Мысли вслух на Быт 18:20-32

Сегодня Господь говорит ученикам о молитве и в качестве ответа на их просьбу научить их молиться предлагает им молитву «Отче наш» и дополняет ее кратким наставлением. Сама краткость ответа Христа на такой важный вопрос поразительна. В современном христианстве разговор о молитве всегда гораздо пространнее того, что сказал Господь. И в Его словах можно выделить несколько принципиально важных моментов. В первую очередь, Господь не говорит ученикам ничего, подобного словам: «вы теперь не можете этого понять», как иной раз говорит Он и ученикам, и, особенно, иудеям, о тайне Воплощения. Его рекомендации носят довольно простой и практический характер, и Он не делает из молитвы эзотерического действия, доступного для избранных и посвященных и закрытого для профанов.

Господь предлагает обращаться к Его Небесному Отцу с благоговением и просить осуществления Его воли и Его замысла о мире. Он также предлагает весьма краткое прошение о повседневных жизненных нуждах, просьбу о прощении, способности прощать и защите от зла. И далее, Он в своем объяснении ученикам говорит лишь о неотступности и смирении в молитве. А все остальное, о чем написаны тома, в сущности относится не столько к молитве, сколько к тому, чтобы нам собрать воедино свою раздробленную на части личность.

Обращённый учениками к Иисусу вопрос о молитве был для евангельских времён вполне традиционным. В ту эпоху учёные раввины и учителя Торы вообще уделяли большое внимание вопросу о молитве и о молитвенных правилах, об их объёме, форме, содержании. Правильная молитва считалась основой всех отношений человека с Богом, слову придавалось едва ли не самостоятельное значение в контексте таких отношений. До прямого магизма, конечно, не доходило, но формализма в предписаниях, касающихся молитвенных правил, было более, чем достаточно. А Иисус между тем предлагает Своим ученикам краткую, но духовно чрезвычайно насыщенную молитву.

Каждое слово, каждое прошение здесь наполнено глубоким смыслом, и о каждом за два тысячелетия христианской истории было написано столько, что, наверное, всей человеческой жизни не хватит на изучение одних только этих комментариев к молитве Господней. Но дело, конечно же, не в одной, как мы говорим сегодня, богословской насыщенности той краткой молитвы, которую предлагает Своим ученикам Иисус. Дело, прежде всего, в духовном качестве молитвы. Спаситель не случайно приводит в пример человека, просящего о помощи своего друга: ведь Бог человеку именно друг, а друг, если поймёт, что дело серьёзное, в помощи не откажет.

Но чтобы он это понял, просьба должна быть настойчивой и неотступной. Человек, обращающийся к Богу и сам не до конца верящий в то, что получит просимое, скорее всего действительно не получит ничего. И не потому, что Бог такого человека слышит хуже, чем настойчивого, а потому, что настойчивость в данном случае есть не что иное, как выражение глубины и интенсивности отношений, связывающих просящего с Богом, и глубины его к Богу доверия. Того, без чего не может быть никаких отношений с Богом, без чего обращаться к Нему бесполезно.

В молитве Господней, мы просим Отца даровать нам хлеб насущный, понимая это как те материальные блага, без которых продолжение жизни стало бы невозможным. Например, переводя Библию на эскимосский язык, специалистам пришлось употреблять слово «рыба» вместо «хлеба», который является для этого народа скорее предметом роскоши, чем основой повседневного рациона. Это понятие можно трактовать и шире, понимая эту строку молитвы, как прошение о даровании сил на каждый день. Но именно на каждый в отдельности, а не на всю жизнь. Христос призывает нас просить о «хлебе насущном», о дне сегодняшнем, и не заботиться о завтрашнем. Но как часто мы начинаем просить о чем-то будущем, о чем-то, что существует лишь в наших планах и мечтах.

