Мысли вслух на Лк 17:3-4

«Если же согрешит против тебя брат твой, выговори ему…», говорит нам сегодня Господь. Человеку неверующему, не живущему в Боге, но с некоторым внешним интересом читающему Евангелие, эти слова могут показаться противоречащими другим словам Евангелия. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно?» (Мф 7:4). Как можно выговаривать кому-то что-то, если сам «хорош».

На самом деле подобное видимое разночтение является отражением очень серьезной и глубокой душевной проблемы или душевного напряжения любого настоящего христианина. Очень редко бывает, что кто-то нас обижает осознанно, серьезно при полной невиновности с нашей стороны.

Конечно, такое бывает, но довольно редко. А вот как правило, мы имеем дело с обычными конфликтами, где каждая сторона в чем-то виновата. И конечно, каждая считает своим «святым» долгом призвать противоположную сторону к покаянию. И радуется от мысли, что сейчас она будет прощать. Что ведет только к эскалации конфликта.

Не этого, совсем не этого хочет от нас Господь. Нам кажется, что в этих словах Иисуса содержится очень серьезное предупреждение людям совсем другим. Дело в том, что очень часто среди христиан встречаются люди ранимые, добрые, но… склонные к депрессии и к излишнему самоуничижению. И если их кто-то обижает, то первая мысль, которая возникает у них голове, это я виноват, это я что-то сделал не так.

На самом деле, это люди с огромным дефицитом любви к ним, люди одинокие. Если посмотреть, то среди здоровых физически, молодых людей, посещающих храмы, их будет подавляющее большинство. И из-за подобного рода самоощущения у них часто самое больное место – это страх, что их будут еще меньше любить.

Поэтому если кто-то из их окружения их обижает, они никогда не станут ему «выговаривать», потому что они боятся навлечь на себя немилость этого человека, в чем-то лишиться части его любви – это по сути. Но в уме своем они прикрывают этот страх благочестивыми увещеваниями самого себя в своем смирении, в своей христианской любви, способной терпеть унижения, да и в конце концов теми словами из Евангелия от Матфея, которые мы привели сегодня в антитетическом ключе. Такие люди годами помнят мелкие обиды. Но не потому, что они злопамятны, а потому что прохождение через эти обиды было для них связано с наложением множества разных страхов и болей.

И вот этого не хочет Господь. Он хочет, чтобы мы трезво понимали, что мы…, что я не самый последний и страшный грешник на свете, что меня окружают люди, которые тоже могут ошибаться и грешить. Чтобы мы преодолевали собственный эгоцентризм и помнили, что наша цель в соработничестве Богу в уменьшении зла, чтобы мы осознали ответственность этого соработничества. Чтобы и свое и другого покаяние мы воспринимали как радость обновления взаимной любви. Что-то похожее на тот момент, когда мы в детстве мирились с родителями после наказания.

Радость и любовь – это то, чего хочет Бог. Он не хочет слез и страданий, и еще меньше Он хочет, чтобы слезы и страдания прикрывались благочестием и ставились на пьедестал, что вошло в привычку великой психологической литературы к.19-н.20 вв, привычку идущую еще из традиций романтизма 18 века. «Страданье возвышает душу», как часто слышишь это в полуинтеллигентских кругах. Просто они не видели людей, которых страданье раздавило, искорежило так, что с трудом разглядишь личность этого человека. Этого Господь точно не хочет.

Говоря об отношениях внутри общины, Спаситель призывает к полной искренности и к тому, чтобы не скрывать обид и недоразумений, если они есть. В самом деле: правила приличия хороши лишь до тех пор, пока нет необходимости выстраивать с теми, кто рядом, серьёзные и глубокие отношения.

Можно не обращать внимания на обиды и недоразумения там, где отношения чисто функциональны: в конце концов, если речь идёт всего лишь о сотрудниках, всё общение можно ограничить рабочим местом, и тут для пользы дела, наверное, и впрямь лучше глубоко в отношениях не копаться. Конечно, в таком случае грех не перестанет быть грехом, и даже более того: он не перестанет отравлять отношения тех двоих, из которых один обижает, а другой обижается. Но на функционировании этих людей он может и не сказываться (обычно, впрочем, до поры до времени). Иное дело община: тут речь идёт о совместном пути к Богу, и все отношения тут абсолютно важны потому, что их придётся взять с собой в этот путь.

