Мысли вслух на Лк 18:31-34

Евангелисты единодушно обращают наше внимание на то, что, когда Господь говорит ученикам о Страстях, они не понимают того, что Он им говорит. Евангелист Лука даже усиливает это, говоря что они «ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокровенны». Между тем, Господь всякий раз говорит, что надлежит исполниться сказанному о Нем у пророков. Следовательно, речь идет о словах, которые должны были быть достаточно хорошо известны всем иудеям и, в частности, двенадцати апостолам. В этом, собственно говоря, и заключается отличие библейских пророчеств от предсказаний будущего. Что в них было пророчеством о Христе, можно было понять лишь тогда, когда эти пророчества свершились. Так, пророчества о том, что все народы придут в Царство Божье, Царство Нового завета, свершились в Церкви, а не в государственно-политической истории иудейского народа. Напротив, слова пророка Захарии о тридцати сребренниках, цене, уплаченной за милость Божью, и его же слова о том, что люди спасутся, взирая на Того, Которого пронзили, оказались не поэтическим приемом, не метафорой, а именно буквальным предвидением событий. Евангелисты подчеркивают все это еще и для того, чтобы мы не увлекались рациональным путем понимания и истолкования спасительных действий Христа. Постичь их оказывается возможным главным образом на практике своей собственной духовной жизни.

При чтении сегодняшнего отрывка заметен разрыв между тем, чего ждут люди от прихода Христа и тем, что реально происходит. В значительной степени, конечно, он обусловлен узостью и приземленностью ожиданий иудеев, очень человеческих и в силу этого примитивных. Но для всех остальных, кого призывает Господь, кто открывает Евангелие и не принадлежит к иудейской среде, этот разрыв тоже важен. Мы глубоко переживаем потребность в спасительном действии Божьем, хотя бы уже потому, что чувствуем свое бессилие перед лицом страдания и смерти. Мы действительно нуждаемся в избавлении и осознаем это. Библейские пророки не раз говорят от лица Господня, что именно это и должно совершиться в результате прихода Христа. Казалось бы, что еще нужно? Все, Бог и люди, хотят, «чтобы все было хорошо». Разве это не актуально и для нас, приходящих к Богу сегодня?

Но Господь говорит ученикам, что Он будет предан, поруган и убит — и в третий день воскреснет. Его смерть никак не вмещается в рамки человеческого «чтобы все было хорошо». Очень важно, что смерть Христа с человеческой точки зрения необъяснима, и ученики не в силах понять Его слова. Ведь если бы Крестную жертву можно было бы объяснить рационально, это означало бы, что Бог был внешними обстоятельствами вынужден к ней. А Крестная смерть Христа — ничем не заслуженное нами явление Божественной любви к людям. И в ней совершается избавление мира.

В непонимании учеников наглядно видно, как отличается Божий замысел о мире, в котором все «хорошо весьма», от человеческого «чтобы было все хорошо». Бог предполагает присутствие в мире вечной жизни, а мы — лишь отсутствие смерти. Это далеко не одно и то же, и насколько же первое лучше второго.

Интересно: почему всё-таки слова Спасителя о предстоящих Ему страданиях и смерти оказываются для Его учеников непонятными? Евангелист говорит даже не о непонимании как таковом, а о том, что они оставались для апостолов «скрытыми», т.е. закрытыми, как бывает порой закрыто от человека то, что не вмещается в его сознание. Разумеется, многое можно объяснить тем, что апостолы были людьми своей эпохи со своими представлениями о Мессии и о Царстве.

Конечно, уже в Книге Исайи о страданиях Мессии кое-что говорится, там даже прямо сказано, что страдать Он будет добровольно и отнюдь не за свои грехи, а за грехи народа. Поскольку Книга Исайи читалась и читается в синагогах регулярно, ученики Иисуса не могли этого не знать. Но ни в каких ветхозаветных книгах ничего не говорится о смерти Мессии и о Его воскресении. В рамках же традиционных для евангельской эпохи представлений пророчества Книги Исайи интерпретировались в том смысле, что Мессия, прежде чем Он создаст Своё мессианское Царство, которое понималось как обычное земное государство, законы которого основаны на нормах Торы, вынужден будет скрываться и даже пострадает то ли от языческих властей, то ли от предателей среди собственного народа. Но впоследствии Он, конечно, возглавит народное движение и в результате победоносного восстания придёт к власти в Им же основанном государстве.

Словом, мессианское движение виделось людям этой эпохи чем-то вроде Маккавейских войн, а в Мессии они видели военного и религиозного вождя, который в конце концов реализует своё законное право на престол в Своём Царстве, вполне земном по своей природе. Смерть Мессии в такой сценарий никак не вписывалась, даже при том, что говорил Спаситель о Своём воскресении: ведь Его ученики не могли представить себе никакого воскресения, кроме того, которое, согласно всё тем же общепринятым в евангельскую эпоху представлениям, ожидало всех в день Суда, или, как его в те времена называли, в «последний день». Но, вероятно, не только это мешало апостолам.

