Мысли вслух на Ин 17:20-26

В сегодняшнем чтении Иисус молит Отца о Церкви Своей. И главное, о чём Он просит, — это единство. Сегодня, через две тысячи лет, мы видим, что те, кто уверовал по слову апостолов, верующие во Христа, не едины. Сколько между нами барьеров, перегородок. И не случайно Иисус говорит: «Да будут в Нас едино, да уверует мир, что Ты послал Меня». Для многих неверующих разделение христиан – лишнее свидетельство против Церкви. Действительно, поди разберись, кто прав, кто неправ… Проще сказать, что раз уж христиане не способны разобраться в своих спорах и прийти к единому мнению, наверное, не так уж важно то, что их объединяет…

Но мы знаем, что объединяет нас Сам Господь. Что может сделать каждый из нас для единения Церкви? Ничего – и очень много. Потому что единство начинается сегодня, сейчас: когда мы признаём друг в друге братьев и сестёр, когда мы молимся вместе, когда мы вместе трудимся для Бога… когда мы ищем того, что объединяет, а не того, что разделяет нас.

Мы, можно сказать, должны считать себя счастливыми людьми, потому что мы имеем возможность «слышать» то, как молился наш Бог, и еще потому, что Он молился за нас. Вчитываясь в слова Его молитвы, мы видим что-то вроде концентрической схемы: Иисус, Его ученики — апостолы, за которых Он молится в начале 17 главы Евангелия от Иоанна, и мы — третий круг — верующие в Него по слову апостолов (см. Ин. 17:20). А что это нас в третий круг, можем мы спросить? Далековато будет... Правда, в тоже время, вряд ли кто из нас станет претендовать на роль и крест апостолов… Но давайте посмотрим с другой стороны: ведь Он и о нас молится, мы Ему тоже очень важны и Он помнит о каждом из нас перед Своей смертью. Кроме того, о чем же молится Иисус? О единстве. Да не просто о каком-нибудь единстве, а о той его полноте, которую можно найти лишь между Ним и Отцом (см. Ин. 17:21)! Он молится о единстве и для учеников (ранее) и сейчас для нас. И тогда становится понятно, что каждый из нас для Него — апостол, призванный к благовестию и «соединению» мира в любви.

Перед нами Тайная вечеря, прощальная беседа с учениками. Сегодня Церковь предлагает нам, казалось бы, лишь 7 стихов из нескольких больших глав, в которых Иисус напоследок беседует с будущими апостолами. Ведь так много нужно сказать перед Своим «уходом» — подготовить их к главному испытанию их жизни… Именно поэтому эти стихи так полны — Иисус не может позволить Себе терять время ни на лишние слова, ни на пространные объяснения. Ученики все равно не в состоянии понять сейчас все, что Он говорит, но потом придет Дух и напомнит им все (см. Ин. 14:26). Напомнит им об этой молитве Учителя, Его страстном желании единства Его учеников и всех тех, кто уверует по их свидетельству. И слова «да будут совершены воедино» означают гораздо больше единых идеологий, устремлений и тому подобного — речь идет о совершенном единстве, объединяющем все сферы наших жизней. И еще Иисус молится о том, чтобы каждый человек познал то, что Отец возлюбил его так, как Сына (см. Ин.17:23). Ведь именно это знание может преобразить мир, объединяя всех людей в то единство, которого ждет наш Господь.

О Своих учениках Иисус молится как о тех, кто продолжит Его дело в мире, оставаясь единым целым с Ним Самим. Он молится о них не как о последователях в религиозном или идейном отношении. Не как о продолжателях своего дела в том смысле, в каком продолжают дело основателя какого-нибудь религиозного движения его соратники. Иисус молится о Своих учениках как о жителях Своего Царства, которые будут нести это Царство в мир так же, как принёс его в мир Он сам. Но нести его можно, лишь будучи самому жителем Царства. Живя его жизнью, а значит, и жизнью его Царя. Вот об этой самой жизни для Своих учеников и просит Иисус Своего небесного Отца. Как Учитель Он приобщил их к ней, но теперь им придётся жить этой жизнью самостоятельно. Конечно, Он не оставит их без поддержки. Но теперь для учеников начинается новый этап пути.

