Мысли вслух на Кол 1:15-20

Говоря о земном и небесном, созданном тем Словом, которое воплотилось в Иисусе Христе, Павел перечисляет «престолы, господства, начала и власти». Что же он имеет в виду? Более поздняя христианская традиция смотрит на эти названия как на имена «чинов ангельских», т.е. как на названия неких таинственных уровней ангельской иерархии. Но такое понимание слов апостола связано с развитием той области богословия, которая называется ангелологией. Средневековые теологи любили рассуждать об устройстве ангельского мира, хотя их опыт соприкосновения с этим миром едва ли превосходил тот, что отражён в Библии. Авторы же библейских книг говорят об ангелах не слишком много. Иное дело авторы гностических текстов, порой напоминающих позднейшие теософские сочинения.

Они как раз об ангелах и об ангельском мире говорили много и охотно, но в подавляющем большинстве случаев их красочные и пространные описания были плодом их собственной мистической и поэтической фантазии. Павлу, однако, гностическая теософия отнюдь не была близка: он ведь получил вполне традиционное раввинистическое образование у учителя, отнюдь не склонного к гностическим фантазиям. И едва ли в Павловых посланиях стоит искать какого-нибудь «учения» об ангельской иерархии. Но это вовсе не означает, что апостол был чужд всяких упоминаний реалий духовного мира.

Перечисляя «небесное и земное», он говорит и о них тоже. Правда, ни к какой «ангельской иерархии» и ни к каким гностическим построениям они отношения не имеют. Под «престолами» Павел, скорее всего, имеет в виду тот Престол славы, который так ярко описан в гл. 6 Книги Исайи, хотя упоминается он отнюдь не только там. В Книге Даниила есть красочное описание того, как к этому Престолу подводят Мессию, названного в тексте книги «Сыном Человеческим» (Дан. 7 : 13 – 14).

Если же вспомнить к тому же, что раввинистическая традиция евангельских времён говорит о Престоле славы, сотворённом прежде сотворения мира, слова Павла о «престолах» оказываются хорошо вписанными в контекст не только св. Писания, но и Предания своей эпохи. То же самое можно сказать и о «началах», но тут скорее приходится говорить о греческой философии, чем о раввинистической традиции. Под «началами» (точнее, под тем, что обозначает переводимое так соответствующее греческое слово) подразумеваются те первичные причины и движущие силы мироздания, которые делают его тем, что оно есть как в целом, так и в частностях.

Как видно, Павел, знакомый не только с раввинистической традицией, но и с греческой философией, осмыслил и то, и другое в свете нового, полученного им христианского откровения. Что же до «господств» и «властей», то тут речь идёт, скорее всего, не о небесном, а о земном.

Оба слова относятся к реалиям, связанным с земной властью и с земными государствами: в первом случае речь может идти как о власти, так и о территории, на которую эта власть распространяется, во втором же скорее об источнике власти, который устанавливает некий государственный порядок там, где эта власть распространяется (таков смысл соответствующих греческих слов). Как видно, Павел соотносит Престол славы с земными престолами, а космические первопричины и начала — с источниками земной власти, иллюстрируя тем самым свои слова о воплотившемся Слове, Которым всё сотворено.

Интересно: в каком смысле Павел говорит о том, что всё созданное создано ради Христа? Конечно, в его словах можно увидеть отражение тех традиционных иудейских мессианских представлений, которые говорят о Мессии как о Том, Кто был задуман Богом ещё до сотворения мира.

Если учесть, что так же смотрит традиционный иудаизм и на народ Божий (он тоже был задуман Богом ещё до сотворения мира), то нетрудно прийти к выводу о мире, сотворённом и существующем ради народа Божия и Мессии. Но апостол привносит в эти традиционные и, несомненно, хорошо ему знакомые представления нечто новое. Он говорит о Христе, что всё созданное было создано не только для Него, но и Им.

Конечно, вопрос о происхождении Мессии и в пророческой традиции решается неоднозначно, некоторые имена Мессии, встречающиеся, к примеру, у Исайи Иерусалимского, заставляют думать об особых отношениях Мессии с Богом, отношениях не только, выражаясь философским языком, экзистенциальных, но и онтологических. Но о божественности Мессии никто из пророков всё же не говорит, и иудаизм таких представлений не знает. Павел же, прямо говоря о том, что мир сотворён Христом, подразумевает, очевидно, именно это. Христос творит мир вместе с Отцом, потому он и оказывается сотворённым для Него, так же, как и для Самого Отца.