В качестве ответа на просьбу учеников научить их молиться Господь Иисус Христос предлагает им молитву «Отче наш» и дополняет ее кратким наставлением. Сама краткость ответа Христа на такой важный вопрос поразительна. В современном христианстве разговор о молитве всегда гораздо пространнее того, что сказал Господь. И в Его словах можно выделить несколько принципиально важных моментов. В первую очередь, Господь не говорит ученикам ничего, подобного словам: «Вы теперь не можете этого понять», - как иной раз говорит Он и ученикам, и, особенно, иудеям, о тайне Воплощения. Его рекомендации носят довольно простой и практический характер, и Он не делает из молитвы эзотерического действия, доступного для избранных и посвященных и закрытого для профанов.

Господь предлагает обращаться к Его Небесному Отцу с благоговением и просить осуществления Его воли и Его замысла о мире. Он также предлагает весьма краткое прошение о повседневных жизненных нуждах, просьбу о прощении, способности прощать и защите от зла. И далее, Он в своем объяснении ученикам говорит лишь о неотступности и смирении в молитве. А все остальное, о чем написаны тома, в сущности относится не столько к молитве, сколько к тому, чтобы нам собрать воедино свою раздробленную на части личность.

«Тщетно служение Богу, и что пользы, что мы соблюдали постановления Его,... лучше устраивают себя делающие беззакония, и хотя искушают Бога, но остаются целы». С этим не поспоришь — действительно, особой материальной пользы в служении Богу нет, нет в нем и возможности теплого места, спокойного жизненного устройства. С другой стороны, в простых человеческих желаниях покоя и достатка тоже нет ничего плохого, человеку свойственно стремиться устроить себя и своих близких в жизни с максимальным комфортом. Кризис наступает тогда, когда мы связываем наши желания со временем их обязательного для Бога исполнения. Награда за службу нужна нам сейчас, показательные порки для тех, кто с нашей точки зрения надменен, — тоже. Для Бога же по-прежнему нет времени и пространства: Он слышит и помнит, но день воздаяния еще не наступил, Он его еще не сделал. До этого момента, как пишет пророк Малахия, надо стать Его собственностью, что означает быть инструментом, проводящим Его волю, или, как говорила Тереза Малая: «Я стану для Него игрушкой». То есть Он может мной распоряжаться по Своему усмотрению. В такой ситуации остается только право просить у Него Хлеба и Духа. Он обещал, что в этом Он не откажет никому.

Продолжая разговор о молитве, Господь произносит весьма известные слова: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам». Эти слова описывают подход к молитве, да и ко всякому общению с Богом, для которого характерно, в первую очередь, смирение. Господь же не говорит: «Требуйте положенного вам», - или: «Присваивайте, что попадется», - или: "Входите (в этот мир и в Царство Отца) как хозяева необъятной родины своей..." Просьба предполагает возможность отказа, поиск — возможность не найти, стук в дверь — возможность того, что тебе не откроют. И все же Христос призывает нас делать все это, доверяя Его обещанию, и это доверие — вторая характерная особенность молитвы христианина. И третье: в основе такой молитвы лежит выраженное стремление найти, получить и войти. Устремленность к Богу, Которому мы молимся — тоже необходимая для христианской молитвы вещь. Без этой устремленности ничего не выйдет.

В последнем же стихе сегодняшнего краткого евангельского отрывка Христос говорит исключительно важную вещь о том, что есть благо, которое нам следует просить и получать от Отца. «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святого просящим у Него». Не изобилия пищи, не душевного комфорта, и даже не долгих (или вечных) лет жизни: Духа Святого. Вот то истинное благо, которое хочет дать нам Бог: это Он Сам. И только этого единственного истинного блага и стоит искать.

Обращаясь к ученикам, Иисус говорит им, казалось бы, вполне очевидные вещи: Бог добр, Он даст Своим детям то, чего они у Него просят. Если уж даже человек, после грехопадения скорее злой, чем добрый, собственным детям всё же зла не желает и их просьбы исполняет, то что же говорить о Боге?

