Мысли вслух на 2 Кор 1:12-20

Что такое христианское свидетельство? И как можно свидетельствовать? За века христианской истории множество свидетелей засвидетельствовали свою верность Христу и Царству многими прекрасными делами и словами. Но есть свидетельство, доступное каждому без исключения: образ жизни, который ведёт человек в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире. Его-то, наверное, и надо считать главным свидетельством, таким свидетельством, на котором основано всякое другое.

Конечно, если бы христианство было просто новой религией, всё было бы несколько иначе: тогда именно отдельные слова и отдельные поступки адептов новой религии, об этой религии рассказывающие или её демонстрирующие, были бы главным свидетельством. Но ведь христианство — не новая религия, а новая жизнь, жизнь в Царстве. И главной задачей христианина, как свидетеля, является задача продемонстрировать эту жизнь, её возможность здесь и теперь, в мире хотя уже и преображающемся, но ещё не преображённом до конца.

Всё остальное, все слова и все дела получают свой смысл лишь на фоне этой новой жизни, ведь все они — лишь производное от неё. И Павел говорит именно об этом, он говорит о той жизни в непреображённом ещё мире, которую он сам и его спутники вели не по законам непреображённого мира, а «по благодати», по законам Царства. И эту свою и своих сослужителей жизнь он, как видно, и считает главным свидетельством.

Судя по первой главе послания Павла, его прежние посещения Коринфской церкви были отнюдь не гладкими. Нам остаётся лишь догадываться, что он имеет в виду под «огорчениями», доставленных коринфским христианам во время его предыдущего их посещения. Ясно одно: разговор был серьёзным и, скорее всего, не слишком приятным.

Павел тем не менее спешит уверить коринфских братьев, что это отнюдь не отменяет и не разрушает того духовного единства, которое связывает их всех как членов единой Церкви Христовой. Речь идёт, конечно, не о внешнем, формальном единстве, а о единстве сущностном. Апостол выражает это так: в день Господа (так первые христиане называли день возвращения Спасителя) мы (говорит апостол от себя и от лица своих спутников) будем хвалиться перед Богом вами, а вы — нами.

И дело тут не только в том, что Павлу удалось сделать из коринфян хороших христиан, которых он может представить Христу в день Его возвращения как свидетельство несомненной удачи своего земного служения. Дело в том, что хвалиться в том смысле, в каком это слово употребляет апостол, можно лишь теми, с кем пребываешь в полноте общения. В духовном единстве.

А как же все (как можно думать) суровые и не слишком приятные слова, сказанные Павлом коринфским христианам прежде? Как видно, они не разрушали упомянутого единства. Дело ведь не в одних словах, дело ещё и в том, как они сказаны: с любовью или с ненавистью. С желанием помочь или с желанием оттолкнуть, самоутвердиться, восторжествовать над поверженным противником.

Дело в той интенции, которая стоит за словами, интенции позитивной или негативной, созидательной или разрушительной. И если слова сказаны с любовью, то они не разрушают отношений и не нарушают духовного единства, хотя могут причинить не только дискомфорт, но и боль. А без любви никакие, даже самые приятные слова ничего не создают и никаких отношений не устанавливают. А значит, и для Царства они бесполезны: они туда просто не доходят. Ведь Царство — среда любви, и всё, не имеющее отношения к любви, остаётся поэтому вне Царства. Со всеми вытекающими последствиями.

Обращаясь к христианам Коринфа, Павел переходит от темы гонений и исповедничества к вопросам, которые, на первый взгляд, не имеют ни с тем, ни с другим ничего общего. Он делится с коринфской церковью своими планами, как видно, надеясь на поддержку своих единоверцев (ст. 15 – 16). Но, с другой стороны, апостол не случайно напоминает адресатам своего послания об определённости и однозначности всех своих слов и поступков, призывая в свидетели каждого, кто мог его слышать (ст. 17 – 20). Такая определённость и однозначность возможна лишь при условии духовной цельности личности, без которой невозможна нормальная духовная жизнь, да и обычная тоже. И тогда становится очевидной связь этой темы, поднятой апостолом в своём послании, с затронутой им чуть раньше темой гонений и исповедничества. В самом деле, свидетель может остаться свидетелем в критической ситуации лишь в том случае, если духовная цельность, о которой говорит Павел, была ему свойственна и прежде, в обычной жизни, и если вся вообще его духовная жизнь протекала нормально и была такой, какой она должна быть у христианина.

Исповедничество и мученичество не героические акты, для которых достаточно кратковременного душевного подъёма, а кульминационная точка всей жизни христианина. Но дело не в одной лишь готовности к такой кульминации. В конце концов, хотя каждый христианин и является свидетелем Христа и Царства, не каждому даётся завершить своё свидетельство мученичеством. Но вот к полноценной жизни в Царстве призван каждый, а её тоже не может быть без духовной цельности, о которой говорит апостол. Она нужна не только как инструмент свидетельства, она необходима как главное, жизненно важное условие пребывания в Царстве. Жизненно важное в буквальном смысле: без неё жить жизнью Царства невозможно. В лучшем случае христианину, который ею не обладает, придётся в Царстве не жить, вдыхая дыхание Божие полной грудью, а выживать, дыша с трудом, как дышит человек в разреженном воздухе. В худшем же случае жизнь Царства останется для него лишь абстракцией или недостижимой мечтой. А тогда ни о каком спасении и ни о каком христианстве вообще говорить не приходится.

В сегодняшнем чтении мы слышим слова апостола Павла «мы пишем вам не иное, как то, что вы читаете или разумеете, и что, как надеюсь, до конца уразумеете». Основываясь на непреложности Слова Божьего (стих 20), апостол обозначает очень важную черту нашей веры, отличающую ее от огромного множества религиозных течений. Речь идет об отсуствии тайного учения, которое уже в конце первого века стало, как термином, на-зываться словом «гнозис» (греч. γνώσις, знание). Это обозначение подразумеват не знание истины, которое ученики получают от Учителя, но тайное, сокровенное знание, которое отделяет его обладателей от профанов, от непосвященных. Вообще, начальному периоду истории христианства не свойственна идея посвященности, кроме посвященности всего народа Божьего. Структура священной иерархии определяется в Церкви не особым тайным гнозисом, как думали эллинизированные язычники, а обязанностью практиковать данные людям специальные дары Духа Святого.

Так вот, апостол пишет: «как надеюсь, до конца уразумеете». Обращенные ко всей общине, эти слова как раз и подразумевают, что нет ничего тайного, что было бы недоступно людям. Сам Спаситель говорит в молитве к Отцу: «Я открыл им (людям) имя Твое» (Ин. 17:26): что может быть выше этого? И еще во Второзаконии об истине Господь говорит: «заповедь сия, которую я заповедую тебе сегодня, не недоступна для тебя и не далека» (Втор. 30:11). А если истина не недоступна и не далека, то каковы оправдания нам, когда мы не хотим найти ее?