Мысли вслух на Лк 16:10-15

«Не можете служить двум господам» — это о чём? О теле? О мире? О сребролюбии? А главное: если двум господам служить нельзя, как вообще жить в мире, который, как известно из того же Евангелия, «лежит во зле»? Что делать? Бежать от мира, бежать в пустыню, как во все времена поступали монахи, отшельники, пустынники? Но действительно ли это выход? Ведь и в пустыне, и в лесу придётся думать о том, чтобы как-то себя прокормить, хотя бы по минимуму. А там это может оказаться, пожалуй, ещё проблематичнее, чем в городе. Да и не в одном пропитании дело, а в принципе: если двум господам служить нельзя, значит, и по законам того мира, в котором мы живём, жить тоже нельзя. Куда ни беги, он всё равно с тобой: ведь любой из нас — его часть, и зло, в котором он лежит, имеет к нам отношение. Но, если Царство существует, если оно уже вошло в наш мир с тем, чтобы его преобразить, значит, ещё не всё потеряно. Если есть альтернатива, значит, можно жить в этом мире, не подчиняясь ему, жить по законам Царства и не раздваиваться, не служить двум господам. Так, конечно, жить не просто, но принципиально такая жизнь возможна. И, значит, миру, лежащему во зле, альтернатива есть. Главное — найти её, а, найдя, не потерять.

Слова Христа о невозможности служить двум господам — один из самых ярких образов того выбора, который совершает человек, становясь христианином. Этот выбор не допускает компромиссов и условий. И этот выбор, который должен быть сделан. Нелепо предъявлять Богу претензии, если ты не сделал этого выбора или предпочел служить своему благосостоянию. Это твое, только твое собственное решение. Это удивительное благо для нас, и страшная правда одновременно. Так хочется возложить на Бога ответственность за свое мертвое состояние... Но это твой собственный выбор, который никто, даже Бог, не сделает за тебя. И тем более поразительна милость Сына Божьего, Который умирает за нас всех, независимо ни от чего, «когда мы были еще грешниками», как говорит апостол Павел.

Вера и верность — однокоренные слова не только в русском языке, но и в языках Библии. Вера в библейском смысле всегда подразумевает верность. Если христианская вера — это то, что открывает нам возможность соединения со Христом и, следовательно, путь в жизнь вечную, то именно верность этой вере сохраняет нас на этом пути, а неверность — сбрасывает в тьму внешнюю. Так, вся наша участь определяется принятием Божьего спасения верой и верностью.

Но возможно ли нам совмещать верность в этом, предельно важном для нас, направлении жизни и неверность в чем-то частичном, менее важном? Помните шутку советских времен: «Сегодня ты изменил жене, а завтра — Родине!»? Слова Иисуса показывают, что Он вряд ли отнесся бы к этому, как только шутке. Верность — это общее свойство человеческой личности, не столько врожденное, сколько воспитываемое и развиваемое, и уровень развитости этого свойства отражается на всех сторонах человеческого поведения. Сколько раз приходилось с грустью наблюдать, как люди, неверные своему слову, затем оказываются неверными в дружбе, в браке, в своей принадлежности церкви.

Слова Спасителя об ответственности за своё и чужое могут на первый взгляд показаться странными: всем ведь известно, что к своему человек всегда относится ответственнее, чем к чужому, идёт ли речь об имуществе или о чём бы то ни было другом. Но так кажется именно лишь на первый взгляд, если не задумываться о том, что такое вообще ответственное отношение к чему бы то ни было, будь оно своё или чужое.

Что такое, в самом деле, ответственность? Откуда она берётся? Настоящая ответственность невозможна без свободно и осознанно сделанного выбора, когда человек духовно самоопределяется относительно собственной жизни. Ответственность — обратная сторона реализованной человеком свободы выбора.

Но чтобы выбор в конкретной ситуации был действительно свободным, вся жизнь человека должна быть осознанной. Человек для этого должен осознавать каждое своё желание и стремление, каждую интенцию, обращённую к кому-то или на что-то. Если ничего подобного нет, то и осознанного желания в жизни человека не будет. Но ведь, казалось бы, все чего-то желают, и большинство — весьма даже сильно, а вот осознают себя и свою жизнь, увы, совсем немногие. Что же тогда думать о желаниях большинства? Как видно, осознанными их назвать вряд ли возможно.