Между тем, как видно, ученикам, как и многим другим, как и нам сегодня, сказанное Спасителем было далеко не очевидно. Почему же так? Косвенно Иисус отвечает на это, призывая к настойчивой молитве, к настоятельным просьбам. Казалось бы всё просто; но при каких же условиях просьба может быть по-настоящему настойчивой?

Очевидно, тут необходимы, как минимум, два условия. Во-первых, просимое должно быть для просящего действительно важно. И тут главное — не обманывать ни себя, ни других (о Боге речи нет, Его обмануть не удастся в любом случае): если то, о чём просишь, действительно важно, важно абсолютно, если оно является целью и смыслом жизни, хотя бы в тот момент, когда обращаешься с просьбой, есть хорошие шансы получить просимое (если, конечно, речь идёт не о грехе, не о прямом нарушении заповеди).

Если же просьба повторяется, как традиционное ритуальное действо, а в глубине души просящий не очень-то верит в результат, никакого результата быть и не может: ведь такая молитва показывает лишь, что просимое обращающемуся с просьбой не так уж и нужно. И, во-вторых, просящий должен безусловно доверять Тому, Кого просит. Не просто верить в Его существование, а именно доверять, как доверяют отцу или близкому другу.

Если же доверия нет, если просящий обращается к Богу, как проситель к чиновнику, зная, что тот, скорее всего, не сделает ничего, на помощь рассчитывать не приходится. И не потому, что Бог наказывает недоверчивых за недоверие, а потому, что доверие — духовный стержень, на котором держатся отношения, будь то отношения с Богом или с человеком. И любая помощь Бога человеку может быть оказана лишь в контексте отношений, основанных на доверии. А если доверия нет, не будет ни отношений, ни помощи.

Словно бы эпиграфом к евангельскому фрагменту вспоминаются слова из второканонической книги Премудрости Иисуса сына Сирахова: "...и будешь как сын Вышнего, и Он возлюбит тебя более, нежели мать твоя" (Сир 4:11). Когда Господь говорит нам сегодня о той любви, что есть в Нем к каждому человеку, любви, которую так трудно понять и почувствовать, что приходится Ему обратиться к аналогии, аналогии любви человека к своему ребенку, мы понимаем вот что. В словах «если и вы, будучи злы» содержится некое важное указание на то, что Господь любит нас сильнее, чем наши родители. Наверное, Господь никого не хотел обидеть, называя злым, но Ему важно было сказать именно то, что так образно говорит нам автор книги Премудрости Сираховой. Более, нежели мать твоя… это очень яркий и впечатляющий образ, потому что, наверное, нет на земле более сильной любви, чем любовь матери к своему ребенку. А ребенка к матери… И сегодняшним чтением и словами книги Сираховой мы выводимся в запредельные земному горизонты, где наши чувства должны умолкнуть, потому что, будучи инструментами этой земной жизни, они ничего уже не смогут нам сказать. Поэтому если кого-то эти слова о матери задевают, то это самая правильная и естественная, даже можно сказать, здоровая реакция наших земных чувств. Хуже если эти слова сразу с легкостью принимаются, значит, что-то не так в нашей жизни.

Апостол Павел говорит нам: теперь же пребывают сии три: вера, надежда, любовь (1 Кор 13:13) и по его слову вера, надежда и любовь стали важнейшими христианскими добродетелями. Часто и много говорят о том, что такое вера и любовь. А что такое надежда? «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия» (Пс 145:3) поем мы за каждой литургией. Таково своего рода апофатическое определение надежды. Наша надежда не может обитать в мире преходящих людских отношений. Это трудно бывает понять и принять, потому что мы привыкли надеяться друг на друга, в этом, казалось бы, наше братство. Но здесь имеется в виду что-то иное. Каждый из нас слаб и греховен, и в силу одного этого не всегда может дать другому то, о чем он просит.

