Мысли вслух на Мф 11:1-19

«И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды…» Только чашею холодной воды… Это очень важные слова. Добро не имеет меры. «Ибо не мерою дает Бог Духа» (Ин 3:34). Нам бывает горько смотреть, как несоизмеримо меньше то добро, которое мы творим, того горения нашего сердца, той жажды объять своей любовью весь мир и каждого сделать счастливым. Думается, если мы слишком страдаем от этого, страданье наше доставляется нам гордыней, которая иных толкала на ужасные преступления в подобной же ситуации. И вот перед нами только чаша холодной воды… Дать, а точнее давать всякий раз жаждущему испить воды, это может быть не менее ценно для Бога, чем все апологетические богословские трактаты, что были написаны за истекшие 2000 лет вместе взятые. Ибо добро не имеет меры. Меру имеет только зло.

Традиционно считается, что Иоанн не сомневался в мессианском призвании Иисуса и послал к Нему усомнившихся учеников, чтобы те сами убедились. Другие же толкователи допускают, что Иоанн сам мог в этом усомниться. Как бы то ни было, вряд ли случайно, что он послал к Иисусу двоих из своих учеников: им предстоит стать свидетелями слов Христа, а свидетелей по иудейскому закону должно быть как минимум двое. И вот они услышали ответ, до сих пор вызывающий недоумение некоторых из читателей Евангелия: почему же Христос не сказал ни да, ни нет? Зачем вместо этого Ему понадобилось произносить длинную фразу с перечнем Своих действий?

Видимо, Он ответил так для того, чтобы раньше времени не смутить тех, кто ещё не был готов услышать прямое подтверждение. Но то словесное послание, которое Иисус просит передать для Иоанна, содержало перечень проречённых в Ветхом Завете признаков прихода Мессии, и это значит, что Иисус вполне определённо подтверждал, что Он и есть Тот Самый, Кто должен придти.

Высока оценка Иоанна, данная Христом. Но рядом с ней соседствует указание на то, что в Царстве Небесном меньший будет больше Иоанна. Такое определение может показаться уничижением. Однако сильно будет заблуждаться тот, кто, будучи уверен в собственном спасении, на этом основании вздумает превозноситься перед Иоанном. Ведь вошедшие в Царство Небесное преображёнными превзойдут Иоанна таким, каким он был на земле. Но и сам он в Царстве Небесном превзойдёт самого себя, каким он был в земном мире.

В ближайшем историческом контексте слова Иисуса об Иоанне значимы постольку, поскольку в те времена было немало людей, считавших Иоанна Мессией. Во всяком случае, он гораздо больше соответствовал массовым, народным представлениям о том, каким должен быть Мессия, чем Иисус. И во времена, когда складывались евангельские тексты, в Палестине были довольно многочисленные общины иоаннитов, сторонников Иоанна Крестителя, считавших своего учителя Мессией. На таком фоне рассказ об учениках, посланных Иоанном к Иисусу с тем, чтобы задать Ему ещё один вопрос о Его мессианстве, был важен, как свидетельство самого Иоанна о том, что ни на какое мессианство он не претендовал. Но дело, конечно, не только в истории. Слова Спасителя важны прежде всего потому, что Он, с одной стороны, даёт краткую и ёмкую характеристику самому Иоанну, а с другой — довольно жёстко оценивает тех людей, которые окружали как Иоанна, так и Его Самого. Свидетельство Иоанна, по словам Спасителя, принадлежит ещё прежней эпохе, эпохе дохристианской, когда о Царстве, входящем в мир, говорить ещё не приходилось. Но именно Иоанн, как никто ярко, засвидетельствовал скорый приход Мессии, при этом поняв, что нужно сделать для того, чтобы войти в Царство. Конечно, в Царстве иная мера полноты, поэтому всякий, кто принадлежит Царству, больше Иоанна, который принадлежит ещё непреображённому миру. Но чтобы войти в Царство, необходимо усилие, Царство «берётся силой», и «делающие усилие достигают его». А многие из тех, кто слушал вначале Иоанна, а затем Иисуса, как раз именно усилий делать не хотели. Им было просто хорошо рядом с Иоанном, а затем рядом с Иисусом. Огонь в Библии — символ очищения, жертвы, освящения, символ того, что может полностью изменить саму природу человека, преобразив и освятив её. А многим между тем казалось, что огонь дан им лишь для того, чтобы согреться и отдохнуть в тепле. И дело тут не в том, что это плохо, а в том, что при таком использовании огня человек отнюдь не меняется, ему становится хорошо на время, но кардинальные проблемы, отравляющие его жизнь и мешающие ему приобщиться к Царству, никуда не исчезают. И тогда все усилия тех, кто несёт огонь в мир и свидетельствует о нём, оказываются бесплодными. Можно сколько угодно восхищаться словами Иисуса и Им Самим, но, если восхищающийся так и останется вне Царства, можно сказать, что всё его восхищение было бесполезным. Царство с его жизнью прошло мимо, а восхищение, даже искреннее, не спасает.