Но такие желания вряд ли можно считать желаниями в собственном смысле слова: ведь настоящее желание — всегда духовно, это волевой акт, в котором человек отдаёт себе отчёт полностью и до конца. А неосознанное желание — всего лишь страсть, эмоция, аффект, сила, захватившая человека, которую он не может ни осознать, ни контролировать. И когда она охватывает человека, то, к чему он страстно стремится, кажется ему безусловно своим, абсолютно необходимым и даже абсолютно от него самого неотделимым.

Человек не мыслит себя без «своего» — не потому, что понял и осознал, какое место в его жизни должен занять предмет его желаний, а потому, что слился с ним до почти полной неразличимости и уж точно до совершенной неразделимости. Отнять у человека такое «своё» — всё равно, что отрезать у него руку или ногу, или даже ещё хуже — часть души. В таком вот случае чаще всего и говорят «оторвал от сердца».

Вот только ни о какой ответственности в таком случае, конечно, говорить не приходится: какая может быть ответственность там, где охваченный желанием заполучить или удержать «своё» человек даже не владеет собой? А вот с чужим, с тем, что «не своё», ничего такого не может быть по определению. Чтобы ответственно относиться к тому, что не является объектом собственной страсти, что тебе безразлично, нужна именно настоящая ответственность.

И если она есть, человек сумеет, во-первых, отличить своё от того, что ему только кажется таковым, и, во-вторых, относиться к своему так же осознанно и ответственно, как и ко всему, что ему поручено. Оно и неудивительно: ведь человек, живущий осознанно, не может не понимать, что и своё ему лишь поручено Богом, что оно дано ему в пользование, а не в безраздельное и безусловное владение. И относится к нему соответственно — так же, как и ко всему, что ему дано и что поручено.

Неужели настолько несовместимы богатство и благочестие? Разве мы не встречали добрых, щедрых и в то же время богатых христиан? Разве мы не встречали озверевших от нищеты преступников? Наверное, здесь ключевые слова – «служить», «любить», «усердствовать». Что главенствует в нашем сердце? Чему или кому мы служим? Богатство, — да какое тут у нас богатство! — вообще деньги, — это для нас цель или средство? Если цель, то нам надо лечиться от клептомании, а не считать, что у нас все в порядке. А если средство, то средство для чего? Деньги приносят в нашу жизнь новые возможности, и не все эти возможности полезны для нашей души. Мы можем направить эти деньги на приобретение власти над другими людьми (самый страшный наркотик — это власть!), на разнообразное самоуслаждение (еда, секс, уют, путешествия и т.д.), на успокаивание своей совести (милостыня, благотворительность), так или иначе на себя. Как деньги могут стать для нас способом служения Богу (и не стать одновременно самооправданием) — вот, наверное, тот вопрос, который каждый из нас должен решать в своих отношениях с Богом. На троне не могут сидеть сразу двое...

Евангелист прямо указывает на сребролюбие фарисеев как на причину неприятия ими слов Христа. Увы, очень часто причина тех или иных наших поступков, выбора принципов, готовности прислушаться к разумным речам или заткнуть уши проста: нами движут самые элементарные страсти, для обоснования которых мы задним числом придумываем логически выверенные объяснения. Поэтому одной из выдающихся антизаслуг фарисеев всех времён и народов стало опошление и прагматическое использование высоких принципов, прикрытие ими вовсе не обязательно высоких желаний.

Для того, чтобы войти в Царствие Божие необходимо приложить усилие... Что же это за усилие? Может быть, оно должно быть направлено на соблюдение правил церковной жизни и норм поведения? Такое усилие, конечно же, необходимо, особенно тогда, когда лень диктует нам, что можно и пропустить богослужение, и сократить пребывание на молитве, мол, достаточно "внутренней духовности"... Но этого мало, такое усилие было доступно и фарисеям. Но Господь хочет видеть нас не правильно поступающими, а спасёнными и преображёнными. И значит, нам необходимо сделать усилие, чтобы раскрыться навстречу Ему, чтобы принять от Господа благодатные силы, а это вряд ли произойдёт, если мы будем пассивными.