Но у нас есть иного рода надежда, святое обетование, что Господь всегда даст нам то, о чем мы Его попросим. Одно лишь: если мы будем иметь веру, надежду, любовь. Веру, чтобы устремлять свой взор к Богу, надежду, чтобы иметь силу ждать, стучаться и искать, любовь чтобы плоды Божьей доброты мы отдавали другим. Но, рассуждая так, постепенно приходишь к мысли, что разделение между этими тремя добродетелями до определенной степени условно. Вера сродни надежде, ибо столь же крепка, надежда сродни любви, ибо столь же светла. Одно без другого бессмысленно. И, пожалуй, даже порочно. Подумайте, чтобы значил сегодняшний отрывок о надежде на то, что Бог ответит, если бы не вера и не любовь. Тогда нас можно было бы назвать потребителями божественной благодати, и не более того.

Чего мы обычно просим у Бога? Ну, конечно, здоровья... Чего еще? Хорошей погоды, денег, защиты в опасности... А всегда ли получаем? А если не всегда, то почему? Того ли мы просим? Ведь сказано: «ищите прежде Царства Божия...» Царство Божие — это когда Бог в нас царствует, когда мы стремимся исполнять Его волю, и не потому, что иначе накажут, а по согласию, по любви, потому что Он — Отец. Но только принимая Духа Святого мы принимаем духа усыновления, который и делает наши отношения с Отцом реальными. «Все остальное приложится вам», — вот Отец и дает самое главное — Духа Святого.

Почему, если Бог нас так любит и так хочет показать нам Свою любовь, мы должны просить у Него, стучать, искать? Он Сам заповедует нам просить, Сам же говорит, что и без того знает, что нам нужно, и еще для убедительности приводит притчи. Разгадка такого странного характера Бога кроется в в этом коротком стихе. Бог дает не просто хлеб, или деньги, или духовные блага. Он дает Духа Святого. А эта встреча с Духом может быть только добровольной. Дух дается только тем кто хочет этого всем сердцем, а такое желание не может не выражаться в молитве.

Что может дать Бог человеку? Странный, казалось бы, вопрос: очевидно, всё, что захочет дать. Но что человеку действительно нужно от Бога? Не менее очевидно: то, чего он больше нигде, никогда, никак и ни от кого не может получить. Что касается земных благ, то их человек и получает по-земному, из мира сего и с учётом его законов.

Конечно, Бог может в этом человеку помочь и зачастую помогает, показывая ему, где он может найти нужное и как его получить, но в падшем мире всё такое нередко добывают и без прямого Божьего участия. Дух Святой, то Божье дыхание, которым пронизано Царство и который присутствует в мире, можно получить только от Бога. Казалось бы, если Божье дыхание разлито в мироздании, почему его можно получить только от Него?

Но в том-то и дело, что оно открывается человеку лишь в контексте его отношений с Богом и в связи с ними. Божье дыхание ведь не существует само по себе, отдельно от Божественной Личности во всей полноте её существования, и пережить его реальность можно лишь тогда, когда с этой Личностью установлены прочные и осознанные отношения.

Собственно, без таких отношений вообще невозможна никакая духовная жизнь, да и жизнь вообще без них будет достаточно скудной. В самом деле: человек ведь с самого начала был задуман Богом как такой, кто должен был находиться с Ним в состоянии непрерывного общения, именно Божье «дыхание жизни» делает человека человеком. А дыхание между тем предполагает именно непрерывный процесс, тут не обойтись одним вдохом-выдохом.

Но человек свободен, и в падшем состоянии он нередко использовал свою свободу для того, чтобы игнорировать Божье присутствие в своей жизни, включая и Его дыхание. Однако Божьей любви к человеку это не уменьшило, и Он всегда готов встретить того, кто возвращается к Нему. И вот тогда, после обращения, после того, как отношения человека с Богом вновь станут прочными и осознанными, он и получит то, чего не получит никогда, нигде и ни от кого в этом мире — Божье дыхание во всей доступной для человека полноте. И жизнь — тоже во всей доступной полноте.