Если есть тут какие-нибудь недомолвки, невысказанные обиды, грех, отягчающий отношения, то всё такое надо будет или разрешить, или прийти со своими грехами и обидами к Богу. Но там, у Бога, в Царстве греху и обидам места нет. А значит, разбираться со всем этим надо по дороге. Притом так, чтобы дорога, и без того непростая, не стала невыносимой. А она совершенно точно станет такой, если делать вид, что никаких проблем нет, как случается порой, когда люди пытаются руководствоваться в духовной жизни какими-нибудь, обычно религиозного происхождения, схемами и правилами «идеального» поведения.

Тогда обычно и себя, и других стараются увидеть не такими, какие есть, а такими, какими должны быть согласно придуманному идеалу, и ведут себя соответственно, общаясь не с реальными людьми, а с придуманными. Вот тогда-то и стараются обычно замалчивать проблемы: ведь у идеальных людей их быть не должно. «Настоящие христиане» обижаться не должны, значит, «у нас» обид быть не может. А на самом деле и обиды, и недоразумения, конечно же, налицо — в падшем мире без них никак, и они делают своё дело, разрушая реальные отношения между реальными людьми.

Вот для того, чтобы ничего такого не происходило, и советует Спаситель называть вещи своими именами — обиду обидой, недоразумение недоразумением, и притом говорить всё прямо, как есть. Тогда появляется возможность разобраться в тех реальных проблемах, которые, если пустить дело на самотёк, могут разрушить общину. И возможность прощения тогда появляется тоже — ведь для того, чтобы простить, надо понять, кто и в чём виноват перед тобой, равно, как и просить прощения можно лишь тогда, когда понимаешь, в чём виноват перед другими. Лучше сделать проблемы видимыми и решить их, чем позволить им разрушить всё.

Сегодня мы читаем рассказ евангелиста Луки о несколько загадочном диалоге о вере между Господом и Его учениками. На первый взгляд, ответ Христа трудно связать с просьбой учеников умножить в них веру. Возможно, как это нередко делают евангелисты, Лука передает слова Христа гораздо подробнее, чем суть вопроса учеников. В такой ситуации нам следует по тому, что отвечает Господь, постараться догадаться, что имели в виду ученики. Кроме того, евангелисты часто сообщают нам о диалогах, когда приходящий ко Христу человек задает Ему вопрос, а Господь намеренно отвечает не на внешнюю, произнесенную вслух форму вопроса, а на то, что в глубине сердца подвигло человека задать этот вопрос. Весьма вероятно, что и сегодня мы видим именно такой диалог.

Итак, ученики просят «прибавить» им веру («умножить» Синодального текста передает греческое слово, означающее в арифметическом смысле сложение, а не умножение). Если так можно выразиться, они просят увеличить количество веры, дать им ее больше, чем есть у них и у других людей. Судя по ответу Христа, просьба учеников звучит подобно просьбе дать сесть у Него по правую и левую руку. Господь говорит о том, что важно не «количество» веры. Даже малое «количество», вера с горчичное зерно, по выражению Спасителя, преображает мир.

А вслед за этим Господь говорит ученикам, что человеку не должно ожидать награды за то, что он делает положенное ему. Как эта мысль согласуется с предыдущей? Вероятно, речь идет о том ученики, уже усвоившие то, что Господь говорит о значении веры для спасения человека, просят дать им веру, «выгодно отличающую» их в глазах Бога. Они уже поняли, что Богу нужно не внешнее почитание, но вера. «Вот, мы оставили все и пошли за тобой», сказал Христу однажды Петр... Теперь ученики, видимо, просят дать им такую веру, чтобы можно было сказать: «Вот, у нас большая вера, что же будет нам за это?» Именно на такой вопрос и отвечает им Господь словами о том, что вера, которая может переставлять горы, сопоставима с исполнением долга перед Владыкой, и не позволяет говорить о заслугах. Это, конечно, весьма важное откровение о Боге и человеке, особенно если сопоставить его с притчей о работниках одиннадцатого часа.