В словах Христа об Иоанне Крестителе и о том, как люди принимали его проповедь, слышится горькая интонация. С упреком говорит Господь народу: «что смотреть ходили вы в пустыне?» Привлеченные необычностью личности пророка, люди приходят к нему, но не принимают сути того, что пророк послан возвестить. Евангелист Иоанн передает еще такие слова Господа Иисуса об Иоанне, также сказанные народу: «Он был светильник, горящий и светящий; а вы хотели малое время порадоваться при свете его» (Ин. 5:35).

Масштабы того, зачем мы приходим к Богу, и того, к чему Он призывает нас, порой разительно не совпадают. Мы слышим в сегодняшних словах Христа, что это трагический для Бога разрыв. Бог совершает Свое действие, посылает пророков, приходит Сам и принимает Крест ради нашего спасения, ради того, чтобы мы разделили с Ним полноту Его вечной жизни. А мы думаем лишь о том, чтобы быть здоровыми, и вспоминаем о Нем только в жизненных неурядицах.

И усилие, которым берется Царство Небесное от дней Иоанна и доныне, о котором говорит сегодня Христос — это в первую очередь усилие подняться над мелким масштабом нашей человеческой повседневности. Все сказано нам до Иоанна Крестителя, и теперь за нами выбор: жить в нашем человеческом маленьком мирке, ограниченном кратким сроком нашей жизни, или стать частью грандиозного дела спасения, которое совершает в мире Бог.

Эти строки очень много говорят об удивительном смирении Иоанна Крестителя. Будучи величайшим пророком, великим аскетом и уважаемым всеми учителем, он видел в себе лишь предтечу Того, Который должен придти за ним. Многие принимали его за Христа, видели в нем Спасителя, которого ожидали иудеи долгие столетия. Возможно, ему предлагали какие-то блага и почести, которые положены Мессии. И от всего этого он отказывается, отводя себе скромную роль того, кто готовит путь Иисусу. В другом месте Иоанн говорит, что пришло время ему "умаляться". Его словам чуждо ложное смирение, он не принижает себя, а, напротив, трезво отдает себе отчет в том, кто он такой. Вопрос о том, в чем твое призвание, в чем твоя роль в этом мире, – очень сложный и болезненный для многих. Жизнь Иоанна Крестителя помогает нам поверить, что каждый призван осознать и принять свою миссию. Прожить ту жизнь, которая бы дейстивтельно стала приготовлением пути Господу.

