Мысли вслух на Мф 16:20

Не только многие фарисеи, но и сами апостолы далеко не во всём понимали своего Учителя. Собственно, этим, по-видимому, и объясняется реакция Петра на слова Иисуса о предстоящей Ему смерти и воскресении. В том, что касается смерти и воскресения, ученики, похоже, так и не поняли Иисуса, и лишь после Его воскресения ситуация для них несколько прояснилась. Очевидно, и Пётр, и остальные апостолы всё же придерживались более-менее традиционных взглядов на Мессию и мессианство. И они совершенно не понимали, как может Мессия умереть. И дело тут было даже не в том, что Он затем воскреснет из мёртвых — о всеобщем воскресении в день Суда апостолы, как и все их современники-евреи, конечно, знали. Дело в том, что Мессия не мог, не должен был умереть, ведь Он должен был встать во главе мессианского восстания с тем, чтобы впоследствии возглавить священную войну за установление на земле Царства Божия. И Пётр, когда говорит Иисусу «да не будет этого с Тобой!», ужасается не столько смерти самой по себе (он ведь совершенно искренне говорил потом, во время Тайной Вечери, о готовности умереть рядом с Учителем), сколько того, что миссия Иисуса окажется проваленной, что ничего из того, чего ждёт и он, и другие апостолы, не осуществится. Такого просто не могло быть, ведь Мессия — осуществитель планов Божиих на земле, тут не может быть провала. Провал возможен лишь в одном случае: если этот Человек — не Мессия. Но о таком и Петру, и другим апостолам страшно было даже подумать. Потому-то слова Иисуса о предстоящей Ему смерти и воскресении повергают их в шок. Но, как видно, кроме Петра никто не решился высказать своих опасений и недоумений вслух, быть может, опасаясь услышать худшее. Оставалось лишь идти за Учителем и смотреть, что будет дальше.

Мы все учились в школе, а некоторые там даже работают. И все мы знаем логическую последовательность: дал правильный ответ — получи пятерку от училки и от мамы замену посещения зубного врача на прогулку в зоопарк. Поэтому после того, как Петр исповедует Иисуса Христом, Сыном Бога Живого, так естественно звучат для нас слова «Блажен ты, Симон, сын Ионы». Но дальше «Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть». Ученикам страшна даже мысль об этом, и потому Петр говорит: «Да не будет этого с Тобою!». Исповедание Иисуса Сыном Божиим открывает нам дорогу к награде, но награда эта особого рода: возможность узреть и изведать глубину Божьего милосердия. Пугающую глубину. Это возможность прикоснуться к сокровенной и несказанной природе Божьей любви, которая такова, что Он отдал Сына Своего Единородного, чтобы мир спасен был через Него. На всякий наш ропотливый вопрос найдется ответ в этой глубине, но нужно принять Иисуса как Сына Божия и дерзнуть услышать Его слова.

Для человека эта глубина милости всегда непостижима. Божество бесстрастно, Всемогущий не может страдать. Это вопль Петра и иудеев, эллинских философов и эллинизированных христианских богословов. Воплощенный Сын Божий пострадал за нас плотью — и в ужасе мы либо, как иудеи, говорим, что Он — только плоть, либо, как эллины, до хрипоты доказываем, что Он пострадал плотью, только плотью, а божественное в Нем оставалось бесстрастно:

Сам же Он говорит: «Повернулось во Мне сердце Мое, возгорелась вся жалость Моя!» (Ос. 11:8), - и потому «Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать».