Интересно, почему всё-таки Иисус так часто сравнивает тех, кого Он зовёт за Собой в Царство, с рабами? Неужели отношения раба и его хозяина — лучшая иллюстрация отношений между Богом и человеком? Неужели жизнь человека в Царстве — всего лишь жизнь раба в доме требовательного хозяина? Конечно, у евреев рабы никогда не были, как называл их Аристотель, «говорящими орудиями», к ним относились скорее как к домочадцам, хотя и бесправным, на семейном совете не имеющим права голоса. И всё же рабство есть рабство: само по себе оно радости не приносит. Как видно, Иисус имеет в виду нечто иное. Но что же? К рабам в древности относились по-разному, но ни у кого (включая самих рабов) никогда не возникало и мысли о том, что за сделанную ими работу они заслуживают какого-то особого уважения или хотя бы благодарности: ведь они делали свою обычную работу, иначе просто не могло быть. Так что же: в Царстве никто не дождётся благодарности за свой труд? Наверное, дело не в этом. Дело в том, что жителю Царства не приходит в голову подсчитывать затраты и выгоды от служения, которое он несёт для Царства. Служение становится настолько естественной частью его жизни, что ему уже не приходит в голову мысль от этого служения отказаться или требовать к себе особого отношения лишь потому, что он такое служение несёт. По-видимому, в Царстве только так и можно жить: с полной самоотдачей, не считая и не рассчитывая. И тогда жизнь Царства будет дана нам во всей полноте. В такой полноте, которую мы никогда не заслуживали и никогда не сможем заслужить.

«…мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать…» Нас могут обижать эти слова. Мы можем сказать Господу, Ведь Ты Сам нам говорил: Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин 15:15). Но разница есть, то Он нас не называет рабами, а то Он нас призывает самих себя называть рабами. А в чем разница, если просто я уже «не раб, но сын» (Гал 4:7). Это вопрос, о который всякий раз бьются головой любители объективного материализма или противники субъективного идеализма. Вот есть решение партии по которому я уже не пионер, а комсомолец, и никто не моги говорить мне «будь готов!», а исключительно и только «партия сказала — надо». На самом деле, все совсем не так и нет однозначности, мир богаче и шире наших слов и понятий. Господь дает какие-то смысловые ориентиры, которых мы должны держаться, но путь между которыми — наше личное творчество. Когда-то бывают минуты нежности, когда-то строгости. И все исполнено смысла, если есть любовь. Поэтому никакая отдельно взятая из Евангелия фраза не имеет божественного авторитета, которым оно обладает в целостности. Но кроме того, важно понимать и более прозаический смысл сегодняшних слов Господа: раб часто, будучи отпущен на свободу, не научается свободе, а порабощает тех, кто эту свободу ему дал. Мало быть бывшим рабом, чтобы стать сыном. Есть еще долгий путь между этими двумя понятиями. И этот долгий путь каждый из нас должен пройти. Все Евангелие оно не сказано, а только говорится и не сделано, а только делается. «Христианство только начинается», как сказал один современный святой мученик.

Сегодняшнее чтение полностью посвящено описанию духовного состояния тех, кто соприкасается с Царством. Не случайно оно начинается с утверждения духовной свободы человека (ст. 1–2). Конечно, в мире, лежащем во зле, грешники будут всегда, вплоть до полного его преображения, но это отнюдь не оправдывает тех, кто выбирает путь зла и греха: каждый сам отвечает за свой выбор перед Богом. Однако в Царстве выбор, так же, как и раскаяние в любом грехе, возможен вплоть до конца времён, когда Царство раскроется во всей своей полноте, и потому Иисус велит прощать согрешившему брату, если он раскаивается и просит прощения за содеянное (ст. 3–4).

Но настоящее раскаяние невозможно без той внутренней духовной цельности, которую имеют в виду ученики, когда просят Иисуса «умножить веру» (ст. 5). А Иисус в ответ не просто указывает на то, что может сделать вера духовно цельного человека (ст. 6), но и объясняет, как такую веру обрести (ст. 7–10). И не для того Он сравнивает Своих учеников с рабами, чтобы их принизить, а для того, чтобы объяснить им, как должен относиться к своему служению человек, ищущий Царства: как рабу не приходит в голову, что он, исполнив поручение своего хозяина, что-то заработал или может на что-то претендовать, так и человек, исполнив порученное Богом, ни в коем случае не должен думать о том, что он чего-то заслужил или на что-то имеет право.

