Мысли вслух на Рим 3:28-4:3

Если Авраам оправдался не делами, то зачем он совершал дела? Значит ли это, что достаточно иметь веру, и можно ничего не делать?

Чтобы верно понимать слова Павла, необходимо помнить, что же такое вера. Если понимать под верой исключительно набор теоретических представлений, не имеющих практического выхода, то тогда и в самом деле непонятно, как может такая вера оправдать. Но если вера — внутренний огонь, преобразующий человека, то дела обязательно станут её следствием и проявлением. Дела сами по себе не потому не могут оправдать, что они не нужны (об их ненужности нигде не говорится!), но потому, что в греховном мире даже мотивация для нужных и благородных дел может оказаться низменной, а сами дела, кажущиеся полезными, могут такими на самом деле и не быть.

Мысль о том, что, где нет закона, нет и преступления, как и многие слова Павла, звучит парадоксально. Но если так, то зачем дан закон?

Закон дан для того, чтобы мы лучше распознавали, где зло. Сам по себе закон не первичен, добрая воля к его соблюдению — следствие веры. Выполнение заповедей закона вытекает из доверия Богу. Формальное же законничество сушит живую связь с Ним. Но верой соблюдение закона может быть оживотворено.

Регулярно приходится встречать эту извечную пару — закон и вера — или подобные ей (любовь и справедливость, милость и истина), употребляемые именно как противопоставление. Конечно, это можно понять. Нам ведь так легче думать: мол, если я верю/люблю, то заповеди уже соблюдать не должен. Одно же выше другого! Наверное, здесь есть какая-то правда, в том смысле, что вера и любовь могут требовать больше внутренних сил, чем соблюдение закона. Что и вера, и любовь — не из области «надо», но из свободной воли. И когда любишь, то правила вроде бы уже ни к чему...

Но все же, Писание показывает нам, что между этими двумя понятиями нет той пропасти, которая нам порой видится, и между ними не надо выбирать! «Итак, мы уничтожаем закон верою? Никак; но закон утверждаем». Сам Господь нам очень хорошо показывает, что значит «утверждаем»: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» (Мф. 5:17-18).

В самих Его действиях очень хорошо видно, что Он не рушит все установленные порядки, но наполняет исполнение установлений смыслом и верой. Так, например, Он поступает с исцеленными прокаженными ( 8:4 1:44 5:14 17:14). Он отправляет их после пережитого ими прикосновения Божия — исцеления, пойти и исполнить закон — показаться священникам и принести жертву — от сердца, действительно исполненного благодарности. Потому что когда сердце по-настоящему любит Бога и верит в Него, то исполнение заповедей становится одной из возможностей ответить Богу на Его любовь.

В нашем мире прогресса, новых технологий, безумной спешки, информации, программирования и планирования наперед всего, что только можно запланировать, слепая вера Авраама кажется безумием, даже просто глупостью. На наших друзей и знакомых, которые предлагают, например, «завтра поехать в Питер» мы смотрим как на сумасшедших. У нас все по минутам распланировано на много дней вперед. Мы «знаем», что будем делать летом, то есть через много месяцев, но на самом деле мы не знаем, будем ли мы живы, здоровы, будет ли стоять на месте наш дом и, в конце концов, будет ли вообще лето. Ведь Конец Света может произойти завтра. Поэтому так велика вера Авраама, который смог поступить так, как сегодня, наверное, не может почти никто. Он встал и пошел туда, куда посылал его Господь, не спрашивая, как он будет там жить, что делать, зачем ему идти туда. Потом он так же пошел приносить в жертву сына. Он верил Богу, верил, что Он прав. Он не спрашивал, хорошо ли ему будет на новом месте, так как знал, что, раз этого хочет Господь, там будет хорошо. А если плохо, то значит, это для чего-то важно и нужно. И это тоже хорошо. Если отдать наше время Богу, доверится Ему — времени станет больше; если не планировать, не так страшно. Если перестать бояться будущего — приходит радость. Это очень трудно, но для Бога все возможно, Он даже может вылечить нас от болезни под названием «органайзер».

Говоря о вере, мы часто подразумеваем веру в само существование Бога, в Его наличие в мире. И здесь у большинства нет проблем. Редко можно встретить реального атеиста, чаще человек готов признать наличие и влияние в мире Существа, которое он готов назвать Богом. Но не об этом говорит Павел, сегодняшнее чтение спрашивает нас: «А ты веришь Богу? Ты Ему доверяешь?» Тем самым оказывается, что наша основная задача верить Его словам, Его действию, Его планам, доверять Его воле. Подумав, наверное, мы готовы пойти и на это, но после придется действовать, доверяя Ему во всем, свершить предусмотренную для нас работу. Получится ли у нас на сей раз? Скорее всего, нет, что нас расстраивает, лишает надежды и радости. Но вера, которая засчитывается как праведность, как наш главный труд, она и состоит в том, чтобы принять самое удивительное в Боге, Который милосерден: то, что мы Ему доверяем, снова и снова встаем и стараемся поступать согласно Его воле, для Него важнее того, что мы опять не справились.

