Мысли вслух на Мк 5:35-6:1

Есть лишь одна настоящая преграда между человеком и Богом — недоверие. Вернее, преград много, но только эта оказывается действительно непреодолимой. Всё остальное преодолимо — если не для человека, то для Бога, посредством совместного усилия двух ищущих встречи воль. Недоверие же непреодолимо именно для Бога — и если человек в нём упорствует, стена между ним и Богом становится абсолютной.

Бог мог бы войти в жизнь человека и даже в его сердце, вовсе не спрашивая человеческого согласия, но такое вхождение просто уничтожило бы человека как свободную личность, как образ Божий. Не желая такого исхода, Бог, если человек Ему не доверяет, просто отходит в сторону, устраняется из жизненного пространства того, кто не хочет Его видеть. Или — как вариант — хочет видеть Его таким, каким хочет видеть. Конечно, таким, каков Он есть, Бога не может видеть ни один человек.

Есть, однако, существенная разница между естественной человеческой ограниченностью и ограничениями, которые человек избирает для себя произвольно. Одно дело Бог, каким человек Его видит, другое — Бог, каким Его человек себе рисует. Для самого человека в падшем состоянии порой не так просто отличить одно от другого. Удобная картинка удобного «бога» зачастую мешает богообщению даже больше, чем открытое нежелание или явно совершаемый грех. То же и со Христом: кто не хочет видеть во Христе Христа, видит в Нём того, кого привык видеть по жизни.

Особенно велика эта опасность как раз в родных местах: тут ведь Иисуса «знают» особенно хорошо, и пересматривать своё знание, судя по рассказу евангелиста, никто не собирается. Оно и понятно: если его пересматривать, то придётся пересмотреть и собственную жизнь, и свои отношения с этим, казалось бы, давно знакомым Человеком. Проще уж оставить всё, как есть, и не заморачиваться. Вот это желание оставить всё, как есть, и не оставляет места чуду — так же, как и места Царству.

Принцип, которым руководствуются жители Галилеи и который, наверное, каждый из нас испытал на себе, иногда отражает очень печальное явление в нашей духовной жизни. Суть этого принципа в том, что, когда люди считают, что они очень хорошо что-то или кого-то знают, они становятся неспособны увидеть в нем больше, чем они привыкли видеть. К сожалению, на месте соотечественников Иисуса часто оказываемся мы с вами, разве что, помимо сына Марии, брата Иакова, Иосии и других, называем Его еще Сыном Божьим. Но это высокое исповедание не мешает нам закрывать глаза на то, чего мы еще не постигли, до чего еще не доросли. Мы, как и те галилеяне, считаем, что достаточно знакомы с нашим Спасителем — из Писания, из трудов богословов и рассказов мистиков. Но есть один неопровержимый аргумент, который говорит о том, как мало мы Его знаем и как мало мы в Него верим — духовная расслабленность, уныние, жизнь не в полную силу, слабость молитвы, неумение видеть Его действие в нашей жизни, доверять и уповать только на Него. Неудивительно, что столь многих чудес Он не совершает в наших судьбах, семьях, общинах. Как тут быть? — Наверное, это вопрос к каждому из нас...

Неудивительно, что Иисус не может совершить чуда там, где Ему не верят. Ведь всякое чудо есть не что иное, как проявление того Царства, которое Он принёс в мир. А Царство никому не навязывают силой, его можно принять и в него войти лишь добровольно, доверяя Спасителю.

Если же доверия нет, Царства можно и вовсе не заметить, даже находясь физически в одном с ним пространстве: ведь духовно тот, кто не доверяет Христу, будет находится с Ним в разных измерениях, а значит, в разных измерениях он окажется и с Царством. Но почему же Иисуса не принимают в городе Его детства, где Он вырос, где каждый знал Его ещё мальчиком?

Быть может, как ни парадоксально это прозвучит, как раз именно потому, что знали Его слишком хорошо. Конечно, когда в родной город (особенно, если город небольшой) возвращается некая всемирно или хотя бы локально, в масштабах собственной страны известная знаменитость, для города это всегда праздник и повод для законной гордости. Но в том-то и дело, что Иисус не был такого рода знаменитостью, и жители Назарета прекрасно это чувствовали.

Известность Иисуса была уже тогда несколько скандальной, хотя Он и старался всеми силами избегать совершенно Ему ненужной популярности. Такая известность не могла принести жителям Назарета никакой пользы. Но даже не это было главной причиной неприятия. Главное было в том, что признать Иисуса Тем, Кем Он является в действительности, означало также признать Его очевидное и несомненное превосходство над собой.

Для провинциальной посредственности такое признание совершенно невыносимо. И тогда включается психический механизм, меняющий точку зрения на великого человека, заставляющий не замечать главного и сосредоточиться на второстепенных и не имеющих отношения к делу деталях.