Трудно укладываются в сознании современного человека слова о разводе. В наше время, когда практически преобладают семьи, составленные супругами, имеющими опыт развода, многим хотелось бы возразить против этих слов, тем более, что можно привести немало удачных примеров повторных браков. Это так, но даже самые удачные повторные браки не отменяют того, что не затем Господь сотворил нас мужчинами и женщинами, чтобы мы расставались, не научившись жить в единении. Господь - не формалист, Он видит нашу неспособность абсолютно верно следовать Его словам и не оставляет нас Своей любовью. Но, думается, Он скорбит от того, что мы вытворяем.

Фарисеи, высмеявшие Иисуса, когда Он сказал, что невозможно служить Богу и богатству, думают о Царстве Божьем так, как обыкновенно думаем и мы. Лишь когда кто-то умирает, мы говорим «Царство ему Небесное», пожелать же «Царства Небесного» живому человеку для нас психологически невозможно. Сложившийся за века стереотип полагает Царство «потом», за пределами этой жизни. Так же думали и фарисеи, чаявшие воскресения мертвых и ожидавшие Царства в историческом, но отдаленном будущем. Фарисеи считали единственным (во всяком случае, главным) проявлением Божьего благоволения в этой жизни богатство, почет среди окружающих и семейное благополучие. Наша стереотипная религиозность и здесь совпадает с фарисейской. Это видно, когда мы упрекаем Бога в несправедливости, видя процветание жуликов и страдание праведников.

Но Господь говорит фарисеям и нам, думающим одно с ними, что возвещение о Царстве Божьем как о деле отдаленного будущего было справедливо лишь до времени Иоанна Крестителя. С момента, когда прозвучало Его свидетельство об Агнце Божьем, Возлюбленном Сыне, в Котором дано людям благоволение Отца, с этого момента Царство Божье возвещается как реальность настоящего времени. И поэтому, говорит Господь, чтобы войти в него, требуется лишь усилие: усилие веры и решимости. Фарисеи не хотят этой близости и открытости Царства, для них оно пришло слишком неожиданно и рано. Увы, мы и здесь не отличаемся от них. Ученикам же Своим Господь говорит о необходимости прощать людей без ограничений, как прощает Бог. Это существенный признак Царства, войти в которое мы призваны здесь и сейчас.

Есть удивительное свойство Вести, которую принес Христос. С одной стороны в ней непререкаемо крепко, твердо и свято стоит Закон. «Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет», говорится в сегодняшнем евангельском чтении. А с другой стороны, тот, кто его преступает, прощается. Причем прощается не только Богом. Но Господь и нас призывает уподобиться Ему в этом всепрощении: «если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему; и если покается, прости ему; и если семь раз в день согрешит против тебя и семь раз в день обратится, и скажет: каюсь,- прости ему». Нам, обладающим лишь человеческим умом, очень трудно бывает охватить именно бесконечность отстояния этих черт Христова провозвестия. Ибо если мы утверждаем себя в каком-то принципе столь же твердо, как стоит Закон, то уж все, что в этот принцип не вписывается, все, что ему противоречит, мы стремимся изъять, уничтожить, подавить. Нам не дано понять этот сложный духовный дуализм, когда и Закон есть, и тот, кто его нарушил прощен. А порой напротив, мы настолько привыкаем к мысли о милосердии Божием, что перестаем удивляться чуду и как бы противоестественности подобного дуализма. Впрочем, в таком случае Господь всегда найдет способ обновить наше упование.

В словах Спасителя о Торе и о пророках, а также о Царстве, которое, по Его словам, «благовествуется», кратко, но ёмко изложена вся духовная история народа Божия в её отношении к тому Царству, которое Он принёс в мир. Судя по сказанному Им, прежняя история, история, частью которой, если говорить о народе Божием, были такие значимые для этого народа (да и для всего мира тоже) события, как дарование Торы и пророческая проповедь, заканчивается с началом проповеди Иоанна Крестителя, провозгласившего близость Мессии и Царства.

