Мысли вслух на Ин 15:1-8

Говоря о слове, которым Он очистил Своих учеников, Иисус вновь свидетельствует о Себе как о живой Торе. Это ведь именно о словах Торы в те времена говорили, что они очищают человека. Речь шла, конечно, не о том, чтобы выучить наизусть текст Пятикнижия и повторять его в надежде, что само это повторение избавит повторяющего от всех грехов. Хотя людей, действительно знавших Пятикнижие наизусть, в те времена (как, впрочем, и сегодня) среди евреев было немало.

Но дело было не в том, чтобы выучить наизусть Пятикнижие, а в том, чтобы дать Божьей заповеди изменить свою жизнь. Сначала внутреннюю, а потом и внешнюю. На заповедь же смотрели не просто как на некую юридическую или даже нравственную норму, а как на непосредственное откровение Божьей воли. Как на Божью интенцию, обращённую к человеку. Которую нужно было принять как таковую и выстроить в соответствии с ней собственную жизнь. Согласовать свои человеческие интенции с Божьими. Это в те времена называли внутренней Торой. Той самой, которая очищала человека. Потому, что действительно превращалась в живое Божье слово, которое могло очистить. А Иисус говорит об очистительной силе Своих слов. Тем самым утверждая, что каждое Его слово — слово Божье. Но одного очищения через слово оказывается недостаточно. Надо ещё сохранить сущностное единство со Христом — иначе полноценная жизнь в Царстве невозможна. Сущностное — значит такое, когда живёшь с Ним одной жизнью.

Как побеги на виноградной лозе: нормальная жизнь для них возможна лишь до тех пор, пока они остаются едиными с этой самой лозой. Однако одной причастности мало: надо ещё, чтобы та же самая жизнь продолжалась и в самом побеге. Сухие побеги, как и сухие ветви на деревьях, не нужны, они лишь обуза для дерева или для лозы. Мало быть рядом с Иисусом и приобщиться Его жизни, мало пережить дыхание Царства как реальность, надо ещё самому стать вместилищем и носителем этой жизни и этого дыхания.

Конечно, и дыхание Царства, овевающее человека, меняет его, и встреча со Христом не проходит бесследно, но если после всего этого человек не меняется внутренне, не становится сам, по слову Павла, «храмом Святого Духа», местом, где Дух пребывает, можно сказать, что все встречи прошли впустую и весь опыт пропал втуне. Для того и нужна христианину внутренняя Тора, чтобы полученное при встречах со Христом и в опыте Царства не утекало из его души, как вода сквозь решето. В этом двуединстве Закона (внутренней Торы) и благодати только и возможна жизнь Царства — не эпизодическая и случайная, а полноценная.

Говоря о слове, которым Он очистил Своих учеников, Иисус вновь свидетельствует о Себе как о живой Торе. Это ведь именно о словах Торы в те времена говорили, что они очищают человека. Речь шла, конечно, не о том, чтобы выучить наизусть текст Пятикнижия и повторять его в надежде, что само это повторение избавит повторяющего от всех грехов. Хотя людей, действительно знавших Пятикнижие наизусть, в те времена (как, впрочем, и сегодня) среди евреев было немало.

Но дело было не в том, чтобы выучить наизусть Пятикнижие, а в том, чтобы дать Божьей заповеди изменить свою жизнь. Сначала внутреннюю, а потом и внешнюю. На заповедь же смотрели не просто как на некую юридическую или даже нравственную норму, а как на непосредственное откровение Божьей воли. Как на Божью интенцию, обращённую к человеку. Которую нужно было принять как таковую и выстроить в соответствии с ней собственную жизнь. Согласовать свои человеческие интенции с Божьими. Это в те времена называли внутренней Торой. Той самой, которая очищала человека. Потому, что действительно превращалась в живое Божье слово, которое могло очистить. А Иисус говорит об очистительной силе Своих слов. Тем самым утверждая, что каждое Его слово — слово Божье. Но одного очищения через слово оказывается недостаточно. Надо ещё сохранить сущностное единство со Христом — иначе полноценная жизнь в Царстве невозможна. Сущностное — значит такое, когда живёшь с Ним одной жизнью.