И возникает иллюзия понимания, знания «реальности», хорошо известная каждому, кто хоть раз говорил о каком-нибудь своём великом согражданине: «да ладно, мы же его с детства знаем», прибавляя затем несколько обычных в таких случаях пошлостей. Неудивительно, что такой взгляд на человека, кем бы он ни был, напрочь исключает всякую возможность настоящих, глубоких отношений. А в случае с Иисусом он напрочь исключает и всякую возможность приобщиться к жизни того Царства, которое Он принёс в мир.

Кто пойдет за исцелением к плотнику? Такой вопрос возник у жителей Назарета, когда прославившийся чудесами Иисус посетил Своe отечество.

Эти люди не воспринимали Иисуса иначе, как своего хорошо знакомого соседа, зарабатывающего на жизнь плотницким ремеслом. У них уже имелось своё мнение о Нём, а принять новое они были не готовы. Да, говорят, что Он творит чудеса, но мы-то Его знаем!

Именно таким настроением объясняется малое количество совершенных там Иисусом чудес. Он ведь никогда не делал чудо ради чуда и не привлекал к Себе внимание посредством ярких представлений. Чудеса, как правило, были откликом на нужды людей. А если никто не обращается за помощью, то как проявиться чуду? Иисус мог помочь многим, если бы они того захотели. А пока — «дивился неверию их».

Ученики Иисуса были свидетелями тому, как люди отвергали неверием Христа. На себе они еще не испытали такого отношения. И вот, Господь посылает апостолов на проповедь, снарядив их не сумой, хлебом или деньгами, но властью над нечистыми духами и важными указаниями о том, как выполнять служение. Заметьте, что Иисус готовит учеников и к принятию их проповеди людьми, и к отвержению.

Служению Господу не всегда сопутствует видимый успех — слава и признание. Выполнение заповедей Христовых может привести к тому, что люди нас отвергнут. Поэтому, следуя за Христом, всегда уместно себя спросить: готов ли я быть отвергнутым за Него?

Сегодняшний отрывок посвящён описанию проповеди Иисуса и апостолов на родине Иисуса, то есть в Галилее (ст. 1). Парадоксальным образом именно в родном городе Иисуса Его проповедь пользовалась, как видно, наименьшим успехом и доверием (ст.2–6). Но это и неудивительно: довольно часто именно внешняя (и, в частности, родственная) близость мешает увидеть подлинное величие человека и тех событий, которые совершаются с его участием. Так, очевидно, произошло и с Иисусом: для Своих домашних, как и для жителей Своего родного города, Он был всего лишь хорошо знакомым земляком и родственником, и Его, очевидно, не воспринимали на родине ни в каком ином качестве. Именно в это время Иисус посылает апостолов на проповедь, главной темой которой должен был стать призыв к обращению (ст.12). При этом, однако, самым важным был тот факт, что апостолы проповедовали не от своего собственного имени, а как ученики Иисуса, и вся их проповедь тем самым становилась свидетельством о Нём, как о Том, Кто дал им силу делать то, что они делали (ст. 7, 13). Запрет брать с собой в дорогу припасы (ст.8–9) напоминает об обычае древних пророков, которые также не брали с собой в дорогу припасов, полагаясь на гостеприимство тех, мимо кого придётся проходить. Так же Иисус велел поступать и Своим апостолам (ст.10). Но, конечно, речь ни в коем случае не могла идти о том, чтобы навязывать кому-нибудь своё свидетельство: в случае неприятия Иисус велел ученикам просто покинуть дом или город, где их не принимали, и забыть о нём (ст.11; «отрясти прах», т.е. стряхнуть пыль с ног, выйдя из дома или из города, было на Востоке символическим жестом, означавшим, что человек, так поступающий, больше не хочет иметь с этим домом или с этим городом ничего общего). Такая проповедь, несомненно, должна была сделать Иисуса известным всей Галилее.

Снова, как и в других описываемых евангелистом Марком чудесах, мы видим, что Господь совершает чудо одним Своим словом. Люди, обладающие даром чудотворения или претендующие на экстраординарные способности, обращаются к иной воле: святые — к Богу, шаманы — к силе магических заклинаний. Иисус же просто изъявляет Свою волю — и она творит чудо, как сотворила и весь этот мир. В это проявляется Его божественная власть. Но не менее важно для нас знать, что воля Всемогущего в том, чтобы люди были исцелены от болезней и избавлены от смерти. Особенно подчеркивает это просьба Иисуса, чтобы никто не знал об этом: Он совершает чудо не для привлечения адептов к новой религии, а для избавления от смерти и горя конкретной семьи.