Прежде они могли приобщаться к жизни Христовой, к жизни Царства просто общаясь с Учителем. Общаясь непосредственно, лицом к лицу. Пока было общение, была и жизнь. Теперь же ситуация менялась. Конечно, встретиться со Христом лицом к лицу возможно и сегодня. Многие встречались с Ним уже после Его воскресения и вознесения — Павел был первым, но отнюдь не последним. Но теперь гораздо больше будет зависеть от самого человека. От его духовного состояния. От его собственной жизни и её духовной наполненности.

Прежде полноту Царства нёс в Себе один Иисус. Теперь вместе с Ним её понесут в мир Его ученики. И не только те двенадцать, которые были с Ним во время Тайной Вечери, но и другие. Те, которые примут Его по свидетельству двенадцати. Царство начнёт распространяться в мире. Это, собственно, и есть христианская миссия. Христианство ведь и есть не какая-то новая религия, а именно вот эта самая жизнь Царства. Сделать человека христианином не в человеческих силах, но в человеческих силах помочь ему встретиться со Христом.

Показать Царство и его жизнь. А дальше каждый уж будет решать сам, нужно ли ему всё это, или нет. И если решит, что нужно, а затем будет в своём решении последователен, то в мире присутствие Царства увеличится ещё немного. А затем ещё и ещё. До тех пор, пока миру не будет таким образом явлена известная мера полноты присутствия Царства. Тогда-то и станет возможным возвращение Христа во славе. И преображение мира, который в конце времён становится новой землёй под новым небом.

В Страстную пятницу, в Страстную пятницу, которая не далека от нас, а близка как никогда, пусть нас и не было тогда на свете, владыка Антоний митрополит Сурожский говорил с амвона такие слова. «<...> Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала... Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит... Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту... <...>Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других.» Так близка нам эта пятница, когда владыка говорил эти слова, как все Страстные пятницы, что были и будут. «Я повинен». Меня тогда не было на свете, но я повинен. Нельзя воспринимать сегодняшний день как символическое воспоминание о когда-то бывших событиях. Нет. Ибо Тело и Кровь, которых мы причащаемся не символ, а Само Тело и Сама Кровь. Вот я, и я виноват здесь и сейчас. Пугает, когда люди заранее начинают поздравлять друг друга с Пасхой (это действительно бывает и бывает часто!). Сегодня я ничего не знаю о Пасхе, я знаю только одно – я виновата или я виноват, ибо Он умер, а я ничего не сделал, чтобы это предотвратить.

Собирая людей вместе, созидая из них Церковь, Господь не просто противостоит человеческой разобщенности, происходящей от греха. Дело не только в том, что мы все, как Каин, не в состоянии быть вместе. Мы разные, и причина этому — воля Творца, а не наш грех. И преодоление разобщенности не имеет ничего общего с преодолением индивидуальности каждого человека. Сегодня мы читаем в отрывке из Последней беседы Христа с учениками, что, говоря словами апостола Павла, «Бог предусмотрел о нас нечто лучшее». Он дает нам участвовать в тайне единства Троицы, в том единстве, которое не поглощает и не нивелирует личности. В том единстве, где жизнь, отданная другому, не исчезает, но прирастает. В том единстве, которым едины Отец и Сын.

Это единство невозможное для этого мира, поэтому Христос говорит «да будут в Нас едино». И за этими словами стоит не менее поразительная вещь: Он хочет, чтобы мы были в Них — в Отце и Сыне. После Вознесения в Троице, как мы видим Ее на рублевской иконе, Один из Трех — Богочеловек, значит, в том числе и человек! И в Иисусе Христе, в Его Плоти и Крови, для каждого из нас находится место не просто рядом с престолом Божиим, но в Них Самих! Вот, оказывается, что имеют в виду восточные отцы Церкви, когда говорят о том, что спасение заключается в обожении человека.

