Мысли вслух на Откр 7:4

В день Всех Святых неудивительно видеть в списке чтений заповеди блаженства и отрывок из Откровения. Но три стиха из 1-го послания Иоанна кажутся удивительными, а значит — очень важными. Что на первый взгляд мы сразу найдем в Нагорной проповеди и Апокалипсисе применительно к этому празднику? Конечно, что святость — это участь избранных и характерна она такими качествами, до которых обычному человеку не добраться, как тут ни старайся. Это, пожалуй, тот единственный случай, когда человек готов признать себя обычным и ни на что не годным. Но тут мы натыкаемся на слова «всякий, имеющий сию надежду на Него, очищает себя так, как Он чист». То есть до чистоты святости, как Бог свят. И есть некая надежда, которая может любого очистить до такого немыслимого состояния. И надежда эта или даже знание, как говорит предыдущий стих, состоит в том, что «когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть». С одной стороны всего-то знание о том, что будем подобны Ему, когда увидим Его (в таких переменах трудно сомневаться, что-то обязательно происходит, когда человек видит Бога, как Он есть). С другой стороны, очень трудно себе представить, что человек, живущий ненавистью, войной, злобой, корыстью или чем-то подобным, поступает разумно, говоря себе: «я ведь знаю, что увижу Его, и все будет в норме». Чего-то тут очевидно не хватает. Видимо, того, что сказано в заповедях блаженства каждому лично и прямо сейчас: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Сегодня мы вспоминаем не одного, не двух, даже не двадцать – мы вспоминаем всех святых. Названная Иоанном цифра сто сорок четыре тысячи означает не конкретное количество, но полноту. Кто они, святые? Откуда они берутся и как достигают святости? В сегодняшнем чтении есть ответ на этот вопрос. Во-первых, они «пришли от великой скорби». Это важно для нас, когда мы говорим, что соблюдать заповеди очень трудно. Святым не было легко. Их путь отнюдь не был усеян розами. Они прошли путь скорби – но обрели свет Христа. И второе, что очень важно, – это источник святости. Чем они омыли свои одежды? Добродетельной жизнью? Нет. Покаянием? Тоже нет. Кровью Агнца. Само по себе покаяние, сама по себе добродетель не имели бы никакой силы, если бы не Кровь Христова. Источник всякой святости – Он, и только Он Сам.

Вопрос о том, что за печать ставится на верных и верующих очень часто заставляет людей искать скрытый смысл этих слов. Надо сказать, что слова пророка Иезекиля, которые используются в этом тексте, в русском синодальном переводе приводятся неточно. В подлиннике дословно стоит «поставь тав». В древних начертаниях алфавита эта буква выглядела как знак креста. Что для пророка Иезекиля было пророчеством, то для первых христиан знак «тав», вероятно, и стал первым знаком осенения себя крестным знамением и знаком Христа. Возможно, используя здесь текст пророчества Иез 9:4-6 как и число 144 тысячи, символизирующее полноту, апостол Иоанн выражет тот факт, что возможность жизни вечной дана каждому и каждый может войти в полноту Христа.

Картина Суда, как видно, открывается апостолу буквально с разных точек зрения. До сих пор он видел Суд таким, каким его предстоит увидеть и пережить миру; теперь Бог показывает ему Свою Церковь и то, каким Суд открывается ей. Четыре ангела на четырёх концах земли, удерживающие четыре ветра (ст. 1), по-видимому, олицетворяют собой ту силу Божию, благодаря которой мир, несмотря на свою повреждённость грехом, не обращается в хаос. Тем самым Бог исполняет обещание, данное ещё Ною, а в его лице — всем праведникам всех времён и народов, которым было обещано, что потоп, погубивший мир и уничтоживший человечество, больше не повторится (Быт. 9 : 8 – 11). Но теперь, в конце времён, всё меняется, мир ждёт преображение, а прежнему порядку вещей приходит конец. Пребывающие в мире видят лишь сворачивающееся, подобно свитку, небо и уходящую из-под ног землю (Откр. 6 : 12 – 14); те же, кому открыта духовная реальность, реальность Царства, видят, подобно Иоанну, Церковь, приготовившуюся к встрече возвращающегося во славе Спасителя. Члены её получают особый знак, Божию печать, которая связывает их с Тем, Кого они ожидают (ст. 2 – 3). Двенадцать племён, из которых состоит народ Божий, символически указывают здесь на полноту Церкви, как и число 144 000, которое предполагает 12 000 человек от каждого из двенадцати племён (ст. 4 – 8).

Речь в данном случае идёт, разумеется, о числовой символике: тысяча человек считалась полноценным представительством, если племя могло выставить для войны тысячу боеспособных мужчин, на него смотрели, как на самостоятельное и, в известном смысле, самодостаточное. Церковь, как новый народ Божий, к моменту завершения мировой истории представляет собой именно такую полноту. Ничего удивительного в этом нет: ведь её история началась в день Пятидесятницы, и каждый век христианства прибавлял к небесной Церкви новых членов; и вот теперь, в день Суда, возвращения Спасителя и торжества Царства она готова предстать перед своим Главой во всей полноте. Но есть и другие, те, кто пришёл в самый день Суда, по слову одного из стоящих у Престола старцев, «от великой скорби» (ст. 14). Прежде они, быть может, и не думали вовсе ни о Боге, ни о Царстве; но когда наступил решающий день, день последнего выбора, их выбор оказался правильным, и теперь они вместе со всей Церковью поют песнь обновления и ожидают Того, Кого, возможно, прежде и не знали, но теперь наверняка узнают (ст. 9 – 12).