Мы, возможно, уже привыкли к тому, что все на свете зависит от Бога. И это действительно так, Сам Господь говорит нам, что у нас все волосы на голове сочтены и ни один из них не упадет без Его на то воли (Мф. 10:29-31). Но здесь, как часто бывает в христианстве, есть парадокс — мы свободны. И Бог не заставляет нас быть зависимыми от Него. Он, можно сказать, «не в силах» помешать нам идти к чему-то, чего мы очень сильно хотим. Каждый из нас — это блудный сын, Он - Отец, Который с огромным терпением, с любовью и с болью позволяет Своим детям совершать ошибки (см. Лк. 15:11-32). И мы можем сколь угодно знать, что Бог все держит в Своей руке, что Он все видит, что все от Него зависит, но нашу упрямую волю это порой не может сдвинуть и на шаг… Но Господь все равно ждет от нас этого шага. Пускай, робкого, но шага. Мы можем делать над собой это усилие, о котором говорит Христос, мы можем покориться Богу (Иак. 4:6-7), мы можем перебарывать свою гордыню — Бог обещал давать нам на это силы. И каждый раз, когда мы совершаем этот шаг к Нему, а не в сторону того, куда ведут нас наши зачастую противоположные Богу желания, мы исключительно Божиими силами совершаем маленькую, но самую важную в жизни победу.

Первая наша реакция на эти слова: ну, вот, тоже мне радостная весть. Нет, чтобы просто так дать, даром. Работать заставляют, заслуживать... Мы просто не слышим Иисуса, у Него совсем другое ударение в этих словах. Мы, когда читаем, выделяем слова «силою» и «усилие» (проверьте!), а Он — «берется» и «восхищают». В том-то и чудо Нового Завета, что теперь усилия не бесплодны, как раньше, когда доступ к Богу был перекрыт нашим грехопадением, теперь путь открыт, и если по нему пойти, то достигаешь Царства. Самое важное было — искупить нас из рабства греху, и это искупление, совершенное Христом, дается нам абсолютно даром. Но для того, чтобы принять его, нужно кое-что сделать, нужно приложить кое-какое усилие. Какое? Не случайно здесь упоминание Иоанна Крестителя, проповедовавшего покаяние. Это усилие от нас и ожидается — усилие покаяния, нашего поворота от греха к Богу, и тогда Царство Небесное, как маленькое зернышко, сеется Богом в нашем сердце и начинает свой рост.

Людям трудно угодить. Аскетизм Иоанна им кажется проявлением одержимости, а Сын Человеческий, по их мнению, не должен есть и пить с грешниками. Но Он думает иначе, ведь для того Он и пришел, чтобы жить между грешными людьми, и не только есть и пить, но и проповедовать предназначенное им Царство. А вера, как говорит Апостол, от слышания. Все это очень трудно принять тем, кто не хочет оскверниться общением с изгоями. Что ж, понять божественную Премудрость могут лишь те, кто уже хоть немного приобщились к ней — мытари и грешники, друзья Учителя из Назарета.

Эта фраза очень часто вызывает вопросы. Есть иной вариант перевода на русский язык: «Мудрость оправдывается ее делами». Как и всякий перевод, он предлагает некоторую готовую интерпретацию — возможно, что правильную. Но неясность Синодального перевода оставляет больше простора для размышлений, что тоже неплохо.

Если речь идет все-таки о «чадах», то есть детях премудрости, то так на языке Писания могут называться те, кто ищут премудрости, кто ценит ее, кто причастен к ней. Тогда смысл фразы иной: только такие люди, «чада премудрости», могут разглядеть в делах и событиях, которые кажутся обыденными или даже безумными, действия премудрости, действия Бога. Заметим еще, что это не означает дискриминации: мол, одним людям дано это увидеть, а другим не дано. Дано тем, кто этого ищет!

