Мысли вслух на Лк 3:17

Переходя к основной части Евангелия, Лука увязывает в один рассказ продолжение истории Иоанна Крестителя, начало служения Иисуса Христа и две Его генеалогии. Именно две! В этом парадоксе и раскрывается радостная Весть: Иисус два раза назван Сыном Божьим — в человеческой истории (то есть в собственно нисходящей генеалогии от Иосифа до Бога) и в божественном откровении, когда во время Его крещения с небес прозвучал голос Отца. Это значит, что история и откровение сливаются в одно целое в жизни одного Человека и теперь слово Божье прозвучит из человеческих уст. Это также означает, что слова и дела Иисуса из Назарета, о которых читатель узнает в последующих главах, действительно открывают Бога — Он оказывается непосредственно в гуще земных событий, на улицах и равнинах Палестины и — в сердце читателя.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к образу Иоанна Крестителя. И здесь мы снова встречаемся с разным видением евангелистов Матфея и Луки, на этот раз относительно служения Иоанна. В отличие от Матфея, Лука, помимо общего содержания проповеди пророка (ст. 3–9), упоминает также те советы, которые Иоанн давал людям разных профессий и сословий (ст. 10–14). Советы эти были в разных случаях различны, но было в них и нечто общее: все они так или иначе были связаны с вопросом о соблюдении данных Богом заповедей.

Очевидно, напоминая слова Исайи о необходимости «подготовить путь Господу» (ст. 4), Иоанн имеет в виду прежде всего важность следования Торе. Казалось бы, в таком призыве не было ничего принципиально нового: об этом говорили все ветхозаветные пророки. Но было в деятельности Иоанна и нечто необычное.

Не случайно в рассказе евангелиста упоминаются сборщики налогов («мытари») и воины (ст. 12, 14). И те, и другие в еврейском обществе евангельских времён были изгоями. На мытарей смотрели, как на коллаборационистов, сотрудничающих с оккупантами и обирающих собственный народ. Что касается воинов, то здесь, вероятно, речь идёт о римских солдатах, которые были или язычниками (что маловероятно), или прозелитами (обратившимися в иудаизм бывшими язычниками). Общественное положение таких прозелитов было довольно двусмысленным: они не считались полноправными членами еврейской общины (таковыми становились лишь их дети), а для соплеменников они были чужаками, а нередко и предателями.

Иоанн же, как видно, принимает каждого независимо от социального и религиозного статуса. Он, очевидно, не думал, что грядущее мессианское Царство будет дано лишь правоверным иудеям. Путь был открыт даже тем, кто считались для народа Божия людьми потерянными, и потерянными навсегда —мытарям. Ведь свой грех они совершили осознанно и добровольно, а от последствий такого греха, как считалось, очиститься невозможно, даже если впоследствии согрешивший искренне раскаивался в содеянном. Бог мог принять его раскаяние, но скверна, оставленная грехом, навсегда ложилась на него самого и на его потомков.

Иоанн между тем не отталкивал и мытарей, требуя лишь, чтобы после очистительного омовения («крещения») они впредь не нарушали норм Торы (ст. 13). Для него, очевидно, сотрудничество с римскими властями не было столь страшным грехом, как для большинства его современников. Но дело было, конечно, не только в этом. Ведь Иоанн, как никто другой, понимал, что Мессия, Которого он ожидал и о приходе Которого свидетельствовал, принесёт в мир Царство, где каждому будет дана возможность начать жизнь с чистого листа. А его собственной задачей было приготовить народ Божий к этой новой жизни. Жизни, к которой, раскаявшись, сможет приобщиться даже самый страшный грешник, если только он сумеет принять главный дар Царства — дар Божьей любви.

Слово «покаяние» стало для нас привычным. Мы каемся потому, что так надо. Мы каемся во множестве грехов, но меняется ли при этом наша жизнь? Не принося плодов покаяния, мы можем смело относить к себе слова Крестителя о «порождениях ехидны» и «секире при корне дерев». При этом, ясно, какие плоды должны приносить сборщики налогов (мытари) и военнослужащие. А если мы к ним не относимся? Что делать нам? Чтобы это понять, необходима серьезная работа над собой, внимание к своей жизни, решимость жить по-другому. И тогда перед нами открывается возможность крещения Духом и огнем, следования за Возлюбленным Сыном, надежда услышать заветные слова: «В тебе Мое благоволение!»

Начало проповеди Иоанна о покаянии привязана к исторической дате, благодаря чему у нас есть возможность соотнести евангельские события с теми происшествиями, которые привлекали гораздо большее внимание современников, а затем и историков. Идут нескончаемые войны, возникают и гибнут империи, на престолы восходят правители, а посреди впечатляющих кровопролитий странствующий проповедник призывает грешников к покаянию. Но пройдёт не так много времени, войны и правления растворятся во тьме веков, но тьма не сможет одолеть память о малозаметной, как казалось, проповеди Иоанна.

Не только для контрастного восприятия событий упомянуты хронологические ориентиры. Людям, свойственным окунаться в одну из крайностей, привычно выбирать что-то одно - или временное, или вечное. Но библейский взгляд гармонизирует кажущиеся крайности, он признаёт важность и вечного, и временного. Да, временное также ценно, но особую ценность оно приобретает на стыке с вечным.

Иоанн отрицает, что он Мессия, он исполняет служение, которому предстоит уместиться в пределы своего времени. Но он готовит приход Того, Кто посреди временного мира явит лик вечности.