Отношения Авраама с Богом всё же совершенно замечательны и удивительны: чего стоит один его торг с вестниками Божьими, а фактически, с Самим Богом! Но о чём же просит Его Авраам? Казалось бы, об очень простой вещи: о справедливости, когда дело касается целого народа и целого города. И всё же на деле всё оказывается не так просто: если город полон греха, но в нём всё же сохраняется горстка праведников, что делать с таким городом Богу? Хранить его дальше или предоставить своей судьбе, обрекая на катастрофу? И сколько нужно праведников, чтобы этой катастрофы избежать? Когда-то, во времена Ноя, его праведности оказалось недостаточно для спасения мира. А сколько достаточно? Не на мир — на город? Разговор Авраама с Богом обрывается на десяти. Если найдётся десять праведников — город будет стоять, если нет — погибнет. Но почему же именно десять? Почему не пять, не трое? Чтобы понять смысл притчи (а перед нами, очевидно, именно притча), надо вспомнить, когда Книга Бытия приобрела свой нынешний вид. А произошло это сравнительно поздно, во время Вавилонского плена, когда уже существовала Синагога и действовали соответствующие нормы, касающиеся общинной жизни. А согласно этим нормам минимальная численность общины составляет десять человек. И тогда становится ясен смысл притчи: город может выжить лишь в том случае, если в нём найдётся хотя бы одна община праведников. Не просто отдельные люди, а именно община. Ведь наличие общины позволяет её членам не просто выживать в духовно и нравственно враждебном окружении, но и активно на это окружение влиять, если, конечно, такая община сама живёт полноценной духовной жизнью. Если же такой общины нет, то город обречён, и тогда, если в нём всё же найдутся отдельные праведники, Бог, наверное, поможет им спастись. Им, но не городу, который отвергает и их праведность, и их самих.

Вопрос о десяти праведниках встаёт всякий раз, когда читаешь историю посещения Авраама ангелами. В самом деле: почему именно десять? Разве хотя бы один праведник не заслуживает спасения, подобно десяти? А если в городе останется хотя бы один праведник, почему такой город не заслуживает снисхождения, подобно тому, в котором осталось десять? Можно подумать, что десять — какое-то магическое число, ниже которого число праведников в городе опускаться не должно, иначе город обречён. На самом деле суть, конечно, не в магии. Суть в том, что, согласно иудейской традиции, община верующих должна состоять, как минимум, из десяти человек, тогда она считается духовно и религиозно состоявшейся. Десять человек могут составить молитвенное собрание, которое будет считаться полноценной синагогой. Конечно, обычаи эти сложились отнюдь не во времена Авраама, а существенно позже, когда было написано Пятикнижие. Но идея священнописателя достаточно прозрачна: чтобы город не погиб из-за грехов своих жителей, там должна быть община верных, идущих путём праведности. Если её нет, город обречён. Если в таком обречённом городе найдётся хотя бы один праведник, его выведут из гибнущего города, как вывели Лота. Но только община верных, как видно, придаёт смысл существованию города, народа, страны.

Сегодняшнее чтение состоит из двух очень важных отрывков. Первый – три Посетителя в гостях у Авраама. Это один из важнейших текстов Ветхого Завета, иллюстрирующий догмат о Пресвятой Троице. Все здесь странно: их трое, но говорит один, разговаривая с ними, Авраам разговаривает с Богом. Именно этот текст стал основой для "Троицы" Рублева, которая признается многими одним из самых убедительных комментариев к тексту.

Второй отрывок - одно из самых первых скрытых мессианских пророчеств. Несмотря на то, что и в древнем мире и сейчас очень сильно понятие коллективной ответственности за зло, Авраам задает сакраментальный вопрос о том, погибнет ли праведник за грехи нечестивых. Несомненно зло Содома и Гоморры, оно очевидно и для Авраама, но в своем разговоре с Богом он спрашивает не о том, какое будет наказание, а о том, есть ли возможность спасения. Как часто нам не хватает живости Авраама в наших молитвах. Он торгуется с Богом до последнего, до тех пор пока Бог своим уходом не открывает ему величайшую истину. Она гласит, что Бог – милосерден. Он готов открыть Аврааму глубину Своего милосердия и прямо указать нам путь, которым это милосердие явится: будет Праведник, Которым спасется весь город.