Дальше начинается новая эпоха, эпоха наступающего Царства, которое, по слову Христа, «приблизилось» с тем, чтобы войти в мир и преобразить его. Не заметить этого невозможно: не замечает лишь тот, кто не хочет видеть, кто по тем или иным причинам не принимает Царства и Мессии, идущего в мир. Не случайно Иисус говорит слушающим его людям, отвергающим Его слова, что они следуют не данным Богом заповедям, а собственным представлениям о Боге и о Торе.

В качестве примера Он приводит то разрешение на развод, которое Тора действительно содержит, но которое, так же, как и право на месть, является не столько разрешением, сколько ограничением: и то, и другое крайне нежелательно, но дано, как говорит Иисус, «по жестокосердию» (речь идёт не о жестокости, а о жёсткости, неуступчивости): поскольку было совершенно очевидно, что падший человек не в состоянии полностью изменить свою греховную природу, эту греховность нужно было, по крайней мере, ввести хоть в какие-то пределы (к примеру, ограничить право на месть или право на развод известными рамками, чтобы месть не превращалась в откровенное насилие или беззаконное убийство, а развод не становился поводом для разврата).

Такими рамками и было, к примеру, ограничение мести ущербом, адекватным нанесённому (правило «око за око, зуб за зуб»), а развода — запретом разводящимся вступать друг с другом в повторный брак. Абсолютизировать такие нормы означает искажать смысл Торы, извращать её дух.

Тора в подлинном смысле слова, имея в виду её настоящее духовное ядро, и прежде всего заповеди Декалога, разумеется, остаётся незыблемой: она, становясь внутренним, духовным стержнем человека, идёт вместе с ним в Царство. Такая Тора действительно сохранится даже тогда, когда изменится мир, исчезнут нынешние небо и земля, уступив место новому порядку вещей: ведь она, как и само Царство, принадлежит не времени, а вечности.

Часто можно услышать, как люди жалуются на работу. Мол, как можно ей серьезно заниматься, все надоело, рутина. Вот если бы бросить все и заняться чем-то полезным для человечества, чем-то светлым и прекрасным. Но таких занятий нет, а пока их нет, надо пересидеть и переждать на скучной и неинтересной работе, относясь к ней соответственно. Иисус же говорит нам, что не может доверить большого и важного дела, если мы в маленьком и не важном для судеб человечества проявить себя не можем. Как доверить людей, если человек за вещи отвечать не может? Если не начать относиться к каждому дню, как к тесту, который выясняет, годны ли мы делать большое и важное, то так можно всю жизнь просидеть в тоскливом ожидании.

Говоря о наступившей с Его приходом новой эпохе, Иисус характеризует её так: Тора и пророки — до Иоанна (речь идёт, очевидно, об Иоанне Крестителе), а теперь (и это «теперь» продолжается до сего дня) в Царство входят, прилагая к тому соответствующие усилия. Между тем, из этого вовсе не следует, что Тора потеряла силу и больше не нужна: скорее небо и земля исчезнут, чем исчезнет хоть одна черта в Торе.

Из этих слов Спасителя становится очевидно, что мы живём в эпоху наступающего Царства. Прежний порядок вещей ушёл в историю, осознаём мы это или нет. Эпоха наступающего Царства предполагает возможность приобщиться к Царству для каждого ищущего, но для приобщения нужно приложить соответствующие усилия. Очевидно, что когда-то должен наступить и момент полного торжества Царства, связанный с явлением Христа во славе. Главным же духовным содержанием нынешней эпохи является как раз процесс вхождения Царства в мир.

Тора при этом не остаётся в прошлом. Оно и понятно: ведь Тора — феномен не религиозный собственно, а духовный. Это не просто данное Богом законодательство или установленный Им моральный кодекс, это откровение тех духовных законов, которые определяют отношения человека с Богом и с другими людьми. В таком качестве Тора, разумеется, не может потерять своей значимости ни в какую эпоху, даже тогда, когда Царство раскроется во всей полноте.

На нынешнем же историческом этапе, в эпоху наступающего Царства, Тора оказывается необходимой ищущим Царства как средство выстраивания своей духовной жизни. Царство ведь входит в мир с участием человека. С участием тех, в чьём сердце ему нашлось место. Но чтобы сердце было готово не только вместить, но и удержать в себе то дыхание Царства, без которого нет христианства, ему нужна Тора. Та внутренняя Тора, которая собственно и придаёт некую форму нашему существованию, оформляет нашу духовную жизнь.