Как побеги на виноградной лозе: нормальная жизнь для них возможна лишь до тех пор, пока они остаются едиными с этой самой лозой. Однако одной причастности мало: надо ещё, чтобы та же самая жизнь продолжалась и в самом побеге. Сухие побеги, как и сухие ветви на деревьях, не нужны, они лишь обуза для дерева или для лозы. Мало быть рядом с Иисусом и приобщиться Его жизни, мало пережить дыхание Царства как реальность, надо ещё самому стать вместилищем и носителем этой жизни и этого дыхания.

Конечно, и дыхание Царства, овевающее человека, меняет его, и встреча со Христом не проходит бесследно, но если после всего этого человек не меняется внутренне, не становится сам, по слову Павла, «храмом Святого Духа», местом, где Дух пребывает, можно сказать, что все встречи прошли впустую и весь опыт пропал втуне. Для того и нужна христианину внутренняя Тора, чтобы полученное при встречах со Христом и в опыте Царства не утекало из его души, как вода сквозь решето. В этом двуединстве Закона (внутренней Торы) и благодати только и возможна жизнь Царства — не эпизодическая и случайная, а полноценная.

Всякую ветвь, приносящую плод, Отец очищает, чтобы она приносила ещё больше плода. Иисус говорит, что ученики уже очищены через слово, которое Он проповедал, и теперь задача – пребывать в Нём. Что-то внутри нас всё время стремится к независимости – и это, наверное, нормально, ведь Бог создал нас свободными. Но когда мы начинаем искать свободы от Него, рано или поздно мы её получаем – и тогда оказывается, что без Живой Лозы мы погибаем, засыхаем. Впрочем, чаще всего мы существуем как надломленная ветка, которая вроде бы соединена с лозой и питается от неё, но соединение это непрочно и соков не хватает. От нашего выбора зависит, отломится ли ветка окончательно или вновь привьётся к лозе.

Виноградник, лоза — древние ветхозаветные символы Израиля (Ис. 5:1-7; Пс. 79:9). Сам Иисус тоже использует эти образы в Своих притчах (Мф. 20:1-16; 21:28-46). И теперь, беседуя с учениками наедине, Он открывает им тайну их нового призвания — собравшись вокруг Него на мессианскую трапезу, они присоединяются к истинной лозе, к Тому, Кто есть настоящий Избранник, образуя новый народ. Их принадлежность к истинной религии, истинному народу, — ко всему, на что всегда претендуют все «правоверные», «патриоты» и «истинно верующие» — теперь определяется не национальностью, не вероисповеданием, не какой-либо ориентацией, а только тем, «пребывают» ли они в Иисусе, живут ли Его жизнью, приносят ли Его плод...

Виноградник, лоза — древние ветхозаветные символы Израиля (Ис. 5:1-7; Пс. 79:9). Сам Иисус тоже использует эти образы в Своих притчах (Мф. 20:1-16; 21:28-46). И теперь, беседуя с учениками наедине, Он открывает им тайну их нового призвания — собравшись вокруг Него на мессианскую трапезу, они присоединяются к истинной лозе, к Тому, Кто есть настоящий Избранник, образуя новый народ. Их принадлежность к истинной религии, истинному народу, — ко всему, на что всегда претендуют все «правоверные», «патриоты» и «истинно верующие» — теперь определяется не национальностью, не вероисповеданием, не какой-либо ориентацией, а только тем, «пребывают» ли они в Иисусе, живут ли Его жизнью, приносят ли Его плод...

Мы потому призваны пребывать на лозе, что в отрыве от неё ветви отпадают от источника жизни и быстро засыхают. Ветви свободны отломиться, но пользы от того не будет им же. Ни одна из ветвей, привитых к этой лозе, не может остаться бесплодной, Садовник потому и призывает нас плодоносить, что постоянно очищает ветви и делает их способными приносить плод, каждую ветвь в свою меру, и не надо смущаться, если мера у каждого своя. Но если мы отказываемся приносить плод и намерены уютно устроиться на лозе, не прилагая усилий, то отпадём от неё. Мы предупреждены, что в таком случае окажемся выброшены вон и засохнем, впрочем, засыхать мы начнём уже до видимого отделения от лозы. Ветвь, окончательно не отломившаяся, но внутренне отделяющаяся от лозы, лишает себя живительных соков.

