Мысли вслух на Мф 9:12

Мы, люди, рассуждаем о своих отношениях с Богом в терминах достоинства и недостоинства. Сам же Господь отлично знает, что мы из себя представляем, и именно к таким людям, именно к нам, Он и пришел. Не потому, что мы достойны Его милости, и не потому, что можем воздать Ему что-то, но только потому, что мы нуждаемся в Нем.

Мы часто спрашиваем: «где Бог?», - обижаясь на Него за то, что Он бросил нас в наших страданиях. Нет, Он нас не бросил, хотя мы ничем этого не заслужили. Но есть радикальное отличие того, что Он делает, от того, чего мы ждем от Него. Мы ожидаем, что Бог будет исправлять обстоятельства нашей жизни, чтобы все у нас было хорошо. Господь же говорит, что Он пришел призвать нас к покаянию, т.е. исправлять не обстоятельства жизни, а нас самих.

Сегодняшний отрывок начинается, может быть, с самого личного момента в Евангелии от Матфея - с момента призвания Иисусом самого Матфея. Все описано очень просто: Иисус сказал ему: "Следуй за Мной", - и Матфей встал и, все оставив, пошел за Ним. Матфей не описывает своих внутренних переживаний, но они, безусловно, были, потому что в этот момент его жизнь переломилась надвое! Так Господь строит Свою Церковь. А дальше Матфей вновь рассказывает о Его проповеди Царства. Оказывается, что учение Христа, не противореча Писанию Ветхого Завета, находится в постоянном конфликте с законническими интепретациями этого Писания. Возможно, ключ к этому конфликту находится в стихе 13.

Слова Господа: Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию, не должны быть понимаемы таким образом, что Христос пришел не ко всем, и что есть этот несчастный исчезающий вид праведников, к которым Он не пришел. Нет, именно эти слова в первую очередь говорят о том, что Господь пришел к каждому человеку, ибо «несть человек иже жив будет и не согрешит». Но при этом Господь явно противопоставляет каких-то людей, которые могут назваться праведными, грешникам, вроде Матфея сборщика податей. Как же разрешить эти внешне противоречивые мысли? Я пришел призвать не праведников… Значит, праведность как-то отделяет от Него, как-то лишает общения с Ним? Но смысл этой фразы совсем другой. Доколе ты воспринимаешь себя праведником, Христос пришел не к тебе, вот что она значит. Только через покаяние можно прийти к Нему. Ты можешь быть вполне праведен перед людьми и Законом, но отделяет тебя от Бога не это, а осознание этого. Здесь есть нечто совершенно особое. Будь праведен, но не видь своей праведности. Это парадоксально и невозможно, но это то, что отличает истинно верующего человека, он видит то, что невидимо и не видит того, что видимо. Можно назвать это сумасшествием, как это делают светские люди, но здесь именно святое помешательство. И есть еще одно. Закон в общем-то выполним и праведность перед людьми, особенно в нашем падшем мире не есть какое-то чудо. Но Христос приносит что-то, что больше Закона, и оно уже не выполнимо без благодати, ибо заповеди Христовы никто не в силах выполнить, как только одни святые, которые избираются Богом для явления на них благодати. И они понимают, что сами они грешные, но просто Господь захотел их возвысить. И вот это понимание, что праведность это не свойство человека, а нечто, что рождается в союзе человека и Бога на самом деле и заложено в этой фразе. И чтобы сделать ее более понятной, и тем самым, сузив ее смысловой спектр, скажем, Господь пришел сказать праведникам, что без Него они грешники и сказать грешникам, что с Ним они праведники.

Всякий верующий человек посчитал бы для себя зазорным заниматься тем, чем занимается будущий апостол Матфей — собирать налоги для оккупационных римских властей. И тем не менее, Господь призывает к апостольству такого человека. И сам Матфей в Евангелии подчеркивает, что это не был единичный случай; свидетельствует об этом и евангелист Лука. Это важно, потому что если следовать логике религиозной психологии, как следуют ей фарисеи, то Христу должно было бы призывать только тех, кто посвятил религии всю свою жизнь. Фарисеев и книжников, теоретиков и практиков благочестия. Некоторые из них и впрямь становятся Его учениками, но их мало.

В основном же Господь призывает обыкновенных людей, которые привыкли постоянно трудиться и не претендовать на общественную значительность, на духовный авторитет. Конечно, как пишет евангелист Иоанн, Господь не имел нужды, чтобы кто свидетельствовал Ему о человеке, ибо Сам видел в сердце человека. Конечно, Он призывает тех, кто готов и может откликнуться на Его призыв. Но, может быть, тот факт, что большей частью это оказываются обычные люди, говорит нам нечто важное о сути христианской веры: она имеет отношение в первую очередь к практической жизни, и лишь затем — к умозрению.