Неудивительно, что последней молитвой Иисуса перед Его страданиями стала молитва о Церкви. Интересно другое: какой видит Церковь её Основатель. Молитва Иисуса о единстве как раз и позволяет нам понять, что подразумевает под Церковью Спаситель. Конечно, упоминая в Своей молитве о единстве Своих учеников, Иисус имеет в виду и отсутствие между ними разделений тоже. Впрочем, в первые века христианской истории никому, наверное, и в голову не могло прийти, что Церковь может распасться на несколько конкурирующих между собой общин (а вернее, на несколько конкурирующих между собой структур), и конкуренция дойдёт до взаимных проклятий и анафематствований. Но дело, разумеется, не только в отсутствии разделений. Дело ещё и в том сущностном, духовном единстве, которое связывает как Самого Иисуса с Его Отцом, так и учеников и последователей Иисуса с Ним Самим. Это единство и есть Церковь: весь смысл земного служения Спасителя заключался в том, чтобы к моменту его завершения в мире появилась бы община Его последователей, которая была бы готова жить одной с Ним жизнью, жизнью того Царства, которое Он принёс в мир. А приобщиться к жизни Царства можно было, только не утратив связи с Иисусом и с Его небесным Отцом. О таком единстве и просит Иисус Отца. При этом Он, разумеется, понимает, что община будет расти, а потому просит Отца не только о самих апостолах, но и о тех, кто присоединится к Церкви позже, вследствие их свидетельства. Церковь должна была стать, в известном смысле, продолжением в мире Самого Иисуса, носителем того самого Царства, которое Он Сам являл миру на всём протяжении Своего земного служения. Павел позже именно в этом смысле назовёт Церковь «телом Христовым». Так молитва Иисуса о единстве напоминает нам о смысле существования Церкви: быть носителем в мире Царства во всей его полноте, являя его миру так же, как являл его Сам Иисус во время Своего земного служения.

«На каждой службе мы молимся «о соединении всех» в Церкви Бога Живого. О каком это единстве мы молимся, и почему нужно именно молиться о нем? Мы молимся, потому что единство, которое разрушил человек, восстановить может только Бог: критерии его слишком высоки, мерки его не человеческие, а Божии. Такое единство – тайна по природе, чудо по существу. Христианское единство нельзя определить в категориях содружества, сообщества. Это не «совместность», это «единство»: «Да будут они едины, как и Мы – едино», – обращался Господь в Своей последней молитве к Отцу. Это славный и трепетный призыв и образец, потому что в нем заложено державное повеление для всего рода человеческого: достигнуть подобия Святой Троице, быть Ее образом и Ее откровением; а это и обещание, но также и ответственность. И мы легко забываем и то, и другое. Опыт этого славного и страшно-трепетного единства и есть само бытие, существо Церкви, ее природа: Церковь есть само это единство; Церковь есть едина и нераздельна, хотя христианский мир разбит на части нашими грехами. Просите мира Иерусалиму, граду слитому в одно... (см. Пс 121).
(Антоний митрополит Сурожский «… и о соединении всех Господу помолимся»)