Отпавшие виноградные ветви не случайно взяты в качестве символа духовного бесплодия. Будучи отсечены, они не могут использоваться материалом для изделий, например, корзин или изгородей, по причине непрочности в сухом состоянии. Даже как топливо они уступают другим ветвям: быстро сгорают и дают мало жара...

Перед тем, как отправиться на смерть, Иисус говорит своим ученикам самые главные слова. Раскрывает самую суть того, что значит быть Его учеником. Каждый из нас призван быть ветвью на лозе, а значит быть непосредственно связанным с Христом, питаться живительными соками, как это происходит в растении. Если срезать цветок со стебля, каким бы прекрасным он не был, его неизбежно ждет увядание. Так и человек, утерявший связь с Богом, теряет жизнь, не способен приносить плод.

В Евангелии не мало указаний на то, что эта связь с Господом осуществляется через Его Слово. И здесь Иисус еще раз обращается к апостолам и ко всем нам, говоря о том, что «слова, которые в вас пребудут» — необходимое условие появление плода и сохранения жизни всей ветви. И если это условие соблюдается, то даже самое невероятное становится возможным, тогда «чего не пожелаете, просите, и будет вам».

Перед тем, как отправиться на смерть, Иисус говорит своим ученикам самые главные слова. Раскрывает самую суть того, что значит быть Его учеником. Каждый из нас призван быть ветвью на лозе, а значит быть непосредственно связанным с Христом, питаться живительными соками, как это происходит в растении. Если срезать цветок со стебля, каким бы прекрасным он не был, его неизбежно ждет увядание. Так и человек, утерявший связь с Богом, теряет жизнь, не способен приносить плод.

В Евангелии не мало указаний на то, что эта связь с Господом осуществляется через Его Слово. И здесь Иисус еще раз обращается к апостолам и ко всем нам, говоря о том, что «слова, которые в вас пребудут» — необходимое условие появление плода и сохранения жизни всей ветви. И если это условие соблюдается, то даже самое невероятное становится возможным, тогда «чего не пожелаете, просите, и будет вам».

Для описания возможного единения с Собой Христос выбирает образ виноградной лозы. Даже при том, что, как и всякий образ и всякая притча, этот образ ограничен, все же он потрясающе точен. Он показывает нашу жизнь сразу со многих сторон, точно описывая наше место по отношению к Богу. С одной стороны, мы не можем быть больше, чем мы есть, мы не способны приносить плод сами по себе. Мы — только ветви, которые без лозы — ничто (см. Ин. 15:5). С другой стороны, мы не можем быть чем-то меньшим того, что задумал о нас Бог. Ведь, говоря об отсекаемой за бесплодность ветви (см. Ин. 15:2), Христос призывает нас к ответственности: раз уж мы называемся ветвями, то надо ими быть. И еще этот образ очень ясно дает понять, что мы не одни в Церкви. Нас - ветвей — много, но все мы питаемся соком от одной лозы. И, как потом скажет апостол Павел (см. 1 Кор. 12:12-27), когда страдает одна ветвь — страдают с ней и лоза, и все остальные ветви. А когда радуется одна ветвь — с ней радуются и лоза, и другие. Когда один совершает добрый поступок — всей Церкви радость. Когда один грешит — всем становится больно. В первую очередь, Христу.

Иисус сравнивает Своих слушателей с ветвями на виноградной лозе, причем не с бесплодными ветвями — такие отсекаются — а с ветвями плодоносными, которые виноградарю надлежит очистить — от вредителей, от отнимающих соки наростов и рубцов. Господь говорит, что слово, Им проповеданное, принесло Его ученикам подобное очищение. Что Он имеет в виду? Возможно, то, что Его слово, Его проповедь выстраивает в человеке четкую доминанту, осознание смысла жизни, ее направленности. Слово может сокрушать, но может и исцелять. Слово Христа, если оно услышано и принято, дает человеку внутреннюю цельность, оно становится в нем действенной силой, позволяющей нести в мир радость и свет — ведь это слово о любви Божией к нам и о нашей любви, слово о спасении и о вечной жизни.