Встреча Авраама с ангелами всегда вызывала множество вопросов, ответы на которые породили множество самых разных комментариев — и не только литературных: достаточно вспомнить ту же «Троицу» Андрея Рублёва, которая ведь тоже своего рода комментарий к рассказу об этой встрече, только не литературный, а иконографический. Тут надо заметить, что в Библии о встречах с ангелами вообще говорится не так уж редко, хотя назвать рядовым событием такую встречу никак нельзя.

При всей необычности описанных в рассказе событий очевидно одно: такое или подобное могло произойти лишь в мире, не повреждённом грехопадением — и не потому даже, что в таком мире нет греха, а потому, что он един, не раздроблен на отдельные, разобщённые друг с другом и отделённые от Бога мирки. Самое замечательное в истории с ангельским посещением — то, что рассказ о ней совершенно чужд всякой мистике. Тут нет никаких упоминаний об экстазах, озарениях, каких-то особых духовных или аскетических практиках. Нет потому, что всё перечисленное нужно, чтобы заглянуть из одного мира в другой.

Бог же вовсе не творил мир таким, чтобы надо было заглядывать из одной его части в другую словно через замочную скважину. Он создал мир единым и цельным, и мир этот был пронизан светом в самый первый день творения — светом Божьего присутствия. Все разделения — это потом, все они стали следствием действия в мире воль, Богу противостоящих. Их действие и разделяет мир, разрушая его полноту — и вот тогда уже в таком разорванном на части мире приходится искать способы заглянуть в одну из его частей из другой.

Встреча, подобная описанной в Книге Бытия, была возможна лишь там и тогда, где и когда — хотя бы локально и на короткое время — цельность мироздания была восстановлена. Мир снова стал единым, и в этом едином мире люди и ангелы вновь стали ходить по одним и тем же дорогам. Мир опять стал Божьим Царством — пусть лишь в одной своей точке и совсем ненадолго, но всё же стал. Когда-нибудь он снова станет Царством — весь. Когда придёт время Мессии.

Наверное, не будет ошибкой сказать, что главная Весть Христовой проповеди — об Отце. Во многих других притчах Господь рисует образ Бога, близкий иудейским представлениям и, вероятно, иногда необходимый для нас — образ Царя, имеющего абсолютную власть над своими подданными. Но в сегодняшних притчах для Бога не находится других образов, кроме отца, любящего своих детей, какими бы они ни были, или друга, готового помочь даже в самый неудобный для него момент. Слушатели Иисуса хорошо знают по себе, что каким бы мрачным и недобрым ни был человек, он все же способен проявлять нежность и заботу по отношению к самому дорогому, что у него есть — к детям. Так же знают они, что люди способны помогать друг другу в случае нужды, даже когда это им неприятно. А теперь, говорит Иисус, поймите одну простую вещь — Бог лучше вас, добрее и великодушнее, — так неужели Он будет вам худшим Отцом, чем вы — своим детям? С этих позиций молитва «Отче наш» становится не просто одной из возможных форм обращения к Богу, а удивительным откровением тайны любви Отца — сильнее и нежнее которой нет ничего на свете.

Сегодняшнее чтение включает два эпизода, соединённых евангелистом в один рассказ. Начинается он с вопроса учеников о молитве, в ответ на который Иисус предлагает им (а тем самым и всем нам) молитву «Отче наш» (ст. 1–4), причём Лука, как видно, главное внимание обращает на важность просьбы, притом просьбы неотступной, как необходимого условия получения просимого (ст. 5–13). Казалось бы, Бог не человек, чтобы Ему, как забывчивому или недоброжелательному распорядителю, надо было вновь и вновь напоминать о просимом. Но, с другой стороны, настойчивость в данном случае оказывается, прежде всего, свидетельством того, что человек помнит о своей просьбе, что она для него действительно важна.