Интересно, что о своем призвании рассказывает сам Матфей. Он не приводит никаких особенных деталей этого призвания, никаких психологических подробностей, которые нам так нравятся. Все, как в истории с Авраамом: позвали — и пошел. А все остальное мы можем только домысливать. Матфей — мытарь, сборщик податей, налоговик на нынешнем языке. Все мы понимаем, как искусительна эта работа. То есть он собирает деньги с людей вроде не для себя, а для государства, но и для себя ведь тоже. И вот по первому слову Иисуса он оставляет это все и идет за Ним. А кроме того, есть еще один момент: он собирает деньги с народа Божьего в пользу языческого Рима, поэтому в глазах иудеев он — вдвойне грешник, он коллаборационист, он изгой, с ним никто не общается. Может быть он давно хотел бросить эту ненавистную, отягчающую его совесть работу, но не мог, потому что не надеялся на то, что кто-нибудь примет его. И вот Иисус, Учитель, прорывает эту стену отчуждения и безнадежности и зовет его. Как часто мы считаем людей окончательно погрязшими в грехе и проходим мимо них, успокаивая себя тем, что мы-то верующие, в церковь ходим! Это к нам обращены слова Иисуса: «пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы».

Что, собственно, так возмутило фарисеев, когда они увидели Иисуса рядом с мытарем? Общение с грешником? Но ведь и Тора знает обращение и раскаяние. Более того, ей известны даже специальные очистительные ритуалы, совершаемые раскаивающимися грешниками для очищения от скверны, вызванной совершённым грехом. Собственно, от грешника больше ничего и не требовалось: он должен был лишь раскаяться в совершённом грехе, а затем совершить очистительное омовение и принести очистительную жертву, иначе называемую жертвой за грех или жертвой вины. Но вместе с тем должно было соблюдаться одно непременное условие: речь могла идти лишь о грехе, совершённом невольно, по незнанию или по слабости. Если же грех был совершён сознательно и добровольно, ни о каком очищении не могло быть и речи, даже если согрешивший раскаивался в своём грехе глубоко и искренне. Бог, как считалось, мог, конечно, простить человеку и такой грех, но вот избавиться от последствий преднамеренного греха было невозможно, они довлели над человеком всю жизнь. Грех мытаря был именно таким: каждый, кто брался за эту работу, шёл на сознательное сотрудничество с римскими властями, притом не вынужденное, а добровольное, что в синагогальной среде считалось предательством, страшным грехом, который не прощался, так что совершивший его оказывался навсегда отрезан от своего народа, теряя всё, на что, как представитель своего народа, мог рассчитывать, включая завет и все связанные с ним обещания. А Иисус между тем считает, что и такой грешник, если раскается и обратится, может спастись. Так что же: дохристианский подход был слишком ригористичным и совсем немилосердным? Вряд ли; скорее можно думать, что с приходом Христа духовная ситуация в мире вообще и в народе Божием, в частности, кардинально изменилась. Прежде интенция, с которой совершался поступок, полностью определяла его последствия, и однажды совершённый сознательный грех (вернее, его последствия) действительно висел над человеком всю жизнь, так, что даже Бог не мог этого изменить: ведь тогда мир, по сути, пришлось бы пересотворить заново. А вот в Царстве можно начать всё с чистого листа, даже тому, кто согрешил сознательно и добровольно: достаточно лишь раскаяния в содеянном. И не потому, что мир стал другим, а потому, что законы Царства, в мир входящего, отличаются от законов этого непреображённого мира. И шанс на спасение теперь даётся каждому, кто хочет спастись.

Тяжело и противно каждый раз натыкаться в себе на одни и те же гадости. Кажется, что ходишь по замкнутому кругу. Опять каешься в том, что, казалось бы, пройдено и осознанно. И говоришь себе: «Может быть, расторгнуть договор? Из нашего сотрудничества ничего не выходит». Но что слышишь в ответ: «Пришел призвать не праведников, но грешников». Господь призвал грешника, вытащил из грязи, приблизил к Себе. Он сказал, что грешник нужен Ему. И оказывается, что договора не было, был призыв и согласие. Мое добровольное согласие ответить на Его призыв оставить все, кроме Него. И тогда, опять осознавая свою сущность грешника, мытаря, собирающего там, где не сеял, осознав болезнь, даже вылечив которую все время натыкаешь на ее разрушительную работу, которая омертвила части тебя, я прихожу к врачу. Мне по-прежнему больно от самого себя, но я же знаю, кто лечит все это, кто усмиряет боль, кто дает силы подняться. И, возвращаясь, повторяешь слова 106 псалма: «...послал слово Свое и исцелил их, и избавил их от могил их. Да славят Господа за милость Его и за чудные дела Его для сынов человеческих».