Иначе Божье дыхание, дыхание Царства, коснувшись нас и даже войдя в наше сердце, оставит нас так же легко, как пришло к нам. В нашем сердце просто не найдётся того сосуда, в котором оно могло бы поместиться. И тогда каждое касание Божьего дыхания будет означать для нас начало новой жизни с нуля. И после каждого радостного приобщения к этой новой жизни будет следовать откат назад, к прежнему состоянию. Вот для избежания такого отката и нужна внутренняя Тора. До последней черты. До полноты.

Сегодняшнее чтение вновь возвращает нас к теме евангельской бедности, которую Иисус рассматривает, прежде всего, как состояние духовное. Вопрос о неправедном богатстве был актуален во все времена, и домоправитель из приведённой в отрывке притчи, разумеется, прекрасно знал, что должен делать человек, нарушивший восьмую заповедь: он должен был вернуть украденное, добавив ещё сверх взятого. Именно так и поступает вороватый домоправитель: когда хозяин уже готов прогнать его (ст. 1–3), он, задумываясь о своём будущем, не просто возвращает хозяину всё украденное, но и попутно облегчает бремя тех, кто был его хозяину должен с тем, чтобы заслужить благодарность должников (ст. 4–7). Тем самым вороватый домоправитель не только искупает собственный грех, но и делает добро ближним. Неудивительно, что такое поведение возвращает домоправителю доверие его хозяина: человеку, не просто вернувшему украденное, но и помогающему ближним, можно доверять, такое раскаяние заслуживает похвалы (ст. 8). Тем самым проблема богатства переносится в контекст вопроса об отношениях и о приоритетах. Даже в случае, когда богатство нажито нечестным путём (проще говоря, когда оно краденое), главное заключается не в перераспределении этого богатства самом по себе, а в том, чтобы помочь конкретным людям, тем самым установив (или восстановив) с ними отношения, не имея которых, человеку оказывается некуда идти.

В данном случае, как и во всех прочих, центральным оказывается вопрос о приоритетах, о том, что важнее: отношения с Богом и людьми или богатство, о чём в завершение притчи Иисус говорит прямо (ст. 9–13). То же касается и притчи о богаче и Лазаре (ст. 19–31), но здесь вопрос о богатстве рассматривается в контексте мессианской и эсхатологической перспективы. Путь богача и путь бедняка показаны в традиционном контексте общебиблейского представления о двух путях, из которых один приводит в Царство («на лоно Авраама», ст. 22), а другой — в шеол, в мир теней, откуда нет выхода и обитателям которого нет пути в Царство (ст. 23–26, шеол назван здесь «адом»).

Смысл притчи вполне прозрачен: богатство заслонило от его хозяина человека, а вместе с ним — и Царство. Для богача всё начинается и заканчивается в нашем ограниченном мире, в котором он получает всё, но где не обрести ни Царства, ни вечной жизни. И никакие доказательства не убедят того, кто не готов разорвать границы непреображённого мира (ст. 27–31). Потому, что каждый сам выбирает свой путь. И получает то, что выбрал.

В Евангелии очень часто проводятся параллели между земным и небесным богатством. Это не случайно, потому что в жизни всегда получается так, что у одних людей чего-либо (материального или духовного) всегда больше, чем у других. И отношения между ними являются частью отношений вообще между людьми. Наверное, центральными словами в этой главе являются стихи 9-12. Осознаем ли мы, что все, что мы имеем — не наше? Что оно дано нам лишь как управляющим, которые должны правильно распорядиться тем, что у них есть? А цель у христиан (да и вообще у человеков) может быть только одна - осуществление на своем месте вечной Божьей любви, то есть — служение друг другу. Поэтому, если мы правильно (руководствуясь любовью) используем это чужое богатство, то взамен получим наше собственное — те плоды, которые вырастают из таких отношений — пребывание в любви и свете Божьем.