Сегодняшнее чтение многое говорит нам о мудрости, в том смысле, в каком понимает её Иисус. Начинается оно эпизодом, описывающим странное, на первый взгляд, недоумение Иоанна Крестителя по поводу служения Спасителя (ст. 2 – 6). В самом деле, ведь вопрос был задан именно тем человеком, который первым указал на Иисуса как на Мессию-Христа (Мф 3:13–17). А для Самого Иисуса этот эпизод стал поводом для горьких слов о человеческой мудрости. И дело тут не в ограниченности человеческого разума: в такой ограниченности самой по себе ничего страшного нет, ведь Бог с самого начала не задумывал человека всеведущим. Дело в том, как и для чего человек использует данный ему Богом разум. А падший человек, оказывается, чаще всего использует его для самооправдания и самоутверждения. Ветхозаветные авторы смотрят на мудрость как на искусство выстраивания отношений с Богом и с людьми, как на науку праведной жизни, но нередко оказывалось, что она вырождалась в некое подобие интеллектуальных игр, служащих исключительно для развлечения и в этом смысле немногим отличающихся от детских игр (ст. 16 – 17). Но хуже всего оказывалось то, что эти игры, принимаемые со всей серьёзностью, в критически важный момент заслонили от «мудрецов» живую Истину, пришедшую в мир, заслонили от них Царство. Какого Мессию ожидали в те времена верующие евреи? Мессианских богословских концепций было немало, но случилось так, что реальный Мессия не вписался полностью ни в одну из них. Наверное, даже сам Иоанн Креститель ожидал от узнанного им Мессии-Христа чего-то другого. Впрочем, на тех, кому свои теории дороже истины, угодить невозможно: если постится, значит, одержимый, а если не постится — обжора, пьяница, грешник (ст. 18 – 19)… Здесь важно лишь одно: соответствует ли тот, кого оценивают, критериям «своего», вписывается ли он в рамки концепции, или нет. Если же нет, то всегда можно найти обоснования для того, чтобы объявить такого «неправильным», грешником, нарушителем Торы и слугой сатаны. А сторонники «правильной» теории всегда сумеют обосновать её «правильность» (ст. 19). Вот только на Суде потом таким «теоретикам» придётся тяжелее тех, кто просто грешил без всяких теорий (ст. 20 – 24). Что, в общем-то, и неудивительно: на мудреце, употребившем свою мудрость во зло, ответственность больше, чем на том, кто ни на какую мудрость не претендует.

Говоря об осуществлении Царства Божьего, евангелист ясно подчеркивает центральную роль в этом Самого Христа. Он оказывается основным содержанием проповеди Крестителя (ведь именно за этим приходили к нему люди со всей страны, а не чтобы посмотреть, как ветер качает тростник в пустыне!). Он стоит в центре проповеди в Галилейских городах (с Его приходом Капернаум «возносится до неба», а отказавшись услышать Его проповедь, «низвергается до ада»). И наконец, Он сосредотачивает в Себе божественный закон и божественную волю. Это видно из лексики последних стихов этой главы: «труждающимися и обремененными» называли себя благочестивые люди, бравшие на себя «бремя» исполнения всех заповедей закона (так что это вовсе не про рабочий класс, который после работы идет в церковь умиротворять душу богослужением). Иисус же призывает учеников взять на себя, как «бремя» Его Самого, жить Им, служить Богу — Им, потому что, в отличие от неподвижных и неизменных заповедей Пятикнижия, Его «бремя» удобно и легко — у Него к каждому найдется персональный подход, а кроме того — верность, любовь и прощение.

Фарисеи отказывались признавать и Иоанна Крестителя, и Самого Господа Иисуса за посланников Божиих. Каждый из них, при всей непохожести, чем-нибудь их не устраивал. Иоанн Креститель не нравился им своим аскетизмом и призывом к обновлению веры. Господь... Господь их ничем не устраивал, в частности — тем, что не отвергал покаяние грешных людей, которых фарисеи считали обреченными на погибель.

На самом деле, конечно, за этим стояло нежелание принять Благую весть, в первую очередь потому, что фарисеям больше всего хотелось выглядеть в своих собственных глазах лучше всех. Евангелие не дает такой возможности ни им, ни кому иному. Важно, что фарисеи, насколько можно судить по евангельским и историческим сведениям, вели разговоры, что вот, Иоанн Креститель не такой, каким должен быть пророк, и Иисус Назарянин не такой...