Но тогда и Мессия становится не только посланником Бога на земле, исполняющим Его волю. Он Сам становится богоявлением, привнося в мир ту же полноту Божию, которая свойственна Отцу. Образно говоря, после прихода Христа на земле Бога стало столько же, сколько Его всегда было на небесах. Потому-то и не нужны христианам никакие посредники между ними и Богом, между ними и Христом: ведь все мыслимые и немыслимые иерархии, все «престолы, господства, начала и власти», упомянутые Павлом, не могут дать миру больше, чем уже дал ему Христос.

Неудивительно, что и Царство вошло в мир со Христом и через Христа: ведь оно немыслимо в отрыве от той полноты Божией, которая и делает его тем, о чём говорят свидетели. И тогда становится понятно, что мир действительно был сотворён ради Христа и Царства. Ведь альтернативой такому развитию событий может быть лишь торжество греха и смерти. То, чего Бог допустить не хочет.

Что имеет в виду апостол, говоря о Христе, что «Им всё стоит»? И в каком смысле Он «есть прежде всего»? Конечно, прежде всего на ум приходят те традиционные представления о Мессии, которые предполагали, что Мессия был задуман Богом ещё до сотворения мира, так что Его приход должен был непременно состояться, а мироздание с самого начала существовало ради Него и ради того Царства, которое должно было войти в мир вместе с Ним. Конечно, имея в виду иудейские мессианские концепции, приходится учитывать, что характерные для них представления о Царстве были порой довольно далеки от евангельских, да и отражённый в них образ Мессии оказывался порой весьма архаичным, больше напоминая Мессию Исайи Иерусалимского или даже представления о праведном правителе, свойственные раннепророческой традиции. И тем не менее Мессия оставался центральной фигурой мировой истории, как в контексте собственно исторического процесса, так и в контексте отношений между Богом и народом Божиим. Но Павел, как видно, имеет в виду не только это. Он говорит о Христе, Который участвует в сотворении мира, и здесь уже речь явно идёт не о тварном существе, хотя бы и задуманном Богом ещё до начала времён. Такое можно сказать лишь о Творце. Очевидно, апостол видит во Христе Творца, такого же, как Сам Бог. Павлу очевидно, что Христос не просто принёс в мир Царство. Его бытие не ограничено лишь временем Его земного пути. И если применительно к будущему (а для Павла это будущее, как и для всех христиан, отчасти уже стало настоящим) можно было говорить о воскресении Христа и о грядущем Его возвращении во славе, как торжествующего Царя Своего Царства, которое «не от мира сего», то применительно к прошлому можно было говорить об изначальности самой Личности Мессии, об изначальности её не только в смысле тех планов Божиих, о которых говорила иудейская традиция, но и в смысле той интенции Бога, которая в тварном мире наиболее адекватное выражение нашла в слове, которым Бог творит мир. В сущности, пророческий опыт весь основан на вмещении этого самого слова в рамки человеческой природы, в той мере, в какой человек Божий мог его вместить. А что, если бы в мир пришёл Тот, Кто в состоянии вместить его целиком? Тогда и слово станет Словом, вместив в Себя всю полноту Божию, и Человек, вместивший Его, станет богочеловеком. И апостол уверен в том, что именно Мессия и вместил Слово до конца и в полноте. И стал Тем, через Кого Бог творит мир. С тем, чтобы потом родиться в мир Тем, через Кого мир будет спасён.

Павел говорит так, что, можно думать, всё сказанное уже должно быть адресатам его послания известно, и апостол лишь напоминает им о том, что они и так знают.

О Мессии ещё в дохристианские времена говорили как о Том, Кто задуман Богом до сотворения мира, и Павел не отвергает эту традицию. Но он идёт ещё дальше: он связывает личность Мессии с той тайной Божьей личности, которая только во Христе и может быть открыта человеку, хотя бы отчасти. Речь идёт о связи полноты жизни Христовой с полнотой жизни Божьей.