Смерть. Люди готовы поверить в чудеса, творимые Иисусом, то есть признать в Нем огромную силу. Но когда появляется слово «смерть», можно больше не беспокоить Учителя. Смерть – это конец, самая ужасная болезнь еще оставляет надежду, а смерть — это все. Но вот именно это оказывается не так. И воскрешение становится в один ряд с прочими исцелениями. Болезнь и смерть оказываются явлениями одного порядка. Смерть – это не что-то надмирное, против чего невозможно сражаться, потому что оно несоизмеримо больше нас, не что-то сакральное (в этом смысле). Нет, смерть — всего лишь завершение череды болезней, являющихся свидетельством тленности этой материальной природы. Именно поэтому два рассказа о воскрешении людей, Лазаря и дочери Иаира, не обладают какой-то особой стилистикой по сравнению с чудесами исцелений. Да, смерть – это очень важное событие. Но рождение гораздо важнее, потому что смерть — всего лишь переход. А для наших земных очей смерть и рождение – явления одного порядка по силе переживания, отличается лишь знак этих переживаний. И для наших земных чувств так и должно быть, и страшно, когда не рыдают на похоронах из какой-то ложной религиозности; но когда душа рыдает, дух должен тихо и спокойно осваивать новые пути связи с любимым человеком теперь, когда между вами нет связи материальной. Но это возможно, только если мы проникнемся духом сегодняшнего чтения. Смерть не непреодолимая стена, есть Тот, Кто всегда возвращает нам наших умерших – Господь Иисус Христос.

Трудно представить себе даже в наше, во многом потерявшее стыд, время, женщину, которая публично призналась бы в том, что у нее постоянное многолетнее кровотечение. Но в то время в Израиле она еще и не имела права прикасаться к людям. Женщина с кровотечением считалась нечистой, коснувшийся ее должен был несколько дней поститься и не мог войти в Храм. А она так жаждала исцеления и так верила, что прикоснулась к Иисусу, и так велико было ее доверие Ему, что она, почувствовав, что исцелилась, решилась свидетельствовать об этом при всей толпе, теснившей Его.

Очень часто прийти к Богу, искренне что-то попросить у Него, обратиться к Нему нам мешает стыд. Мы стыдимся исповедоваться, забывая, что Бог и так видит все наши грехи, все, чего мы стыдимся, а священник — только свидетель, наделенный властью даровать нам Божье прощение, но не наделенный властью судить нас. Нам нечего боятся. Мы стыдимся свидетельствовать о Христе, стесняемся, боимся, что над нами посмеются, хотя Христос сказал, что если мы постыдимся Его, то и Он постыдиться нас перед Отцом.

Сегодняшнее чтение рассказывает нам о воскрешении дочери синагогального старосты по имени Иаир (в евангельском тексте этот человек назван «начальником синагоги»). Роль старосты в синагоге в те времена (как и сегодня) была похожа на роль церковного старосты в тех церквах, где они есть: синагогальный староста не заменял раввина, который оставался главой синагоги как религиозной общины, но на нём лежала ответственность за все административные и хозяйственные вопросы, которые вставали перед синагогой. Такая должность была, конечно, очень ответственной, и человек, её занимавший, пользовался всеобщим уважением. Между тем, по дороге в дом Иаира навстречу Иисусу попадается больная женщина, страдающая кровотечением. По тому описанию, которое мы видим в Евангелии, невозможно точно определить, чем именно она была больна, но очевидно, что никакие врачи ничем не могли ей помочь (ст.25–26). Она решается попробовать последнее средство, с верой и надеждой на исцеление прикасаясь к одежде Иисуса (ст.27–28). Такой решительный шаг в те времена вполне мог бы вызвать гнев Учителя: ведь человек, страдающий кровотечением, считался у евреев нечистым, он не мог полноценно участвовать в религиозной жизни (например, в жертвоприношениях). Для очищения нужно было, прежде всего, дождаться, когда кровотечение прекратится (а, значит, дождаться выздоровления), а затем совершить особое очистительное омовение водой (о том, как именно это было положено делать, подробно написано в Ветхом Завете, например, в Книге Левита). Между тем, кровотечение у прикоснувшейся к Иисусу женщины ещё не закончилось, и, прикасаясь к Иисусу, она могла бы, как она, по-видимому, думала, сделать нечистым и Его, ведь прикосновение к кому-то или к чему-то нечистому, как считалось, делало нечистым и того, кто к этому прикасался. Наверное, именно поэтому, когда Иисус начал оглядываться вокруг в поисках того, кто к Нему прикоснулся, она очень испугалась, но всё же сочла за лучшее подойти к Учителю и признаться во всём, даже рискуя вызвать Его гнев (ст.32–33). Но ответ Иисуса, как видно, оказался не осуждающим, а, наоборот, вполне одобрительным (ст.34). Пока же всё это происходило, дочь Иаира умерла (ст.35; видимо, отец девочки обратился за помощью к Иисусу уже тогда, когда болезнь была сильно запущена, быть может, уже после того, как были испробованы все прочие средства). Но Иисуса это не останавливает: ведь Он может не только исцелять, но и воскрешать из мёртвых (ст.41–42).