Сейчас в большей части цивилизованного мира только и разговоров, что о единстве. Называют это единство по-разному: кто-то просто и без обиняков говорит, что "вместе мы сила", кто-то борется за или против глобализации, кто-то молится о единстве Церкви, кто-то размышляет над глубинным стремлением человека к жизни с другими и "сопричастности". Некоторые только размышляют, а кто-то даже пытается что-то построить - создает организации, союзы и советы. В общем, тема актуальная. Только если попробовать всех людей, этим делом занятых, собрать вместе и предложить им договориться о том, каким должна быть эта искомая общность, то начнется такое! И все потому, что несмотря на общее стремление, каждый все равно тянет одеяло на себя. Каждый видит единство по-своему и места распределяет согласно собственным представлениям. И возможно, что никогда люди договориться о форме не смогут. Потому что настоящее единство - это то, о чем просит для нас у Отца Иисус. Такое единство, которое по-человечески достичь невозможно - единство Троицы. Настолько близко, как близки и едины лица Троицы, мы даже подпустить к себе не в состоянии, не говоря уже о том, чтобы постоянно находиться в такой "сопричастности" - когда мы и разные, и одно. Однако именно этого от нас ждет Бог. И именно Он может сделать это реальностью. Только этого надо действительно хотеть.

Молитва, которой молится Иисус за Своих учеников, подводит итог всему тому, что было сказано во время Тайной Вечери. Молитву эту называют обычно молитвой о единстве, с чем, без сомнения, можно согласиться. Но речь в ней идёт не только о единстве внешнем. Иисус снова просит Отца о том, чтобы Он сохранил то единение между Ним Самим и Его учениками, какое существует у Него с Отцом (ст. 21 – 23). Как видно, без такого единения невозможно никакое свидетельство, без него мир не поверит, что апостолы действительно посланы в мир Самим Спасителем. Между тем, именно свидетельство о Царстве и явление миру Царства оказывается главной задачей посланных. Обращаясь к Отцу, Иисус как бы передаёт порученную Ему Отцом миссию апостолам, а самих апостолов поручает Отцу. Он говорит: Я дал жизнь Царства, которую Ты передал мне, каждому, кто хотел её принять, Я исполнил всё, что Ты Мне поручил (ст. 1 – 5). Я открылся Сам и открыл Тебя и Твоё Царство тем, кого Ты мне послал, и они приняли всё (ст. 6 – 8). И теперь, говорит Иисус, Я ухожу, а они остаются, и Я прошу о них, о тех, которые принадлежат Тебе (ст. 9 – 11). Такая просьба была вполне естественной: ведь именно апостолы становились теперь свидетелями того Царства, о котором прежде говорил миру Иисус, а апостольская община должна была стать ядром Церкви. Прежде Иисус Сам хранил Своих учеников во враждебном им мире, теперь же, уходя к Отцу, Он просит о том, чтобы Отец помог апостолам сохранить ту радость Царства, которую они познали во время земного служения Спасителя (ст. 12 – 13). Речь не идёт о том, чтобы увести апостолов из мира куда-то в иную, особую реальность, ведь Царство должно было быть явлено здесь, а не где-то на другой планете или в ином измерении (ст. 14 – 16). Но для того, чтобы явить его, апостольская община должна была быть освящена, вместив полноту живого откровения Божия, воплощением которого стал Сам Спаситель (ст. 17). Только тогда смогут апостолы стать свидетелями Царства, а их община — ядром Церкви, смыслом существования которой и становится хранение Царства в нашем, ещё не до конца преображённом, мире и свидетельство о нём. И ядро это будет расти, Церковь будет расширяться, включая в себя каждого ищущего Царства и вечной жизни (ст. 18 – 21).

Господь Иисус несколько раз говорит в Иоанновом Евангелии о том, что Он пришел, чтобы люди, слышащие Его весть, Его ученики уверовали и имели жизнь, которую Он принес от Отца. Поэтому в Своей последней перед арестом молитве Он просит об учениках и их последователях, а не о мире, не о тех, кто Его не принял. Но в то же время, Он просит и о мире — в косвенной форме — чтобы мир поверил в Него, видя единство учеников. Тем самым, Он ожидает от тех, кто поверил в Него, продолжения Его работы — способствовать спасению и оживотворению всего мира, не заменяя Христа, а являя Его присутствие в своем единстве, свидетельствующем о том, что они уже живут божественной жизнью, подражая неподражаемому единству Отца и Сына.