Господь применяет к ним образ детей, не плачущих при печальных песнях и не радующихся при радостных. Бог, говорит тем самым Господь, пытается донести Свое слово, Свою волю, Благую весть до фарисеев и так, и эдак, разными и непохожими путями. Но они не реагируют ни на что, и это выявляет их нежелание именно откликнуться на призыв Божий. Не в том дело, каков Иоанн Креститель или каков Сам Иисус.

Те же, кто ищут Слова Божия, так или иначе смогут найти и принять его, заключает Господь словами «оправдана премудрость чадами ее». Одни пришли ко Христу через проповедь Крестителя, другие сами узнали в Нем Спасителя... Имеющий уши и желающий услышать — услышит.

В наше время этот фрагмент Евангелия остается исключительно актуальным. Часто люди говорят: я бы верил, но... Что-то всегда не устраивает того, кто не хочет поверить. То в Библии много плохого (там же правда об истории написана), то христиане плохие, то заповеди странные... Именно к такой позиции и относятся слова Христа.

Господь понимает, что мы всегда склонны увиливать от необходимости сделать четкий выбор. Нам это почти физически неприятно, мы начинаем возмущаться: караул, нас лишают свободы! Как можно?! А если мы не хотим давать ответ? Это же насилие над личностью!.. Но Бог с нами в такие наши игры не играет. Он-то знает, что свобода не в том, чтобы не принимать никакого решения, и что ценно не умение увиливать, а мужественное решение - согласие либо на один вариант, либо на другой. Конечно же, от Него не сокрыто, что мы до последнего можем находить какие-то контраргументы и отвергать все предлагаемые Им варианты: здесь нам место не нравится, тут — время, а там окружение не то… Он, хоть и позволяет нам продолжать безобразничать, все равно настойчиво и с потрясающим, непостижимым терпением, говоря по-человечески, «не выходя из себя», ждет того момента, когда же мы наконец сделаем свой выбор. Он готов ждать до последнего, до самого последнего момента, когда мы еще способны на усилие воли. Тем более что воля Его о нашем спасении все равно должна когда-нибудь исполниться!

Слова Иисуса о детях, играющих на свирели, как никакие другие, полно описывают ту главную духовную проблему, которая мешала многим из тех, кто Его видел и слышал, принять Царство и войти в него. Речь идёт о детских играх, когда одна группа детей предлагает участникам другой группы угадать мелодию и отреагировать соответственно. При этом нередко начало мелодии не позволяло сказать точно, грустной она окажется или весёлой, должны ли угадывающие танцевать или плакать. Главным в игре было правильно угадать намерения играющих и отреагировать соответственно, попав в тон. Как видно, и от служителей Божиих, и от Самого Мессии окружающие их люди ждут чего-то подобного. Они должны плясать под дудку играющих, иначе им не выиграть. Не случайно Иисус говорит: оправдана мудрость её детьми. Слушавшие что Иоанна, что Самого Иисуса люди хотели, чтобы и пророк, и Мессия были такими, какими они хотели их видеть, чтобы они соответствовали человеческим о них представлениям. Неудивительно, что при таком подходе ни о каком принятии Христа и Царства речи быть не могло. И дело тут даже не в том, что ни Иоанн, ни Сам Иисус не собирались плясать под чью бы то ни было дудку. Дело, прежде всего в приоритетах: те, кто этого хотели, фактически предпочитали Мессии и Царству собственные о них представления. И тем самым закрывали себе дорогу в Царство, оставаясь при своих религиозных представлениях, которые, в отличие от Царства, не спасают и новой жизни не дают.

Иногда слова Иисуса кажутся слишком жёсткими. Что, в самом деле, Он хочет сказать, говоря о том, что отца или мать нельзя любить больше, чем Его? А дальше объяснение: кто хочет сохранить свою жизнь («душу»), тот её потеряет, а кто отдаст её ради Христа, тот её сохранит.