Еще один смешной анекдот про находчивого негодяя и, как всегда, странный и страшный вывод: «сыны века сего» лучше знают свое дело, чем «сыны света». Всегда и во все времена люди, стремящиеся к богатству, славе, власти умеют добиться своего — правдами и неправдами, обманом, силой, хитростью, смекалкой, а те, кто стремится к «Царству Божьему и правде его», тонут в лени, расслаблении, равнодушии. Получается, что деньги и власть — более сильный стимул, если ради них человек готов отказаться от чего угодно, придумать какую угодно комбинацию, только бы добиться своей цели. Вот вам и «духовность». Впрочем, духовности тоже находится место — она служит одной из разновидностей досуга: нельзя же все время работать на «богатство неправедное». Конечно, как и всякая притча — этот анекдот рассказан не столько для обличения, сколько для того, чтобы человек, порадовавшись за находчивого ворюгу, задумался над тем, чего он хочет в жизни и как он этого добивается.

Среди всех евангельских текстов притча о неверном управителе, пожалуй, в наибольшей степени способна сбить с толку. Да неужели христианство одобряет воровские махинации и потуги выкрутиться за чужой счёт?

Конечно же, нет, и чтобы прочувствовать, как воспринимали притчу её первые слушатели, не надо упускать из вида, что рассказывалась она с юмором. В Библии о многом повествуется с юмором, но мы, к сожалению, не всегда его улавливаем.

Так вот, господин не за то похвалил управителя, что тот его обокрал, да ещё и выкручивается, причём опять же за счёт хозяина. Нет, похвала относится к сообразительности, а она, прямо скажем, не худшая человеческая черта, хотя в пропитанной грехом повседневности слишком часто оттачивается на сомнительных комбинациях. Но этого мало: проворовавшись, управитель, может быть, впервые подумал о других. Безусловно, о себе он беспокоится неизмеримо больше, чем о должниках своего господина. Тем не менее, он, хотя бы из корыстных соображений, готов облегчить положение должников, а ведь мог и вычистить у них всё до последнего гроша для возмещения хозяйских убытков.

Так что для верного понимания совета "приобретайте себе друзей богатством неправедным" логическое ударение следует ставить не на богатстве, а на друзьях. Тогда мы увидим, что перед нами не рекомендация неправедно наживаться, а наоборот, увещание не жалеть на помощь нуждающимся тех материальных средств, которые могут поработить того, кто привык гнаться за его накоплением. Поэтому совершенно закономерно и ничуть не в противоречии с притчей, а в раскрытие заложенного в ней смысла, Иисус завершает обращение к ученикам словами о невозможности служить двум господам, Богу и богатству.

Эта притча в Евангелии от Луки почти всегда вызывает недоумение. По другим притчам Иисуса мы привыкли ассоциировать хозяина, господина с Богом. Здесь же получается, что хозяин хвалит управляющего, который мало того, что ворует («расточает имение»), но и пользуется хозяйским добром в критической ситуации, чтобы заручиться поддержкой должников. Неужели Бог может ставить в пример такое, мягко говоря, безнравственное поведение? Во-первых, отметим, что хозяин — это вовсе необязательно Бог. Во-вторых, хвалит он управляющего не за все его поведение, а за догадливость, за активность в критической ситуации. В-третьих, вывод, который делает Иисус из притчи, направлен не на то, чтобы собирать богатство неправедное, а на то, чтобы от него правильно избавляться — приобретать друзей. В-четвертых, Иисус подчеркивает тему верности Богу, отвергая верность богатству. А в-пятых... что ж, можно и попристальней вглядеться в притчу. Как управляющий обкрадывал своего хозяина? Давая в долг 50 мер масла, он заставлял должников писать «100». Остальные 50 он брал себе, а долг для должника становился неподъемным и не возвращался. Хозяин терпел ущерб, должники стонали, управляющий богател. После того, как от него потребовали отчета, управляющий приводит долги должников в соответствие с реальностью (за что должники ему благодарны), и тем самым открывает перед хозяином свое фактическое воровство (а возможно, и частично возвращает украденное). Тем самым, управляющий, пусть из-за страха, но совершает покаяние перед хозяином, и хозяин может похвалить его, не кривя душой. Так что и притча не о поощрении безнравственности, а о покаянии.