Образ виноградной лозы удивителен тем, как много он говорит нам об отношениях с Богом. И все это исходит из уст Самого Иисуса. Как чудесно понимать, что ты не один в этом мире, — все, что с тобой происходит, исходит от Бога. И Он же дает силы на то, чтобы это принять — как лоза питает ветви. Кроме того, есть еще Виноградарь, внимательно наблюдающий за Своим виноградником (см. Ин. 15:1-2). Достаточно представить себе заботливые руки виноградаря, все то, что он делает — подвязывает и очищает каждую ветвь — чтобы понять, как печется о нас Бог. Ветвям же нужно только осознавать что они ветви, не стремясь стать лозой, и принимать заботу Отца.

Не слишком ли опрометчиво Иисус обещает исполнение наших желаний? А если я пожелаю... ну, чего-нибудь этакого? Но чего «этакого» я пожелаю, если действительно Его слово будет пребывать во мне? Не в книге на полке, не в чьей-то проповеди, а во мне самом? Чего «этакого» захочет моя воля, если я существую как орган внутри тела, глава которого, то есть Тот, Кто принимает основные решения, — это Сам Христос?

Как пронзительны слова о любви, которая жертвует «душу свою за друзей своих»… Собственное ощущение от этих слов - растерянность и понимание, что это невозможно человеческими силами и, соответственно, осознание, что сам не любишь… Да и как же нужно любить, чтобы умереть за других? Перед нами только один пример, самый главный и самый важный для каждого из нас: Иисус Христос. Как же любит Он каждого из нас, что пошел ради нас на смерть? И не просто на смерть, а на муку, превышающую всяческие границы. Без греха и без вины. Но здесь-то и кроется самое главное: смотреть на Него, понимая, что только Он может так любить и делить эту любовь с верующими в Него. Радоваться своему спасению, пришедшему через Господа и Его жертву, а не сокрушаться, что сами так не можем. И тогда Он в нас, как и во многих других, сможет сделать что-то, достойное Его имени. Так, например, Он действовал через Максимилиана Кольбе и мать Марию, находящихся в концентрационных лагерях и заменивших своим присутствием в газовых камерах тех, кого приговорили к смерти.

Говоря ученикам о Царстве, Иисус постоянно призывает их к взаимной любви (ст. 9 – 12, 17). Это неудивительно, если вспомнить, что христианство и есть не что иное, как жизнь в Царстве, а значит, жизнь в любви. Конечно, любовь не единственная характеристика Царства. Жизнь Царства — это и пронизывающее его дыхание Бога, и те проявления силы Божией, которые повсюду сопровождают Иисуса во время Его земного служения. Но, как видно, в нашем, ещё не до конца преображённом, мире, именно любовь, свойственная носителям Царства, оказывается наиболее ярким свидетельством. В самом деле, сила, например, хорошо известна и непреображённому миру. Более того, в мире, лежащем во зле, её порой бывает даже слишком много. Силой иногда можно подчинить себе людей, но заставить их полюбить себя силой невозможно. И отношения, навязанные силой, а значит недобровольные, для Царства не годятся. Сила в падшем мире едва ли будет воспринята как альтернатива существующему порядку вещей. То же самое можно было бы сказать и о духовных явлениях самих по себе: ведь и падшему миру известна своеобразная духовность. Конечно, духовные явления, свойственные падшей природе, по сути качественно отличаются от духовных воздействий, исходящих из Царства, но внешне они иногда могут быть похожи, и человеку, видящему лишь внешнее, разница может показаться незаметной. Таким образом, оказывается, что и духовность сама по себе ещё не означает непременно появления альтернативы законам мира сего. Для того, чтобы такая альтернатива появилась, важно, чтобы каждый мог не только ясно увидеть наличие у учеников и последователей Христа некой духовности, но и разглядеть, что она собой представляет. А в этом отношении свидетельство той любви, которая пронизывает собой все отношения в Царстве, оказывается лучшим свидетельством: ведь взаимная любовь наглядно демонстрирует миру как раз именно то, чего в нём нет и чего ему так не хватает. Потому-то в отличие от силы и духовности как таковой любовь и может стать альтернативой существующему миропорядку, которой мир так хочет и так боится. Боится потому, что отношения любви с точки зрения законов нашего, ещё не преображённого, мира действительно противоестественны; и природа, и общество, не столь далеко от неё ушедшее, следует иным принципам, полагаясь на силу, выгоду, эффективность. Неудивительно, что те, кто хотят в этом мире жить иначе, оказываются в нём инородным телом (ст. 18 – 19). Но есть и такие, кто готов хотя бы попытаться найти альтернативу, и потому живущих по законам Царства ждут не только гонения: будут и те, кто готов будет прислушаться к их свидетельству и последовать их путём (ст. 20). Впрочем, как видно, ученикам и последователям Христа вряд ли стоит пытаться избежать гонений, так же как и надеяться на массовый успех своей проповеди: ведь, по словам Иисуса, «слуга не выше господина». Принципиально важно лишь свидетельство. А как к нему относиться, каждый решает сам.