По-видимому, не меньше им мешало и то, что Царство они пока знали лишь как реальность, по отношению к их собственной жизни внешнюю. Они соприкасались с ним, но в их сердце оно всё же ещё не вошло до конца. Ничего удивительного тут нет: ведь для этого нужна была Пятидесятница, нужно было, чтобы дыхание Царства ворвалось в мир, подобно вихрю, проникающему не только в запертую комнату, но и в закрытые грехом сердца. Именно потому и должен был Мессия пройти Свой путь до конца, до смерти и воскресения.

Его ученики чувствовали только одно: их Учитель не может умереть, если Он умрёт, исчезнет то, что Он принёс в мир. О такой перспективе они не то чтобы боялись, но просто не могли думать: эта мысль не входила в сознание, она была невозможна до абсурда, до того абсолютного абсурда, который невозможно пережить, не сойдя с ума. Если подобного рода мысли и мелькают иногда в сознании человека, человеческая психика их просто блокирует в целях самосохранения. Неудивительно, что и сознание апостолов закрывалось в ответ на слова Учителя: ведь они были самыми обычными людьми, преображающая Пятидесятница была у них ещё впереди. И они просто молча шли за Иисусом, боясь спросить о том, о чём не смели даже думать.

Описанный в сегодняшнем чтении эпизод (ст. 18–30) вновь возвращает нас к теме богатства и бедности. Заданный Иисусу вопрос становится понятен в контексте того множества раввинистических школ, без которых невозможно представить себе религиозную жизнь евангельских времён. Главным вопросом для всех этих школ был вопрос о том, как обрести «жизнь вечную». Речь в данном случае шла, конечно, не о бессмертии души, а о том, как войти в мессианское Царство. Представители всех школ были, разумеется, едины в том, что касалось соблюдения заповедей и других норм Торы, но каждая школа предлагала также и свои рекомендации: особые молитвы или усиленный пост, или ещё что-то в дополнение к общепринятой религиозной практике.

По-видимому, обращённый к Иисусу вопрос был задан именно в таком смысле: какие дополнительные рекомендации Ты можешь дать для того, чтобы гарантированно войти в Царство? Спрашивающий, без сомнения, относился к Иисусу с уважением, иначе он едва ли назвал бы Его «учитель благий» (ст. 18). Впрочем, Иисус сразу же отклоняет такое несколько идолопоклонническое отношение к Себе, как к источнику некой особой религиозной истины (ст. 19), ведь Он никогда не собирался создавать никакой новой раввинистической школы, и Ему не нужно было, чтобы в Нём видели основателя нового религиозного движения. И Он, как видно, отнюдь не собирается давать обратившемуся к нему человеку никаких рекомендаций того рода, которые давали другие учителя (ст. 20). Но спрашивающий настаивает (ст. 21), и тогда Иисус говорит ему то единственное, что Он мог ему сказать (ст. 22).

Смысл сказанного прост: предай себя полностью, без остатка в волю Божию, а в знак решимости исполнить это откажись от всего, что имеешь. Конечно, дело было не только в имуществе как таковом, иначе у учеников не возникло бы вопросов (ст. 26–29). Они, очевидно, понимали, что бедность, о которой говорит их Учитель, есть состояние не материальное, а духовное. А Сам Иисус говорит, что достичь его одними человеческими усилиями невозможно (ст. 27). В самом деле, полнота смирения перед Богом возможна лишь тогда, когда человек полностью отказывается полагаться на что бы то ни было, кроме воли Божией, а такой отказ не по силам никому, если Сам Бог не поддержит отказывающегося в его решении. Но другого пути в Царство, как видно, нет. Религиозные средства здесь не помогут, необходим следующий шаг, и от решимости сделать его зависит возможность дальнейшего пути в Царство. Делающим его может казаться, что они теряют всё. Но решившись, они обнаруживают, что получили бесконечно больше того, с чем расстались: Царство, о котором говорит Иисус.

Ответ Спасителя на вопрос о вечной жизни одновременно прост и сложен. Прост потому, что ничего нового Он не предлагает. Всё тот же старый, хорошо известный путь Торы — внешней и внутренней, путь соблюдения заповедей. То, что спрашивающему знакомо с детства. А вот дальше — неожиданное требование: раздать всё и идти за Ним, за своим Учителем. И тут спрашивающий останавливается. К такому шагу он не готов. А Иисус говорит о богатых, которым трудно войти в Царство. О каком богатстве тут речь? Спрашивающий был богат материально. Но вот апостолы — не богачи, а им всё же не по себе. Кто же может спастись?