Для апостола тут одна и та же полнота, он понимает, что во Христе действует та же воля, которая сотворила мир, Божья воля, сообразовавшая своё действие с теми рамками человеческой природы, в которую Бог её поместил. Здесь нет ещё, конечно, никаких богословских схем, связанных с тринитарной теологией, как нет и развитого учения о боговоплощении, но Павел, несомненно, осознаёт ту духовную реальность, которая стала духовной почвой для всех этих схем и концепций.

Его самого, впрочем, они не волнуют и не заботят. Апостолу важны практические выводы из того, что ему открылось и что он сумел осознать. И прежде всего тот факт, что Принесший в мир полноту Царства несёт в Себе также и Божью полноту — иначе, чем Его небесный Отец, но ту же самую, и полнота жизни Царства, открытая каждому христианину, связана именно с ней. Участие в жизни Царства оказывается также и участием в Божьей жизни, которая христианину открывается в процессе и в контексте его отношений со Христом. Причём тут уже нет никаких преград и границ: Царство едино, и потому о Христе апостол говорит как о Том, через Кого Бог примиряет с Собой мир.

Прежде падший мир противостоял Богу, теперь он примирился с Ним постольку, поскольку преобразился в Царство, принесённое Спасителем. Для человека же такое примирение — всегда вопрос отношений с Иисусом, отношений глубоко личных, которые открывают ему полноту других отношений — Отца и Сына. А там уже и раскрывается христианину полнота Царства и полнота Божьей жизни, доступная человеку, от которой человек вмещает столько, сколько может вместить. Вот об этой жизни и напоминает Павел колоссянам, предполагая, что она уже должна быть им известна.

Что принес в мир приход Христа? Наша сегодняшняя новость говорит о принципиальном изменении на трех уровнях: в личном бытии человека, в межчеловеческих отношениях и в отношениях между человеком и Богом. Христос совершает победу над смертью, и жизнь человека уже не прекращается с его физической смертью — ведь если есть первенец, то есть и те, кто за ним последует. Христос соединяет человечество в новое органическое единство, подобное телу, в котором каждый член уникален, необходим и драгоценен. И наконец, первенство Христа восстанавливает в человеке верную вертикаль любви к Богу и согласия с Его волей. Крепко сказано, не правда ли?

Тема всего послания к Колоссянам — уникальное владычество Христа в земной и небесной жизни. И в этом стихе, который мы только что прочитали, апостол Павел указывает на три основания этого владычества: главенство, первенство и начальствование.

Начнем с начала — с начальствования. Христос имеет право быть начальником, потому что Он — Сущий от начала (Ин. 8:25). Он — Тот, через Кого все начало быть (Ин. 1:3), поэтому Он знает все пути.

Теперь о первенстве. Он во всем первый: первый в сыновстве, первый в праведности, первый в самопожертвовании, первый в любви, первый в воскресении. Он — Владыка по праву первородства и потому, что Он — лучший!

И наконец, главенство. Голова — носитель смысла и замысла, голова — это самое драгоценное и необходимое. Именно поэтому голова управляет всеми остальными органами тела. И вот, во Христе Творец соединяется со Своим творением, новое человечество — Церковь — это Богочеловеческое тело, в котором Богу принадлежит управляющая часть («голова»).

Итак, во Христе — начало, путь и цель всего мироздания, о чем и хотел нам поведать апостол Павел, и, соединяясь с Ним верой, мы становимся причастными полноте Его Богочеловеческой жизни.

Апостол Павел в нескольких кратких словах передает суть событий, самый масштаб которых едва вмещается в человеческое восприятие. В рамках пяти стихов сегодняшнего апостольского чтения умещается все, что Слово Божие говорит о нашем спасении. Апостол начинает с того, что Христос есть глава тела Церкви, которая объемлет собою мир, потому что так угодно было Отцу — чтобы в Нем (во Христе) обитала всякая полнота. Он указывает на тот трагический разрыв, который возник между нами и Богом в результате нашего предательства, в результате того, что мы не живем в небесном масштабе, ограничивая себя земным и сиюминутным.

И Апостол говорит, что Отцу было благоугодно через Христа примирить с Собою все. В сущности, одно это слово способно изменить всю твою жизнь, потому что в этом суть Благой вести: Отец захотел примирить с Собою все. Примирить через Кровь, которую Христос пролил за нас и за весь мир на Кресте. Но какая великая надежда открывается перед нами далее, в следующих строках! Нас, бывших некогда отчужденными и врагами, Бог примирил с Собой в смерти Христа, если только мы пребываем тверды в вере. Ничего другого не требуется, чтобы примириться с Богом, как только твердо верить, что по благоволению Отца к нам Иисус умер за нас на Кресте. И, как говорит евангелист Иоанн, веруя, мы можем иметь жизнь во Имя Его.