Подобное, очевидно, возможно или от безысходности, как и бывает обычно с рабом, которому некуда уйти и который знает, что никакой награды за свой труд он не получит, или от полноты доверия, когда глубина отношений с Богом и с людьми такова, что порученное Богом делается, как нечто само собой разумеющееся, и человеку даже в голову не приходит требовать себе какого-то вознаграждения за труд. Такие отношения требуют от человека полного предания себя в волю Божию, и, если человек решается на это, он действительно обретает ту духовную цельность, которая делает веру способной «двигать горами».

Но на первый план здесь выходят, конечно, не открывающиеся возможности и даже не духовное состояние само по себе, а отношения с Богом и с Тем, Кого Он посылает в мир. Не случайно Иисус уделяет такое внимание одному из исцелённых Им людей, который вернулся с тем, чтобы Его поблагодарить (ст. 12 – 19). Конечно, Иисус здесь отходит на второй план, исцелённые Им люди исцеляются по дороге, как бы без Его прямого участия. Но, быть может, Он и действует подобным образом с тем, чтобы исцелённые смотрели на Него не как на чудотворца, а как на Того, Кто принёс в мир Царство. Он оставляет им свободу: кто не хочет благодарить Его, может этого не делать, он не заболеет снова. И тогда выясняется, что отношения с Ним оказались важны лишь одному из десяти. Десять человек соприкоснулись с Царством, а в Царство вошёл лишь один. Один, которому оказалось важно не только здоровье, но и Тот, Кто принёс это Царство в мир.

Как видно из слов Спасителя, вопрос о вере имеет непосредственное отношение к вопросу о духовной жизни как таковой. Что означает умножить веру? Как умножение веры понимали сами ученики? Наверное, они вкладывали в эти слова нечто связанное с той уверенностью, которую переживали, когда по поручению своего Учителя проповедовали Царство и с радостью видели, что им повинуются не только люди, но и духи. Такое ощущение силы в те времена обычно и связывали с верой, с её наличием или отсутствием. Иисус же говорит несколько о другом. Он говорит о вере как о духовном состоянии. Именно и только духовном. Всё-таки любые проявления внутренней силы в человеке — феномен природный столько же, сколько и духовный.

Тут не только духовный импульс как таковой, не одна интенция, но и природа, и психика тоже, отзывающаяся на духовное воздействие. А Иисус говорит только о духе. Только о воле. Только об интенции. Дух — не природа. Тут количественные измерения невозможны. Духа, воли не бывает больше или меньше. Воля, если она не раздроблена, не рассеянна по внутреннему (психическому) или внешнему (физическому) пространству, обладает абсолютной силой. Не во всей сотворённой Богом вселенной, конечно (такой силой обладает воля лишь Самого Творца), но в конкретной его точке совершенно точно.

Поэтому веры с горчичное зерно достаточно, чтобы сдвинуть с места гору. Вера тут — не внутренняя сила и уж точно не убеждённость в чём бы то ни было, а полнота отношения с Богом. Та же самая полнота, которая, будучи обращена на творение, становится источником бесконечно мощной силы, если только полностью сконцентрировать её на чём-то конкретном. Но достичь такой концентрации непросто. Никакие психологические способы тут не помогут.

Эта концентрация — производное от той полноты жизни Царства, которая в принципе после прихода Христа открыта каждому ищущему. От той самой полноты, переживание которой позволяет служить, не считая заслуг: сделали то, что должны, мы всего лишь рабы, не заслуживающие вознаграждения. От той полноты, переживая которую понимаешь, что всякий грех абсолютно разрушителен, и, хотя грех в падшем мире неизбежен, соучастие в нём для жителя Царства — всегда экзистенциальная катастрофа. От той полноты, которая возможна только в Царстве и без которой Царства нет. Полнота, ради которой только и имеет смысл жить.

В рассказе о десяти прокаженных интересна такая деталь: Господь посылает прокаженных исполнить написанное в Законе о проказе и о ее исцелении — пойти показаться священникам. Будучи иудеями, чтящими Закон (девять из них), они не могли бы скоро вернуться и поблагодарить Иисуса, если бы стали сначала исполнять законную заповедь, а потом только давать волю чувствам. Почему же Господь больше рад не им, а десятому — Самарянину, полу-язычнику, который не смел приблизиться к Учителю-иудею? Может быть, для Него важнее не формальная благодарность, выраженная в храмовой жертве, которую должен был принести исцелившийся прокаженный, а живая, идущая из сердца и превозмогающая все законнические барьеры... Мы все знаем, как важно благодарить Бога, но делаем ли мы это из внутреннего порыва, или благочестиво идем приносить Ему очередную «благодарственную» жертву?

