Мысли вслух на Рим 6:3

«Бывает, что после долгой, мучительной болезни умирает человек; и гроб его стоит в церкви, и, взирая на него, мы проникаемся таким чувством покоя и радости: прошли мучительные дни, прошло страдание, прошел предсмертный ужас, прошло постепенное удаление от ближних, когда час за часом человек чувствует, что он уходит и что остаются за ним на земле любимые. <...> Бывает, стоим мы у постели только что умершего человека, и в комнате чувствуется, будто воцарился уже не земной мир – мир вечный, тот мир, о котором Христос сказал, что Он оставляет Свой мир, такой мир, какого земля не дает... И так мы стоим у гроба Господня. Прошли страшные страстные дни и часы; плотью, которой страдал Христос, Он теперь почил; душою, сияющей славой Божества, Он сошел во ад и тьму его рассеял, и положил конец той страшной богооставленности, которую смерть представляла собой до Его сошествия в ее недра. Действительно, мы находимся в тишине преблагословенной субботы, когда Господь почил от трудов Своих. <...> Вот почему так тиха литургия этой Великой Субботы…» (Антоний митрополит Сурожский)

Самый страшный и пустой день — Великая Суббота, когда Спаситель мира покоится в гробе, и дом наш оставлен нам пуст. Но вот что говорит в этот день наше богослужение:

«Нынешний день таинственно прообразовал великий Моисей, говоря: »И благословил Бог седьмой день«; ведь это — благословенная Суббота, это — день покоя, когда почил от всех дел Своих Единородный Сын Божий, по замыслу Своему в смерти плотью субботствуя; и к бытию вновь возвратившись воскресением, даровал нам жизнь вечную, Единый Благой и Человеколюбец».

«Да молчит всякая плоть человеческая, и да стоит со страхом и трепетом, не помышляя ни о чем земном; ибо Царь царствующих и Господь господствующих приходит, чтобы быть закланным и дать Себя в пищу верным. Пред Ним шествуют хоры ангелов со всеми началами и властями, многоочитыми херувимами и шестикрылыми серафимами, покрывая лица и воспевая песнь: Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя».

Страстная суббота — единственный день в году, для которого вообще нет храмового богослужения. Как мы помним, вчера не совершалось таинство Евхаристии, но была служба Страстей Господних. Сегодня богослужения просто нет. Дарохранительница открыта. Бог умер, Его там нет. Страстная суббота — день молчания.

Но вечером начнётся Пасхальная литургия. Все указанные на сегодня чтения — уже пасхальные. И Страстная суббота — таинственное время, когда совершается победа над смертью, момент перехода от смерти в жизнь. Как сказано в древней проповеди на Страстную субботу: «Великая тишина накрыла землю, великая тишина и пустота. Тишина великая, ибо Царь почил. Земля убоялась и утихла, ибо Бог почил в теле человеческом, дабы разбудить спящих от века. Бог умер в теле и разрушил Ад. Сон смерти Моей выводит тебя из сна Ада. Встань, пойдём отсюда! Некогда сатана вывел тебя из райской земли, а ныне Я ввожу тебя уже не в рай, но на трон небесный. Нет тебе доступа к древу жизни, но Я, Сама Жизнь, отдаю Себя тебе»... Умирая со Христом, мы обретаем Его жизнь.

Мы часто сравниваем наше собственное крещение, обращение к Богу с началом новой жизни. Апостол Павел говорит нам о том, что на самом деле, становясь Христовыми, мы в первую очередь принимаем смерть и именно в ней соединяемся со Христом. Он говорит нам, что наше согласие войти в Его благодать — это в первую очередь наше согласие разделить Христово страдание в этом мире, принять на себя хотя бы мельчайшую часть Его ран. И именно об этом подобии в первую очередь говорит Павел.

Потому что не простившись с грехом, с тем самым «ветхим человеком» в себе — мы не сможем ожить вместе со Христом для вечной жизни. Погребение, которое имеет в виду апостол, это в первую очередь смерть наших страстей, нашего себялюбия. Нашего желания сделать по-своему, несмотря ни на что, нашей ненависти или просто равнодушия к ближнему. Со всем этим нам должно проститься для того, чтобы воскреснуть уже обновленными Его благодатью и Его прощением. Для того чтобы дальше в нас жил не наш грех, а Христос.

Продолжая свои размышления о Царстве и о праведности, апостол задаётся риторическим вопросом: если действие благодати Божией бывает особенно заметно на фоне того греха, в котором пребывает падшее человечество, не означает ли это, что Богу полезны даже совершаемые христианами грехи (ст. 1)? Если история Торы и Царства такова, что Царство входит в мир тогда, когда мир обнаруживает свою греховность полной мерой, быть может, и духовная биография отдельного человека или отдельной христианской общины тоже должна включать в себя, так сказать, этап «выявления греха» с тем, чтобы дать место действию благодати Божией? Но Павел тут же отвергает такую возможность, указывая на то, что теперь, когда Царство вошло в мир, ситуация стала иной, и воспроизводить историю спасения на примере собственной жизни не стоит. Он говорит о других духовных процессах, которые неотделимы от того главного, что началось с приходом в мир Иисуса Христа. Он напоминает, что то омовение (крещение), которым омывается каждый, входящий в Церковь, во имя Иисуса Христа, есть не что иное, как приобщение к смерти, которой Христос умер на кресте (ст. 3).

Это может показаться несколько странным, ведь смерть Спасителя на кресте была лишь этапом Его пути, который завершается всё же не смертью, а воскресением. Но дальнейшие рассуждения Павла проясняют, что он имел в виду, говоря о «крещении в смерть». Он говорит о подобии крестной смерти, которая соединяет христианина с Иисусом в Его воскресении (ст. 5). Логика апостола проста: грех держит человека в плену лишь до тех пор, пока он жив (ст. 7). Смерть освобождает его, так что грех уже больше над ним не властен (ст. 6). Но смерть может быть как уходом в шеол, чем она и была для бесчисленных поколений, живших до пришествия в мир Спасителя, так и шагом в новую жизнь, в жизнь Царства, которую верные могут разделить с воскресшим Иисусом (ст. 8 – 9). Для Павла, как видно, жизнь и смерть — не сменяющие друг друга состояния человеческого существования, а формы отношений с Богом, имеющие разную меру полноты, от Царства, где полнота абсолютна, до шеола, где сами отношения почти совершенно отсутствуют. А праведность и грех — два пути, из которых один ведёт к укреплению и углублению отношений с Богом, завершаясь в Царстве, а другой — к их разрушению, завершаясь в шеоле. Иисус прошёл Свой земной путь, путь праведника, преодолевшего смерть (ст. 10). Но Царство ещё не вошло в мир во всей полноте, и христианин, ищущий Царства, должен понимать, что каждый его грех теперь становится преградой не только на его пути в Царство, но и на пути Царства в мире (ст. 11 – 13). Прежде, до пришествия Мессии, вопрос человеческой греховности был, в известном смысле, вопросом частным.

Конечно, грех во все времена отделял человека от Бога. Но прежде вопрос стоял лишь о чистоте или нечистоте, о том, готов или не готов человек к той встрече с Богом, которая происходила у алтаря. Теперь вопрос человеческой греховности стал вопросом глобальным, он стал вопросом о Царстве, о том, войдёт ли человек в Царство или нет. И о том, будет ли он нести Царство в мир или останется в стороне. История Торы и праведности завершилась с приходом Спасителя. Началась история Царства, завоёвывающего мир. И, как на всякой войне, каждый шаг здесь может быть шагом, ведущим к смерти. Или шагом, ведущим в жизнь.