Продолжая тему универсализма Торы, Павел обращается к образу Авраама. Он указывает на тот факт, что Авраам стал праведником не вследствие своей религиозности, а потому, что он сумел довериться Богу (ст. 1 – 3). Апостол вновь указывает на то, что доверие к Богу является основой праведности, а дела праведности — лишь следствие этого доверия (ст. 4 – 8). Даже такой важный религиозный обряд, как обрезание, оказывается для Павла лишь знаком тех отношений, которые связывают праведника с Богом, но никак не их основанием (ст. 9 – 12). Можно было бы сказать, что в этих своих рассуждениях Павел остаётся последователем Гиллеля и своего наставника Гамалиила: ведь именно Гиллель и его последователи всегда утверждали, что основой праведности и духовной жизни вообще являются отношения с Богом, а вся остальная религиозность, связанная с соблюдением Торы, — лишь их следствие, без которых она теряет всякий смысл. Но Павел снова идёт дальше и Гиллеля, и Гамалиила. Он говорит: если обрезание — лишь знак принадлежности к народу Божию, который даётся Богом Аврааму как следствие его праведности, то праведность возможна и для необрезанных, если они сумеют довериться Богу так же, как обрезанные. В этом смысле Авраам становится духовным отцом всех праведников, как обрезанных (евреев), так и необрезанных (язычников) (ст. 11 – 12).

Апостол отнюдь не считает, что между двумя этими категориями праведников нет никакой разницы, он лишь напоминает, что праведность одна, и если человек, хотя бы и необрезанный, идёт путём праведности, то раньше или позже он придёт туда же, куда приходят этим путём обрезанные. Тора не ковёр-самолёт, данный Богом Своему народу для того, чтобы перенести его в Царство как бы по мановению волшебной палочки, избавив от того пути, на котором обретается праведность, она — путеводитель, помогающий не сбиться с пути. Рассматривать Тору как некую привилегию — опасное заблуждение, ведь, если отнестись к ней всерьёз, она обнаружит не преимущества, а грехи того, кто стремится ей следовать. Праведность больше Торы, праведник получает от Бога то, что ему было обещано, отнюдь не потому, что он этого заслужил, а лишь по милости Божией; Тора сама по себе не даёт никому никаких прав (ст. 13 – 14). Если бы кто-нибудь вздумал похвалиться перед Богом тем, что он знает Тору лучше других, это вполне закономерно вызвало бы лишь гнев Божий: ведь такое знание выявило бы в первую очередь не праведность, а грехи хвалящегося (ст. 14 – 15). В этом отношении язычнику проще: он не претендует на знание Торы или на то, чтобы быть её хранителем. Знание Торы само по себе не гарантирует праведности, и потому на пути к Царству перед Богом нет разницы между евреем и язычником, но с тех, кому дана Тора, спрос выше: ведь они знают о своих грехах больше, чем те, кто о Торе не слышал.

Правда Божия явилась независимо от закона, полученного Моисеем свыше. Даже спустя двадцать веков эта мысль ошеломляет и трудно укладывается в сознании, как же трудно было её переварить первым получателям послания Павла. Парадокс, однако, усиливается тем, что закон не отменяется правдой Божией, принимающей свидетельство закона и пророков. Оправдание человек может получить даром по вере, но и сама вера является даром, превышающим знание закона. То, что находится выше, не отменяет того, что не дотягивает до высшего уровня, но по ступеням, ниже расположенным, можно подниматься до более высоких вершин.

Павел не разделяет и не противопоставляет обрезанных по вере и необрезанных, имеющих веру, как тех, так и других Бог оправдывает. Первична вера, а не её внешние выражения, важные, но не первостепенные.

Размышляя о Торе и о Царстве, Павел обращается к одному из ключевых библейских понятий — к понятию праведности. Он говорит о том, что с пришествием в мир Христа ситуация в этом отношении изменилась коренным образом: теперь праведность явлена во всей полноте вместе с Царством, которое принёс Мессия (ст. 21 – 22). Прежде праведность достигалась хоть и с помощью Божией, но всё же человеческими усилиями; теперь она вошла в мир через Иисуса и стала частью той жизни Царства, которую Он принёс с Собой и к которой теперь может приобщиться каждый, если только он готов довериться Иисусу (ст. 24). И эта принесённая Иисусом в мир праведность несопоставима с той, что была явлена даже величайшими праведниками прежней эпохи: ведь полнота праведности означает свободу от греха, а от него до пришествия в мир Иисуса Христа не был свободен ни один человек (ст. 23).