В самом деле, стоит ли исполнять просьбу, о которой просящий забывает уже на следующий день? Так можно просить лишь о пустяках; важные же просьбы тот, кому они действительно важны, готов повторить снова и снова, подтверждая серьёзность намерений. О такой же серьёзности речь идёт и во второй части сегодняшнего отрывка. И дело не только в том, что сама мысль о возможности изгнания бесов силой их повелителя была абсурдной (ст. 17–18, 21–22). Дело ещё и в том, что для спорящих всё, что делал Иисус, было своего рода игрой, чем-то отдалённо напоминавшей их собственные диспуты, которые были, несомненно, весьма увлекательным, но, по сути, ни к чему не обязывающим занятием. Отсюда и требование знака («знамения»), которое стало бы доказательством правоты Иисуса (ст. 14–16).

Доказательство должно было быть богословски корректным, оно должно было соответствовать «правильным» представлениям «правильной» раввинистической школы, чтобы быть принятым. А пока такого доказательства не было представлено, для объяснения происходящего годилось всё, включая абсурдные утверждения насчёт «князя бесовского». Но Сам Иисус не собирался играть в эти игры, ведь для Него всё, что Он делал, было абсолютно серьёзно. И Он пытается объяснить Своим собеседникам всю серьёзность происходящего (ст. 24–26). Игры кончились, речь идёт о духовной жизни и о духовной смерти человека.

Но профессиональным спорщикам, как видно, нет до этого никакого дела. Им важно проверить, сумеет ли Иисус их переспорить или нет. И за своими спорами они незаметно для себя теряют Царство. Ведь Царство не игра, оно всерьёз. И навсегда.

Обращённая к Спасителю просьба учеников, касающаяся молитвы, может на первый взгляд показаться странной. Кто, в самом деле, в очень на тот момент религиозном еврейском обществе не умел молиться? Родители учили детей традиционным молитвам с детства, так же, как каждого еврейского мальчика с детства приобщали к практике домашнего чтения Торы. В этом смысле не умевших молиться в еврейском обществе того времени просто не могло быть. Но в данном случае речь идёт о другом. В евангельскую эпоху в еврейской религиозной среде существовали очень разные молитвенные практики.

Довольно широко была распространена непрерывная внутренняя молитва, особенно среди фарисеев. Некоторые даже стремились подчеркнуть свою особую молитвенность: ходили, натыкаясь на людей и на деревья, как бы никого и ничего не замечая, или останавливались неожиданно посреди улицы, изображая погружённость в молитвенное созерцание. И способов молиться было много.

Разные учителя предлагали свои варианты, так, что вопрос учеников к Иисусу был вполне объясним. Молитвенных практик много. Какую порекомендуешь нам Ты? А Иисус между тем не предлагает апостолам ничего особенно сложного. Предложенная Им молитва короткая, она содержит лишь главные просьбы, сущностно важные для духовной жизни христианина, ищущего Царства. Никакого многословия, ничего лишнего. Никаких длинных молитвословий, никаких специальных методик.

Оно и понятно: речь ведь идёт о богообщении. Не о том, чтобы погрузиться в какое-то особое состояние изменённого сознания, не о том, чтобы пережить тот или иной опыт, а о том, чтобы встретиться с Богом. Чтобы соприкоснулись две воли: Божья и человеческая. Тогда и произойдёт Встреча. А дальше останется лишь поддерживать установившийся контакт. Не терять Бога из виду.

Главное в молитве — непрерывность внутреннего предстояния. Неуклонность воли и тех интенций, которые человек обращает к Богу. Не случайно Иисус говорит о непрестанных, неуклонных просьбах. Тут дело не в том, чтобы брать Бога измором, а в том, чтобы контакт с Ним был постоянным, чтобы Бог мог взаимодействовать с человеком непрерывно, а не от случая к случаю. Иначе жизнь Царства невозможна, она возможна лишь как это непрерывное богообщение. Только ради такого непрерывного богообщения и существуют все молитвенные и духовные практики. Они лишь средство. А цель — жизнь с Богом. Во всей полноте.