутри него этого не видно, и у находящихся внутри возникает впечатление полной победы тьмы над светом.

Духовная война, которая была смыслом и нервом мировой истории на её нынешнем этапе, как видно, заканчивается временным торжеством сил тьмы накануне дня Суда. Иоанну это торжество открывается в облике двух «зверей»: «зверя из моря» (ст. 1) и «зверя из земли» (ст. 11). Речь идёт, разумеется, не о животных: существа, которых видит Иоанн, более всего напоминают подземных чудовищ египетской или вавилонской мифологии, олицетворяющих силы хаоса, поднявшиеся против установленного высшими силами мирового порядка. В Библии такие чудовища символизируют силы мирового зла, противостоящие Богу. Не случайно у «зверя из моря» те же семь голов и десять рогов, что и у дракона, который в библейских книгах становится символом самого дьявола: «зверь» действует его силой и по его воле (ст. 2). И всё же «зверь из моря» и «красный дракон» — не одно и то же. Дух тьмы предпочитает по возможности действовать в мире чужими руками, скрываясь за природными стихиями или социальными процессами, которые он стремится направить в нужную ему сторону.

Море и вода в Библии нередко становились символами хаоса, стихии, направляемой тёмными силами на разрушение созданного Богом миропорядка. Конечно, хаос никогда не мог бы появиться в сотворённом Богом мире сам по себе, его породила воля, противостоящая Богу и стремящаяся разрушить Божий замысел о мире. И хаос этот, очевидно, затрагивал не только природную, но и социальную сферу: не случайно апостол упоминает о войнах, которые, как видно, охватывают если не весь мир, то большую его часть, становясь соблазном даже для «святых», т.е. для христиан. Иоанну остаётся лишь напомнить, слегка видоизменив, слова Иисуса о пути меча, на котором гибель неизбежно ожидает каждого, на этот путь вступающего (ст. 10). Упомянутая здесь война не обязательно должна быть мировой войной в привычном нам понимании; повсеместно распространяющиеся так называемые «малые войны» духовно могут оказаться не менее, а быть может, и более разрушительными: ведь обе мировых войны начались и закончились на протяжении жизни одного поколения, которое не забыло о мире, как о норме отношений между государствами и народами, хотя, конечно, война не могла не оставить своего отпечатка в душах и сердцах тех, кто прошёл через неё.

ежду тем, «малые» войны длятся десятилетиями, и там, где они идут, нередко вырастают целые поколения, не знающие ничего, кроме войны, которую они воспринимают уже не как чрезвычайную ситуацию, а как норму жизни. Человеку, выросшему в таких условиях, естественно думать, что полагаться можно только на силу, что всеобщий хаос — естественное состояние общества, что альтернативы нет и быть не может. И «кто подобен зверю сему? И кто может сразиться с ним?» (ст. 4). Неудивительно, что проповедь Царства в таких условиях нередко оказывается бессильной: ведь увидеть альтернативу всеобщему насилию в кошмаре непрекращающейся войны можно лишь по особому откровению, для этого нужно быть «записанным в книгу жизни» (ст. 7 – 8). А без откровения от человека, живущего в таком мире, в ответ на слова о Боге и о Царстве скорее можно ожидать насмешек и богохульства: ведь ему ничто из окружающего не напоминает ни о Боге, ни о Царстве, а о дьяволе и об аде — всё (ст. 5 – 6). Как видно, провозвестие зверя означает наступление эпохи «рыжего всадника» (Откр. 6 : 3 – 4): он провозглашает ту войну всех против всех, то торжество силы, которое символизирует этот всадник с мечом. Тут и впрямь может показаться, что никакого поражения дьявола не было: смертельная рана на голове зверя не случайно кажется зажившей (ст. 3). В эпоху «рыжего всадника», торжествующего «зверя из моря» большинство будет думать, что Царство от мира и от каждого из нас так же далеко, как далеко оно было до пришествия Христа, а быть может, и до призвания Авраама.