На первый взгляд эта история лишь о том, как Иисус проявил Свою Божественную власть над болезнями и смертью. Но мне кажется, эта история — о вере во Христа, о том, как она развивается, о том, какое значение ей придает Иисус.

Посмотрим, что происходит с верой Иаира. Личная трагедия, возможно, заставила этого начальника синагоги преодолеть страх потерять репутацию и обратиться к не популярному среди людей такого круга Иисусу.

Дочь Иаира была при смерти, и он умоляет Иисуса исцелить её. Заметьте, во что верит Иаир? Лишь в то, что возложение рук Иисуса способно исцелить его дочь.

Но вот на глазах Иаира происходит чудо – женщина немедленно исцеляется от простого прикосновения (с верой!) к одежде Иисуса. Это обнадеживает. Тут же приходит весть о смерти дочери. Иаира убеждают отказаться от всякой надежды. Да, Иисус — Учитель (вот значит, как Его воспринимали), разве может Он теперь что-либо сделать? Кто властен над смертью? Решительное «не бойся, только веруй!» вселяет надежду. Заметьте, никто не выразил и капли уверенности в том, что девочку можно воскресить; над Иисусом даже смеялись!

Подумайте, как изменилось отношение Иаира ко Христу после того, как он увидел любимую доченьку живой и здоровой? После смерти дочери легко было потерять веру и не услышать ободряющие слова Иисуса. Готовы ли мы верить словам Господа, когда все сомневаются в них? Если мы будем не бояться и верить, кризисы нам не страшны, пройдя через них, наша вера будет только крепче.

Евангелисты всегда помещают эти два эпизода вместе. Речь здесь об одной из христианских добродетелей — о дерзновении. В случае кровоточивой, это дерзновение граничит не просто с дерзостью, а с преступлением — по закону Моисея, эта женщина нечиста и не может прикасаться к людям, а тут — она дотрагивается до Учителя. Можно представить, чего ей стоило сознаться в своем поступке. Но Господь называет это не преступлением, не оскорблением, а — верой: «Вера твоя спасла тебя». Второй пример тоже говорит о такой вере «паче чаяния». Начальнику синагоги возвещают, что, пока он ходил за Учителем, его дочь умерла, надежды больше нет. Но и здесь Господь говорит о вере — «Только веруй!». Эти два эпизода и сейчас должны радикально изменять, переворачивать наши представления о вере, о молитве, о «вежливости» по отношению к Богу. Ведь для Него не существует условностей или этикета — есть только вера и неверие, любовь или нелюбовь.

В Евангелии есть удивительный рассказ об «исцелении внутри воскрешения». Речь идёт о воскрешении дочери синагогального старосты («начальника синагоги») и — как бы попутно — об исцелении женщины, на протяжении многих лет страдавшей некой неназванной болезнью с кровотечением. Казалось бы, ничего общего, кроме совпадения по времени, в этих событиях нет. На самом деле, однако, их объединяет одна общая черта, не сразу бросающаяся в глаза. Вот женщина, боящаяся признаться в том, что она прикоснулась к Иисусу.

Нам сегодня такой страх может показаться непонятным, но в те времена он был вполне оправдан: ведь тут кровотечение, человек, страдающий кровотечением, согласно нормам Торы считается нечистым, прикосновение к такому человеку оскверняет, а женщина между тем прикасается к Учителю, рискуя Его осквернить, если… если только она не исцелится. Тут или исцеление — или очень серьёзный проступок на грани преступления. Нечто похожее и с дочерью старосты: пока человек жив, его можно и нужно лечить, если только это возможно, но если он умер, прикосновение к его телу оскверняет.

Традиционные яхвистские представления сводятся, коротко говоря, к пониманию, что человека оскверняет всякое соприкосновение с чем бы то ни было, уменьшающим меру полноты его жизни. Всякий раз, когда, выражаясь современным языком, налицо торжество энтропии, человек оскверняется потому, что участие (вольное или невольное) в таком процессе несовместимо с другим процессом, всегда протекающим в Божьем присутствии — с процессом освящения.

Иисусу же удаётся всякий раз обратить энтропию вспять, заставить её отступить, даже там, где она, казалось бы, торжествует необратимо, как в случае физической смерти. Для Царства нет никакой скверны — само присутствие его силы, его дыхания скверну уничтожает, делая принципиально невозможным процесс осквернения. Такова всё превосходящая жизнь Царства, которую несёт в Себе Иисус. Единственная возможность оскверниться перед лицом Христа и Царства — остаться в пространстве собственного, сознательно совершаемого греха, но это уже другая история.