Мысли вслух на 1 Ин 4:19-21

Мало кто из нас может похвастаться хорошими отношениями с ближними. В ежедневном испытании совести мы обязательно замечаем гнев, обидчивость, раздражительность... Но уж зато Бога мы любим! Любим? А вот апостол Иоанн говорит, что если мы не любим ближних, — значит, и Бога не любим! Всё просто. Бога мы не видели, а это значит, что так или иначе мы представляем себе некий образ, и любить этот образ, конечно, несложно. А вот в наших отношениях с близкими людьми проверяется сама по себе способность любить. Даже если образ Бога, созданный нами, близок к реальности, любить Его не так уж трудно: Он благ и милостив, Он не создаёт нам никаких проблем! Любить человека — возможно, сварливого, капризного, требовательного и не слишком умного — значительно труднее. Но если в этой сложной ситуации не проявляется наша любовь — значит, что-то с ней, этой любовью, не так. Значит, она уже не бескорыстна, а ориентирована на удобство. А значит... это уже не любовь.

Здесь Иоанн связывает воедино любовь к Богу и любовь к ближнему. Такая связь была укоренена в Торе, и она была прекрасно известна раввинистической традиции евангельских времён. Но Иоанн рассматривает её в контексте нового, христианского откровения. Любовь для него — не просто отношения между людьми, как это было в дохристианские времена, она для него неотделима от самой природы Царства. Прежде любовь (как и противоположная ей ненависть) была прежде всего отношением, связывающим людей между собой (подобно тому, как ненависть была отношением, людей разделяющим).

Среда же, внутри которой отношения строились, оставалась природной, по преимуществу психической. Причём это была природа падшего мира, в основании которой лежала природная энергия, не столько открывающая, сколько скрывающая Бога от человека. Любовь как духовное явление с такой скрывающей Бога природой не могла не войти в противоречие, и потому любовь в падшем мире не могла раскрыться во всей полноте. Там, куда она не могла проникнуть, оставалось место падшей природе со всеми её проявлениями, включая страхи, свойственные психике падшего человека — не всегда осознанные, но всегда реальные и всегда мешающие человеку жить полноценной духовной жизнью.

Иное дело Царство. Тут природную энергию сменяет энергия Божьей любви. Она похожа на природную энергию в том отношении, что предоставляет возможность бытия всем существующим формам и проявлениям природной жизни. Но, в отличие от природной энергии падшего мира, энергия Божьей любви не скрывает Бога, а, наоборот, открывает Его, Его волю и Его присутствие.

Такая среда полностью соответствует отношениям любви между людьми: дух и природа оказываются в полной гармонии. Любовь теперь может раскрыться во всей полноте: в Царстве, в отличие от непреображённого мира, ей ничто не препятствует. Поэтому и возможно тут полное избавление от страха: ведь прежняя психическая природа уступает место новой, которая полностью послушна воле человека. Любовь проявляется в полноте, и места страхам в душе человека не остаётся. Это и есть та христианская жизнь, о которой свидетельствовал как Иоанн, так и другие апостолы.

Иоанн обычными словами говорит о том, что для него просто и естественно, но что так трудно понять умом, и ещё труднее во всей полноте ощутить: о таинственном присутствии Бога в исповедующих Иисуса Сыном Божиим. Когда эта мысль доходит по-настоящему, первая реакция подобна реакции Петра, воскликнувшего Христу: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лк. 5:8). Но Он приходит к нам именно для того, чтобы избавить от власти греха.

Если Бог есть любовь, то пребывание в любви означает пребывание в Боге. Раскрывая свойства любви, Иоанн подчёркивает, что в любви нет страха, в страхе же есть мучение. Значит, нет мучения в Боге. А если так, чем следует объяснить мучения нераскаявшихся грешников, не тем ли, что они, отвернувшись от Бога, отвергли источник любви и оказались во власти страха, избавиться от которого не в силах, как бы ни храбрились напоказ? Ведь в страхе есть мучение...

Признак любви к Богу — любовь к брату. К братству же призваны все люди, и если говорится о помощи ближним, то потому, что начинать надо с тех, кто рядом, не отговариваясь необходимостью сначала позаботиться о дальних. Начало всегда рядом, в нас самих и поблизости, но с этого пятачка мы призваны идти дальше, служа Господу, стремящемуся спасти и преобразить весь мир.

Иоанн обычными словами говорит о том, что для него просто и естественно, но что так трудно понять умом, и ещё труднее во всей полноте ощутить: о таинственном присутствии Бога в исповедующих Иисуса Сыном Божиим. Когда эта мысль доходит по настоящему, первая реакция подобна реакции Петра, воскликнувшего Христу: «выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный» (Лк 5:8). Но Он приходит к нам именно для того, чтобы избавить от власти греха.

Если Бог есть любовь, то пребывание в любви означает пребывание в Боге. Раскрывая свойства любви, Иоанн подчёркивает, что в любви нет страха, в страхе же есть мучение. Значит, нет мучения в Боге. А если так, чем следует объяснить мучения нераскаявшихся грешников, не тем ли, что они, отвернувшись от Бога, отвергли источник любви и оказались во власти страха, избавиться от которого не в силах, как бы ни храбрились напоказ? Ведь в страхе есть мучение...

Признак любви к Богу — любовь к брату. К братству же призваны все люди, и если говорится о помощи ближним, то потому, что начинать надо с тех, кто рядом, не отговариваясь необходимостью сначала позаботиться о дальних. Начало всегда рядом, в нас самих и поблизости, но с этого пятачка мы призваны идти дальше, служа Господу, стремящемуся спасти и преобразить весь мир.