Являя Себя в водах Иордана, Господь властно вторгается в ход человеческой истории. Воды этой реки становятся очистительными и животворными, как те, над которыми носился Дух Божий в первый день творения. Всемогущий приходит омывать нас Духом Святым и огнем. Кто может устоять перед силой благоволения Отца, явленного нам во Христе Иисусе. И тем не менее Иоанн Креститель говорит об ответственности людей за происходящее. Сотворите достойный плод покаяния! Он призывает к перемене жизни, к полному обращению. Наступает День Господень, великий и страшный. Но Господь приходит в этот день в тишине и смирении, и каждому из нас нужно самому предпринять усилие, чтобы войти в Его открывшееся Царство. Поэтому не безразлично, что представляем из себя мы, к которым является Христос. Поэтому Его явление не нарушает нашу свободу. Напротив, Богоявление — единственное, что придает этой свободе смысл.

Требования Иоанна и требования Иисуса. Реализм первого и максимализм - а, точнее, сверхреализм - второго очень четко видны нам сегодня, если мы посмотрим на текст внимательно. Казалось бы, все то же и накормить голодного и одеть нищего. Но если Иоанн говорит тому, у кого есть две одежды одну отдать, то Иисус говорит: и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Мф 5:40). Еще более заметным становится отличие в случае с требованиями Иоанна к воинам и сборщикам податей. Просто ничего сверх положенного не брать. По сути, не делать другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе. Обратимся к книге свящ. Георгия Чистякова «Над строками Нового Завета». «Очень близко к тому, о чём говорит Иисус, подходит Его старший современник раввин Гиллель, который учит: «Что вредно тебе, того не делай другому, вот тебе и весь закон, а остальное — комментарий». А Иисус уточняет: «...ибо в этом закон и пророки». Но если Гиллель поучает: «Что вредно тебе, не делай другому», то Иисус говорит: «Во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Греческий мыслитель Исократ писал: «Не делай другим того, что злит тебя, когда ты испытываешь это на себе от рук других». Младший современник Иисуса философ Эпиктет заметил «От чего избегаешь ты страдать сам, не налагай то на других» Наконец, Александр Север, римский император, считавший себя философом-стоиком, говорил: «Чего ты не хочешь, чтобы сделали тебе, того не делай никому другому».<...> За много веков до Иисуса китайский философ Конфуций сказал: «Чего не желаешь себе, того не делай и другому». Как видим, это правило типично для самых разных философских и религиозных систем. Казалось бы, Иисус не сказал ничего нового. Но Он, в отличие от многочисленных своих предшественников, произносит слово «делайте» (в Синодальном переводе «поступайте»). Таким образом, все формулы до Христа носили характер отрицательный, как в заповедях: «Не убий», «Не укради» и т.д. Христос говорит о том же, но в утвердительной форме. И это очень важно, так как здесь речь идёт не о пассивном неделании зла, а об активном доброделании, которое есть христианство. Об этой активности христианства мы часто забываем, а зря». И вот это очень важно увидеть в сегодняшнем отрывке, чтобы ни в коем случае не относиться к Иоанну как двойнику Иисуса, просто менее удачливому, подобно тому, как бывают герои-резонеры в художественном произведении. Нет. Иоанн – это мост, по которому нужно пройти, чтобы прийти к Иисусу. Нельзя его миновать. Через него надо пройти. И по сути только святые проходят этот мост до конца, а мы лишь где-то еще посередине, мы еще не можем дотянуться до максимализма Иисуса, но у нас уже есть покаяние.

Проповедь Иоанна и его призыв к обращению (которое в Синодальном переводе названо покаянием) ставят нас перед парадоксом, который, однако, мы замечаем не сразу. Речь о том, что люди нерелигиозные (сборщики податей — мытари, солдаты и вообще простой народ, не особо задумывающийся о религии) откликаются на призыв Иоанна охотнее людей религиозных, к примеру, фарисеев, составлявших религиозную элиту еврейского общества евангельской эпохи. В принципе, здесь нет ничего удивительного: всякий религиозный человек уверен, что обращение нужно не ему, уже и без того верующему, а тем, кто от веры далёк. А вера в таком случае, конечно, всегда отождествляется с религией, так же, как духовная жизнь с жизнью религиозной. Иоанн же, как видно, призывает к обращению всех — и религиозных, и нерелигиозных. Ведь его задача — приготовить народ к приходу Мессии, а значит, и к принятию Царства. И здесь уже мало оказывается одной религиозности, и даже одной человеческой веры оказывается мало, тут нужна такая полнота доверия к Богу и такая готовность отдать себя в Его руки и в Его волю до конца, какая падшему человеку неизвестна в принципе. С точки зрения того, что нужно для Царства, обратившихся нет, как и нет и тех, кто готов в него войти: не готов ни один, и обратиться нужно каждому. И тут-то оказывается, что людям нерелигиозным проще: им нечего терять, они ни на что в плане духовной жизни не претендуют и легко соглашаются с тем, что им нужно обратиться. А вот людям религиозным сложнее: ведь признать себя нуждающимся в обращении означает во многом обесценить собственные религиозные достижения в глазах окружающих, так же, впрочем, как и в своих собственных. Решиться на такое непросто, и многим фарисеям этот выбор, как видно, оказывается не по силам.