Какой живой и по-человечески понятный поступок Петра. Нам это так знакомо по нашим отношениям с близкими людьми, за которых мы болеем всей душой. Как трудно принять судьбу любимого так, как ее видит Бог, а не так, как ее видишь ты. Не так тяжело бывает думать о собственном страдании и смерти. Это сближает с Господом и придает духовных сил. А вот что касается другого, причем любимого, то тут наоборот, думаешь, только бы миновало, только бы пронесло, и молишься: защити, спаси. Просто мука немыслимая принимать страдания и смерть любимого, когда сам ничего кроме молитвы сделать не можешь. Но на самом деле я, может, просто о себе жалею? Может, мне жаль, что с уходом этого человека в моей жизни возникнет пустота, из-за которой я (я!) буду страдать? Да, и это тоже, страдание и смерть одного всегда выливается в страдание всех его близких. Мы все очень связаны друг с другом. И должны мужественно принимать не только свой крест, но и крест близкого. Наша вера учит нас: слушать Бога и быть покорным Его воле. Мать Мария (Скобцова) пошла в газовую камеру за другую. Но ей это разрешил Господь. Он далеко не каждому такое разрешит. Кого-то Он, напротив, отведет от этого, и в этом будет Его воля. Сейчас Господь тебя хранит, а тому, кого ты так любишь, посылает крест. Надо смириться с этим и принять, хотя так хочется поменяться с ним местами, лишь бы он не страдал. Но эта покорность Божьей воле не означает бездействия, она означает: слушать, быть внимательным к тому, что тебе сейчас об этом говорит Бог. А вот, когда услышишь и будешь уверен (Господь всегда дает эту уверенность и спокойствие, это может быть даже сигналом о том, что мы правильно поняли Бога), тогда расшибись, но сделай все.

Апостолы не сразу понимают Иисуса. Петр, называя Его Христом, то есть, Помазанником, Царем Израиля, не может вместить Его предсказаний о собственной смерти в Иерусалиме. А понимаем ли мы, что значит быть христианами? Ведь для нас христианство чаще всего ассоциируется с определенной формой духовной жизни, особым мировоззрением, особым поведением, особыми правилами жизни. Не контрастирует ли наше «спасение души» со словами о тех, кто «хочет душу (жизнь) свою спасти»? Он не говорит о правилах, о мировоззрении, о «христианских ценностях». Он говорит о кресте, о несении креста, как о признаке христианина. Если нам трудно это понять и вместить, мы не должны отчаиваться — апостолы тоже не могли. Важно только двигаться по пути этого осознания. А чтобы двигаться, нужно знать цель.

Отрывок из книги Чисел рассказывает о недоверии людском, о том, как эта вышедшая из Египта толпа за своими проблемами не видит присутствия Того, Кто может решить все ее проблемы. Как заразительно мнение толпы! Даже Моисей, похоже, подпадает под ее влияние и, теряя доверие, дважды бьет жезлом в скалу вместо того, чтобы СЛОВОМ извести воду из нее. Эта малая нерешительность того, «кому много дано», приводит к невозможности для него войти в желанную обетованную землю. Своеобразным ответом на эту историю оказывается отрывок из Евангелия. Иисус, выслушав разнообразные мнения о Себе, идущие от толпы, спрашивает учеников: «А вы за кого почитаете Меня?» — помогая им преодолеть это давление толпы. И получает боговдохновенный ответ Петра: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго».

За кого люди почитают Иисуса? Этот вопрос до сих пор стоит перед каждым из нас, и разные слышатся на него ответы.

Сначала Он спрашивает учеников о мнениях, бытующих в народе. Пересказанные учениками мнения, по сути, различаются тем, чьё имя упомянуто, но все они сводятся к оценке Иисуса как великого пророка. И это мнение, вообще-то, не исчезло, ведь максимум, что люди могут решить, глядя издалека, что Он — пророк. В наше время добавили бы и иные определения, например, «великий учитель» и т.д. Но до поры до времени все эти определения — из области абстрактной информации.

Но затем Он спрашивает учеников об их личном мнении, и этот вопрос задан всем нам. Здесь прекращается голое теоретизирование и наступает час выбора. От того, кем я признаю Христа, зависит, как я стану жить.