В Страстную пятницу, в Страстную пятницу, которая не далека от нас, а близка как никогда, пусть нас и не было тогда на свете, владыка Антоний митрополит Сурожский говорил с амвона такие слова. «<...> Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала... Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит... Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту... <...>Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других.» Так близка нам эта пятница, когда владыка говорил эти слова, как все Страстные пятницы, что были и будут. «Я повинен». Меня тогда не было на свете, но я повинен. Нельзя воспринимать сегодняшний день как символическое воспоминание о когда-то бывших событиях. Нет. Ибо Тело и Кровь, которых мы причащаемся не символ, а Само Тело и Сама Кровь. Вот я, и я виноват здесь и сейчас. Пугает, когда люди заранее начинают поздравлять друг друга с Пасхой (это действительно бывает и бывает часто!). Сегодня я ничего не знаю о Пасхе, я знаю только одно – я виновата или я виноват, ибо Он умер, а я ничего не сделал, чтобы это предотвратить.

Описывая Царство, Иисус прибегает к традиционному для яхвизма и иудаизма образу виноградника, виноградной лозы. Но в этот традиционный образ он вкладывает новый смысл, связанный с сутью того Царства, которое Он принёс в мир. Конечно, здесь находится место и традиционному пониманию Царства, как места, где действует лишь одна воля: воля Бога, створившего мир. Не случайно Иисус говорит, что «князь мира сего» «в Нём не имеет ничего»: ведь Царство, принесённое Им в мир, существует не по законам этого мира, так, что «князь мира сего» не может иметь над ним никакой власти, даже несмотря на то, что, пребывая в нашем непреображённом мире, Царство постоянно с ним соприкасается. Но образ виноградной лозы становится также и образом отношений Царства, где все связаны друг с другом и со Христом так же, как ветви на виноградной лозе. Связь эта абсолютная, непосредственная и органическая: каждая ветвь — продолжение лозы, если её оторвать, она засыхает. Все ветви живут с лозой одной жизнью, питаясь с ней одними соками из одного источника. Очевидно, таким же образом связаны жители Царства друг с другом и со Христом. С этой точки зрения Царство можно определить, как единое пространство отношений, связывающих между собой всех его обитателей, в центре которых Христос. И именно факт присутствия Христа делает Царство Царством. Ведь для того, чтобы оно оставалось самим собой, необходимо такое постоянство отношений, такая их устойчивость, какие немыслимы в падшем мире для повреждённой грехопадением человеческой воли. Лишь воля Того, Кто, будучи Человеком, остался неподвластен греху, может стать основой устойчивого единства, необходимого, как непременное условие существования Царства в нашем преображающемся, но ещё не преображённом мире. Именно это, как видно, и имеет в виду Спаситель, говоря «без Меня не можете делать ничего». Конечно, человек даже в падшем состоянии иногда может с Божьей помощью сделать что-нибудь хорошее. Но сделать что бы то ни было для Царства возможно, лишь будучи частью Царства. А быть его частью невозможно без духовного единства с Тем, Кто составляет его духовную основу, Кто является тем духовным стержнем, на котором держится Царство. Один конец этого стержня удерживает Бог, воскресивший из мёртвых Своего Сына. На другом — мы, считающие себя христианами и по мере сил пытающиеся ими быть. А между нами Царство, через нас входящее в мир.