Одним из основных соблазнов для новых христианских общин из язычников, наряду с нападками ревнителей закона, было увлечение «теориями» (греч. наблюдение, умозрение): космогонией, гармонией сфер и прочей теософией. Это было вполне естественно для эллинского мира, и многим в первом веке казалось, что любая религия должна содержать в своем вероучении псевдонаучные построения такого рода. Не была исключением и основанная по поручению апостола Павла община в Колоссах. В написанном в 63 году из римской тюрьмы послании апостол настойчиво призывает сосредоточиться на том, что на самом деле составляет существо возвещаемого им благовестия.

Христианская жизнь, пишет он, подразумевает, что мы стремимся к познанию воли живого Бога. Не труднопостижимое для человеческого разума мироустройство, а знание того, чего Творец хочет именно от тебя, — вот истинная премудрость и духовное разумение. Цель этого познания полагается в том, чтобы приносить плод во всяком благом деле. У апостола такое выражение почти всегда означает помощь нуждающимся, милостыню.

Призывая возрастать в познании личностного Бога, а не вообще «божественного» и «нематериального», апостол Павел ставит своих учеников на твердую библейскую почву, столь непривычную для эллинистического мира. Сила, укрепляющая человека и дающая ему жизнь, с точки зрения апостола, дается могуществом славы Бога, а не знанием тайн мироустройства. Характерные черты жизни в присутствии Истины, которые упоминает апостол, — деятельная любовь к людям, терпение, великодушие, радость и благодарность Творцу. И нельзя сказать, чтобы за две тысячи лет этот призыв апостола потерял актуальность.

Начиная своё послание церкви в Колоссах, Павел как бы заново повторяет те основополагающие истины, без которых нет и не может быть христианства в его изначальном смысле, связанном с опытом жизни Царства. Неудивительно, что центром его свидетельства оказывается образ Мессии-Христа, без Которого христианство как опыт Царства невозможно в принципе (ст. 9 – 17). И если согласно традиционным раввинистическим представлениям Мессия был задуман Богом ещё до сотворения мира, то для Павла Мессия становится Тем, без Кого мир немыслим, Тем, на Ком он держится и Кто составляет подлинное его основание (ст. 15 – 17). Такая трансформация традиционных представлений вполне логична: если Мессия вмещает всю полноту Царства (ст. 19), а Царство и есть единственная настоящая, подлинная реальность, благодаря которой и ради которой существует всё остальное, то и Сам Мессия вполне естественно становится тем основанием, на котором держится мироздание.

Но для христиан, главной задачей которых является приобщение к жизни Царства, а затем укоренение в ней, важнее всего оказывается открывшаяся с приходом в мир Христа возможность полного очищения от греха, без которого в Царство не войти (ст. 13 – 14). В прежние времена Бог очищал Свой народ от греха посредством очистительных жертвоприношений, но такое очищение не было полным: так можно было очиститься лишь от греха, совершённого невольно, по незнанию или под принуждением. На большее освящённой присутствием Божиим крови жертвенных животных не хватало. Теперь же у каждого ищущего Царства появилась возможность очиститься от любого греха, начав свою духовную жизнь сначала и посвятив её пути в Царство. Царство для апостола есть не что иное, как соединение неба и земли, Церковь для него оказывается в этом отношении не прообразом даже, а формой существования Царства в нашем, преображающемся, но ещё не преображённом мире (ст. 18 – 20); но не менее важным оказывается для Павла и то преодоление ищущими Царства собственной греховности, без которого в Царство не войти (ст. 21 – 23). Задача Церкви двуедина: она, с одной стороны, должна стать пространством Царства в преображающемся мире, будучи, с другой стороны, общиной спасающихся, сообществом людей, идущих путём Царства, но далеко ещё не достигших цели. Раскрытие полноты Царства в нашем преображающемся мире неотделимо от духовного становления его обитателей, а завершится этот процесс лишь в конце времён с возвращением Христа.