Они, кажется, поняли Учителя правильно. Оставить всё — это не только о материальном. Ведь понятие бедности в яхвизме (как и в иудаизме эпохи Второго Храма) было весьма многогранным. Уже Исайя Иерусалимский о бедности говорил скорее как о духовном состоянии, чем как о материальном положении. И себя самого он считал бедняком, будучи придворным и аристократом высшего круга. Бедность — значит оставить всё. Вопрос Иисуса, обращённый к интересующемуся вечной жизнью: а сможешь ли ты оставить всё? И вопрос Петра: вот, мы всё оставили; что дальше? Тут дело уже не в имуществе.

Тут речь о том, чтобы отказаться от собственной жизни. Не от физической жизни — отказаться от неё означает отказаться лишь от конкретной формы собственного существования. Отказываться приходится от себя, а не от своей жизни. От того самого себя, который, как верит большинство религиозных людей, никуда не денется, даже если отнять земную жизнь. Вот от этого себя и приходится отказываться. От отдельной жизни, отдельного существования. И от всего, что с ним связано, что его определяет. От всего, что можно охарактеризовать словом «моё». А то, что остаётся — настоящее, чистое «я», которое и заметить-то удаётся не сразу, — это чистое «я» обретает другую, новую жизнь.

Входит в иной поток, бесконечно более мощный и чистый по сравнению с прежним. Где нет ничего своего в узком, земном смысле слова, но где каждому «я», каждому из нас начинает принадлежать вся полнота жизни большого Божьего мира, жизни Царства. Но для этого надо разжать волю, которой мы держимся за наше нынешнее подобие жизни. Это ведь именно она, судорожно сжатая воля, привязывает нас к жизни мира сего. И разжать её куда сложнее, чем разжать руку, держащуюся за верёвку, когда висишь над пропастью. Но иначе ничего не получится. Иначе — вечная привязка к подобию жизни, которое будет бесконечно истощать нашу душу и наше тело. И никакой свободы. А значит, и никакого Царства.

Что нужно, чтобы быть хорошим человеком? Ответ более или менее ясен даже для тех, кто не читал Писания — не обманывать, не убивать, уважать других... На этих принципах основаны наиболее здоровые человеческие сообщества. Да и чего большего можно пожелать людям, ведь без насилия и лжи мир был бы неизмеримо лучше... И все же находятся люди, для которых недостаточно этого. Они оставляют всё и совершают невозможное. Как мать Мария Скобцова, которая пошла в газовую камеру вместо другой женщины; как мать Тереза из Калькутты, своими руками заботившаяся о нищих и прокаженных в Индии; как множество мучеников, древних и современных, для которых их жизнь оказалась менее ценной, чем вера; как, наконец, сами апостолы, положившие жизнь на то, чтобы проповедать слово Христово всему миру. Что срывает этих людей с насиженных безопасных мест и толкает на путь святости? Как совершается это духовное прозрение? Как быть нам, много раз слышавшим евангельский призыв и оставшимся к нему безучастными? Как сделать, чтобы Иисус не прошел мимо нас, мимо нашей тьмы? — Может быть, как тот слепец, закричать в темноту: «Сыне Давидов, помилуй нас!».

Бедный богач. У него было все необходимое, чтобы быть нормальным, хорошим человеком. Но чтобы стать совершенным, ему нужно было «прыгнуть выше головы», совершить поступок, на который вряд ли отважится и бедный человек, не то что богатый. Так что ужас учеников вполне понятен: если для входа в Царство Божье нужно сделать такое, что легче «верблюду пролезть сквозь игольное ушко», то кто же может спастись? Иными словами, на кого рассчитана проповедь Христа, ради чего они ходят вместе с Ним? И даже если они сами оставили дом и семью ради Него, то достаточно ли этого для спасения? Ответ Иисуса парадоксален: спасение, невозможно для человека, но возможно для Бога. Значит Его Весть рассчитана на тех, кто сможет это понять и претворить в жизнь, хотя бы всем верблюдам пришлось лезть через игольные ушки...

Человек, которому Христос рекомендовал продать и раздать всё имущество, в общем, сам нарвался на такой совет. Ведь он сам, услышав от Христа знакомые от юности заповеди, захотел чего-то большего. Но вот на большее-то он оказался неспособен. Обычно, размышляя над этой притчей, мы задумываемся о возможности спасения для человека, привязанного к богатству или хотя бы ориентированного на земное благополучие. Это важная сторона притчи. Между тем мы очень часто, только вступив на путь духовной жизни, уже считаем себя уже освоившими "основы" и добиваемся чего-то ещё сверх того, что нам "уже ясно". Добившись же, мы понимаем, что сил для достойного несения нового служения у нас нет и идём на попятную.

Не стоит осуждать человека, переоценившего свои силы, но стоит помнить о том, что человеческих сил на служение Господу никогда не хватит, их даёт Он Сам. Вот только для того человека, о котором идёт речь, нежелание поступать согласно выпрошенному самим же совету привело к отходу от Христа.