Апостол не случайно связывает эту полноту праведности с отражённым в Торе понятием искупления (ст. 25 – 26): как выкупающий раба давал ему свободу от рабства, которой тот никогда не достиг бы собственными усилиями, так и Иисус, явив миру полноту праведности, освободил от власти греха тех, кто этой праведности искал, но не мог полностью освободиться от греха собственными силами. А полнота праведности, принесённая в мир Иисусом, неотделима от полноты Царства: она освобождает верных от любого греха, ведь она не совместима ни с каким грехом так же, как Царство не совместимо ни с каким злом (ст. 25). Не случайно Павел называет то, что сделал Иисус для Своих верных, «жертвой милосердия»: соответствующее еврейское слово означало именно готовность дать тому, в отношении кого милосердие проявлено, нечто заведомо им незаслуженное, такое, на что тот не имеет никакого права ни по закону, ни по заключённому между сторонами договору.

Если так, если праведности не достичь никакими «делами Торы» (ст. 28), то сама Тора становится действительно универсальной: ведь праведность обретается лишь благодаря той верности, которая связывает ищущего праведности с Богом через Иисуса Христа (ст. 27 – 28). Здесь нет разницы между евреем и язычником: бывший язычник, доверившийся Иисусу и через Него обретший Царство, получает ту же полноту праведной жизни, что и еврей, которого с детства приучали следовать Торе (ст. 29 – 30). Но значения Торы это отнюдь не умаляет: ведь Тора не просто текст, Тора — духовный закон, определяющий отношения человека с Богом столько же, сколько существует сам человек. Такая Тора остаётся незыблемой даже после пришествия в мир Христа, ведь она остаётся основой духовной жизни человека не только в нашем, ещё не до конца преображённом мире, но и в Царстве.

Тора, по крайней мере, Тора внутренняя, по слову апостола, лишь раскрывает человеку его собственную греховность, ею «познаётся грех». Но где же выход? Что может избавить человека от греха? Павел отвечает: праведность, которая больше Торы. О Божьей праведности свидетельствует Тора и Пророки — так называлось во времена Павла то, что мы сегодня назвали бы Священным Писанием. И лишь явление этой Божьей праведности («правды Божьей») может избавить человека от власти греха. Здесь Павел остаётся верен раввинистической традиции: Тора ведь никогда не была самоцелью, она была нужна как средство утверждения человека на пути праведности.

Но в традиционное раввинистическое понимание проблемы Торы и праведности апостол привносит новое, мессианское осмысление: он говорит о явлении праведности Мессии, праведности Христовой, и о верности Христу («вере в Иисуса Христа») как о единственной возможности для человека приобщиться этой праведности. Божья праведность явлена миру Христом, пролитая Им кровь становится для верных Ему тем же, чем была жертвенная кровь для верующих яхвистов дохристианской эпохи.

Тогда кровь жертвенного животного, приносимого за грех конкретного человека, очищала этого человека от последствий совершённого им греха и открывала ему возможность приобщиться праведности Божьей в той относительной мере, какая была открыта людям до прихода Христа. Теперь Сам Мессия открывает каждому доверившемуся Ему всю возможную для человека полноту Божьей праведности, ставшую доступной миру благодаря Его пути и Его жертве.

Апостол не случайно говорит об искуплении, о выкупе: смерть Спасителя на кресте, пролитая Им кровь стала платой за грех человека так же, как прежде платой за грехи человека становилась кровь тех животных, которых закалывали у алтаря. Как тогда животные отдавали свою жизнь ради того, чтобы открыть человеку путь к Богу, так и теперь Мессия отдаёт Свою жизнь для того, чтобы открыть человеку путь в Царство.

Но тогда и очищение, и приобщение Божьей праведности было частичным, теперь оно становится полным. И не потому, что «дела Торы» могут как-то помочь человеку, а потому, что Божья праведность явлена миру Тем, Кто Сам несёт её во всей полноте. Но Тора этим не обесценивается, по крайней мере, если говорить о Торе внутренней. Ведь верность Христу немыслима без пути праведности и вне его, а значит, она немыслима и без внутренней Торы как той духовной динамики, без которой пути праведности нет. Потому-то и говорит апостол, что всё, сказанное им о спасении через верность Иисусу Христу, отнюдь не обесценивает Тору, но лишь ещё больше её утверждает.