Когда Иисус обратился к Матфею, тот, не раздумывая, оставил все и последовал за Господом. По всей видимости, в этом обращении Спасителя было что-то настолько сильное, что этому мытарю не понадобилось даже задавать никаких вопросов, ему сразу стало ясно, что он должен делать.

Евангелист не дает нам даже намека на то, что Матфей мог сомневаться в том, его ли призывает Господь. Для фарисеев разделить трапезу с грешниками было безумием, точно так же как и пригласить сборщика налогов в ученики. Именно это несоответствие стандартному представлению о правильном неправильном и породило в их душах негодование. В нашей жизни бывают моменты, когда мы действительно понимаем, к чему нас призывает Бог, когда мы различаем Его голос, обращенный именно к нам. Но нередко мы начинаем сомневаться, особенно если Он хочет от нас чего-то неожиданного для нас самих.

Сегодняшнее чтение посвящено одной из важнейших в Библии тем — теме прощения грехов. С одной стороны, мы видим ропот фарисеев, недовольных тем, что Иисус прощает грехи от Своего имени, при том, что это может сделать только Бог (ст. 2 – 7). С другой стороны, мы видим Иисуса, остановившегося в доме сборщика налогов, грешника, которому, как считалось в те времена, не было и не могло быть прощения (ст. 9 – 11). Сам Иисус разрешает недоумение фарисеев ссылкой на пророка Осию (ст. 13; ср. Ос 6:6). А между тем, эти события открывают нам одну из важнейших особенностей Царства, входящего в мир: оно позволяет каждому начать с чистого листа всё, и прежде всего свои отношения с Богом. С точки зрения традиционной иудейской религиозности того времени, некоторые грехи Бог не прощает человеку никогда. Собственно, и ветхозаветное религиозное законодательство не допускало возможности очищения от греха в том случае, если грех совершался вполне сознательно и вполне добровольно. Последствия такого греха довлели над человеком даже в случае последующего раскаяния; они сковывали человека, подобно цепи, освободиться от которой можно было лишь ценой нарушения фундаментальных законов и принципов мироздания. Истина эта была в древности известна всем народам, язычники знали о ней не хуже евреев, и выхода из порочного круга, порождённого греховными поступками, они или не видели вовсе, или искали его на пути развоплощения, полного освобождения духовного начала от власти материи. А Иисус говорит о другом: он говорит о Царстве, где законы падшего мира не действуют, и потому всё начинается с чистого листа. Тому, кто входит в Царство, прощается любой грех, и не потому, что в Царстве грех перестаёт быть грехом, а потому, что в Царстве только выбор человека, сделанный здесь и теперь, определяет для него всё: и отношения с Богом, и отношения с другими людьми, и качество духовной жизни. В падшем мире у всякого есть своя биография, а в ней — свои тёмные и светлые страницы, распределённые во времени; в Царстве у каждого есть лишь одна страница, первая и последняя, которая может стать и светлой, и тёмной. Пока Царство ещё не раскрылось во всей полноте, страница остаётся недописанной; когда Спаситель вернётся, он прочитает её, какой бы она ни оказалась в момент Его возвращения. Входящему в Царство прощаются все грехи. В этом прощении великая свобода и великая ответственность.

Обращаясь к народу, Иисус говорил, что пришел «не нарушить закон, а исполнить». Это должно, по крайней мере, означать, что Он правильно понимает этот самый закон, но, читая Евангелие мы то и дело видим, как Он вступает в конфликт с фарисеями, людьми особого благочестия, и с книжниками, специалистами по закону. Сам Христос объясняет Свое поведение цитатой из пророка, «милости хочу, а не жертвы», а значит закон в Его понимании заключается в любви. Ради нее Он трудится в субботу, общается с грешниками и даже нарушает посты — настало время, когда закон и милость становятся едины. И это означает, что для нового содержания нужна новая форма, чтобы «новое вино» не оказалось в «старых мехах». Евангелие не умещается в «единственно правильном» мировоззрении, для него необходима готовность к открытости, снисхождению, прощению. А иначе — оно прорвет нашу жизнь и оставит нам пустоту и жажду.