Поэтому исповедание Петра стало не только его личным признанием Иисуса Христом, Сыном Божиим. Его устами Христа исповедали все апостолы, к этому исповеданию присоединаются ученики всех времён и народов. Не плоть и не кровь открыли это Петру, это значит, что не человеческие размышления и традиции, но Отец Небесный. Человеческие размышления способны подвести к порогу истины, но переступить порог нам таинственно и незаметно для обычного восприятия помогает Сам Господь.

Вера — одна из самых таинственных вещей на свете. Откуда рождается в человеке готовность ясно и недвусмысленно обратиться к человеку по имени Иисус и сказать Ему эти слова: «Ты — Христос», то есть Помазанник, Царь, Которого с надеждой ожидают все народы земли? Если в случае современников и соотечественников Иисуса это можно как-то объяснить их представлениями о Мессии, как о национальном герое-освободителе, то как это объяснить сейчас, когда всем ясно, что в результате деятельности Иисуса Его казнили? Уже признание самой возможности обратиться к Нему сейчас требует от человека некоторых нестандартных мировоззренческих установок. Эти вопросы остаются в Евангелии без ответа. Вернее, без человеческого ответа — «кровь и плоть», то есть сам человек не имеет причин произносить эти слова. Это — тайна. Это — действие в человеке его Небесного Отца, приводящего человека к Своему Единородному Сыну...

Сегодняшнее чтение рассказывает нам об исповедании Петра (ст. 13–20), которому предшествует беседа с фарисеями о знаках («знамениях», ст. 1–4) и с учениками о «закваске фарисейской и саддукейской» (ст. 5–12). Завершается же оно описанием разговора Петра с Иисусом, во время которого Иисус отзывается о Своём ученике достаточно резко (ст. 21–28).

Очевидно, центральным событием здесь оказывается именно исповедание Петра, который узнает в Иисусе обещанного Богом Мессию-Христа, в то время как в народе Его считали пророком (ст. 14–16). И тогда Иисус, подтверждая вывод Петра, говорит, что понять это он мог лишь благодаря откровению от Бога (ст. 17). Казалось бы, Мессию ждали не только ученики Иисуса; в евангельские времена мессианские ожидания в еврейском народе были очень напряжёнными. Но в том-то и дело, что Иисус меньше всего походил на Мессию, которого ожидал и народ, и учёные раввины. Народ ожидал Мессию-царя, который освободит Иудею от власти Рима; учёные раввины и теологи-книжники хотели видеть Мессию, который соответствовал бы их богословским теориям. Не случайно фарисеи и саддукеи просят Иисуса, чтобы он явил им какой-нибудь из тех мессианских знаков, по которым, согласно их собственным концепциям, только и можно узнать Мессию. А Иисус отказывается. И не потому, разумеется, что это Ему было трудно, а потому, что Он не хотел «вписываться» ни в какую богословскую концепцию и не собирался «соответствовать» ничьим представлениям. Принять такого Мессию, не соответствующего никаким общепринятым нормам и взглядам, в Котором большинство готово было видеть скорее нечестивца и нарушителя Торы, чем Мессию, действительно можно было лишь по откровению. А потом Петру и другим ученикам пришло время узнать о кресте и о Воскресении (ст. 21).

И тут оказалось, что знание это для человека непосильно. Принять Мессию гонимого и страдающего ещё можно было, тем более, что образ страдающего Мессии был хорошо известен каждому верующему еврею из Книги Исайи, но смириться с полным Его поражением было совершенно невозможно. А ведь смерть на кресте воспринималась и Петром, и другими апостолами только как поражение, реальность воскресения вообще и воскресения Христа в частности была для них лишь отдалённой перспективой, так что, даже когда Он воскрес, они долго ещё не могли до конца в это поверить.

Неудивительно, что Пётр не может смириться с мыслью о неизбежности смерти Учителя (ст. 22). Но Иисус и здесь непреклонен: нельзя останавливаться на полпути, нельзя принять Мессию и не принимать Его пути. Человек, поступающий так, превращается из ученика во врага (ст. 23). Дорога в Царство только одна (ст. 24–27), и прийти туда можно, лишь пройдя её до конца.