На первый взгляд может показаться, что это о каком-то посмертии, о рае, который ожидает мучеников. Но на самом деле речь и здесь идёт о Царстве. О Царстве, которое не где-то «на небесах» и не потом, а здесь и теперь. И не о какой-то другой жизни, которая ждёт верных в каком-то ином измерении, а о той самой жизни, к которой каждый христианин может и должен (если только он действительно христианин) приобщиться уже здесь и теперь.

Но для того, чтобы приобщение к жизни Царства стало возможным, необходимо отказаться от своей жизни. Не потому, что она жизнь, а потому, что своя. И своя не в смысле единственная и неповторимая, данная Богом мне и никому больше, так что и ответить за неё, кроме меня, никто перед Богом не сможет, а в смысле принадлежащая только мне одному, в которую я не пущу никого и которой не разделю не с кем, боясь утратить хотя бы малую толику своей, столь драгоценной, жизни. Такие попытки удержать свою, отдельную от всего остального Божия мира и от Царства, жизнь в конце концов неизбежно оборачиваются катастрофой: ведь все попытки удержать то немногое, что остаётся нам от полноты некогда нам данной Богом жизни в падшем мире, заканчиваются тем, что мы это немногое теряем. И лишь отказавшись от такой духовной и, выражаясь языком современных философов, экзистенциальной самоизоляции, можем мы получить ту полноту жизни Царства, которую приготовил нам Спаситель.

Но тогда от малого придётся отказаться ради бесконечного, от ограниченности — ради полноты. И не только в том, что касается своей собственной жизни, но и в том, что касается отношений с людьми, даже самыми нам близкими. Ведь и отношения с ближними должны перестать быть частью нашего маленького, изолированного мирка для того, чтобы стать частью Царства. И тогда уже не будет тех безвозвратных потерь, на которые обрекает нас этот мирок. Ведь жизнь Царства — это, по слову Спасителя, «жизнь с избытком». И даётся она каждому, входящему в Царство. А входящий вносит туда все отношениями, связывающие его с близкими его людьми. Отношения, которые тоже становятся частью Царства.

Слова Иисуса очень трудны для нас. Хотелось бы попроще... Неужели все так жестко? Неужели Его способы устроения мира действительно несовместимы с нашими и следование за Ним обязательно требует отказа от того, что кажется правильным нам? Неужели на пути к единству нам предстоит пройти через разделения, на пути к любви — через вражду, на пути к славе — через крест, на пути к истинной жизни — через смерть?

Не мир, но меч приносит Христос в человеческую среду. Веками многие пытались обосновать этими словами собственную воинственность. Правда, при этом такие горе-воители не хотели замечать, что слово меч здесь не является синонимом слова война. (Ведь Христос не сказал: «не мир Я принёс, но войну»). Не забудем, что меч (в славянском переводе нож) не только орудие убийства, но ещё и режущий инструмент. Этим мечом разрезаются связи между близкими людьми, если в важнейших духовных вопросах они не смогут ни найти согласия, ни достичь веротерпимости. Но выбор, перерезающий прежние связи, часто бывает неизбежен, если старые связи тянут не просто к старым знакомствам и родственным отношениям, но к былым грехам.

Из этого не следует, что христианам надлежит начинать вражду. Нет, мы призваны нести любовь в окружающий нас мир. Но такова реальность, что окружающим не всегда легко бывает понять тех, кому вера открыла другую жизнь. Поэтому разрыв нередко происходит и не по инициативе христиан.

Многим из читающих Евангелие трудно воспринять слова о том, что любящий своих родных больше Христа недостоин Его. Здесь так и мерещится деспотизм, отрицание всех естественных человеческих связей... К счастью, здесь мы имеем дело с той парадоксальностью Евангелия, которая раскрывает нам глубину любви Христа к нам. Ведь наша «естественная» любовь к тем, кто нам дорог, признаемся, несовершенна. Но поставив Христа в центр нашего сердца мы можем получить от Него ресурсы такой сильной любви к нашим родным, какую никогда не сможем подарить им, ставя их на первое место.