Парадоксальность Божьего Царства проникает в самые сокровенные области человеческой жизни. Сегодня в центре парадокса — вера. Это, может быть, самое непростое слово в человеческом языке, потому что мы почти всегда используем это слово не по назначению. Например, когда ученики просят Иисуса умножить их веру, оказывается, что они просят не того, что им нужно. Они могли бы сдвинуть горы даже с ничтожно малой верой («горчичное зерно» — явно что-то очень маленькое). Но что же может быть важнее? Ведь Христос много раз произносит разным людям слова «Вера твоя спасла тебя». Так происходит и с исцеленным прокаженным самарянином: собственно само чудо исцеления происходит со всеми десятью, но «вера спасла» только его. А какая же может быть вера у этого еретика? Остальные-то пошли показаться священникам, чего как раз требовала их вера. В обоих случаях Христос понимает под «верой», очевидно, не совсем то, что понимают под ней ученики, или что обычно понимаем мы с вами.

В словах о горе, грозящем тому, через кого приходят соблазны, можно видеть угрозу, но их можно понимать и как необходимую констатацию факта: человек согласившийся стать проводником соблазнов, становится жертвой того самого зла, которое согласился усилить собственной поддержкой. Поэтому слова о мельничном жернове можно понимать не столько в качестве пожелания расправы, сколько как сожаление о тех душевных мучениях, на которые такой человек согласился себя обречь, и с которыми не сравнится никакая казнь. Лукавый, вводя нас в соблазн, манит иллюзиями, но после короткого подобия кайфа они обязательно рассеиваются и наступает похмелье. Хорошо ещё, если посреди похмелья прорезается сожаление о содеянном начинает вызревать покаяние, но ведь трясина может и затянуть.

Вопрос о том, сколько раз прощать, рассматривается после совета наблюдать за собой, и это закономерно: не мешает оглянуться, каковы мои дела и имею ли я моральное право не прощать. Мы уже привыкли к тому, что число 7 может и не иметь буквального значения, так что прощать следует не только до указанного здесь количества, но и после него. Отметим, что не здесь не говорится о механическом прощении того, кто не просит о нём, даже дан совет выговорить ему. Но для того, чтобы простить в тот момент, когда брат попросит прощения, необходимо пребывать в готовности прощать.

Что означает пожелание иметь веру хотя бы с горчичное зерно(опять горчичное, из которого вырастает большое неискореняемое Царство)? Неужели и впрямь у нас нет веры, если мы не ворочаем горами? Должно быть, мы и в самом деле недостаточно тверды в вере и не всегда сознаём, что евангельские слова неслучайны и не только являются притчами, но и могут действовать совершенно буквально. Впрочем, свернуть горы и повернуть реки, как мы теперь знаем, не самое необходимое диво, гораздо важнее незаметные, но и трудные сдвиги в сердцах.

Слова об обращении с рабами станут понятнее, если видеть в них не рекомендацию, а совет применять к себе наше собственное привычное отношение к другим. Правило не желать другим того, чего не желаем себе, можно понимать и так: мы можем заслужить по отношению к себе то, что делаем другим. И если мы взглянем на себя, то увидим, что нет у нас заслуг перед Богом, они не наши, так что нечем нам перед Ним гордиться.

Слова Иисуса о соблазнах часто разбивают на две части и используют только первую, которая говорит, что соблазны неизбежно существуют в этом мире. Незачем надрываться и стараться жить по закону любви, если все равно эти самые соблазны нас настигнут. Доводя эту ситуацию до логического конца, говорят, что незачем считать поступок Иуды ужасным, если Мессию все равно бы предали. В некотором смысле это превращение христианства в фатализм: приход зла предопределен, зачем же ненавидеть плоды зла в мире и стараться отрекаться от них? Но то, что предлагает нам Иисус, лишено предопределенности: соблазны придут, грех есть в мире, зло существует и действует, но это не повод становиться самому проводником зла и источником соблазна.