Мысли вслух на Мк 8:1-26

Уже восемь глав подряд читаем мы о славном шествии по земле Сына Божия. Узнали ли мы Его? Научились ли доверять Ему? Верить Слову Его? Или еще нам нужны знамения? Все ли мы «уразумели» или остались слепы? Чего больше в нас — закваски фарисейской или веры голодных и больных? Тому, кто был голоден и насытился, кто был болен и исцелился, кто был слеп и прозрел, нужны ли еще знамения?

Ученики были свидетелями насыщения народа, они были на этом празднике, даже разносили хлеб. Но в повседневной жизни они остаются в сомнении и не уверены, что будут насыщены. Хотя Иисус с ними и они видят Его глазами. А сердцем? Чувствуем ли мы присутствие Бога в повседневной жизни, в понедельник, в той лодке, в которой мы переплываем неделю? Или мы «все еще не разумеем»? Второй раз Марк приводит отрывок о насыщении большой толпы несколькими хлебами. Важно понять, что, если хлеб дается из рук Божиих, то это не просто хлеб. Людей насыщает Божие благословение, Божия любовь. И это действительно реальное насыщение.

Трудно понять, что происходит с другими, когда с тобой все в порядке, когда тебе не о чем слезно просить. Когда нет настоящей нужды, не нужна и надежда, не нужен и Целитель. Когда мы не жаждем встречи с истиной, любовью, когда мы не намыкались в этом мире со своей слабостью, немощью в поисках правды, трудно насытиться тем, что дает нам Бог. Таковы фарисеи — Иисус даже не разговаривает с ними: «Он оставил их».

Ученики пребывают рядом с Иисусом, видят Его земными глазами, вкушают вместе трапезу, видят многие исцеления, но все еще остаются вне тайны Божией. Они прозрели в первый раз, как тот слепой из Вифсаиды. После первого возложения рук слепой стал видеть как все люди. Он увидел людей внешне. «Видеть ясно все» человек смог лишь в присутствии Иисуса, когда «посмотрел пристально».

Духовное зрение Бог дарует жаждущим. Для этого нужно «размягчить» «огрубелое сердце». Тогда станет понятно, что такое дух фарисейства, видна будет духовная жизнь людей, Бога. Тогда не нужны будут знамения.

Что же мы смогли «уразуметь» за эти семь с половиной глав? Что действительно поняли, «увидели ясно», как изменились?

Сегодняшний отрывок вновь возвращает нас к рассказу о чуде умножения хлебов. Евангелист, конечно, не случайно так подробно останавливается на этом событии, вновь и вновь подчёркивая, что апостолы не понимают смысла происходящего (ст.15–21). Между тем, предостережению о «фарисейской и иродовой закваске» (ст.15) предшествует здесь упоминание о споре Иисуса с фарисеями, требовавшими от Него какого-то «знамения», то есть знака (ст.11). Смысл спора становится понятнее, если иметь в виду, что у фарисеев была своя, довольно хорошо разработанная богословская концепция, связанная с пониманием того, каким должен быть настоящий, как они это понимали, Мессия-Христос, как именно и когда Он должен был появиться и какими естественными и сверхъестественными явлениями должно было сопровождаться Его появление. По-видимому, собравшиеся фарисеи требовали, чтобы Иисус продемонстрировал им что-нибудь такое, что убедило бы их в том, что Он действительно тот самый Мессия-Христос, которого они ждали. Но Иисус отказывается, а Своим ученикам затем говорит об опасности «фарисейской и иродовой закваски», напоминая им в ответ на их недоумения о чуде умножения хлебов. И неудивительно: ведь именно в этом чуде совершенно наглядно и явно для многих проявились черты того самого Царства Божия, которое приносит в мир Иисус. Но фарисеев, погружённых в собственные богословские теории, такие свидетельства не устраивают, им нужны знаки, которые подтвердили бы правильность этих теорий, а Царство, которое им не соответствует, для них, очевидно, неприемлемо. При такой позиции заведомого неприятия, конечно, любые доказательства бесполезны, а сама позиция часто не позволяет человеку увидеть очевидное, потому-то и предупреждает Иисус Своих учеников об опасности «фарисейской закваски».

Как видно, история с чудесным насыщением множества людей небольшим количеством пищи повторяется в дни земного служения Спасителя, как минимум, дважды. С одной стороны, упоминание о двух аналогичных событиях, несомненно, не случайно: очевидно, евангелист считает его достаточно важным, если считает нужным подробно описать два очень похожих события.

С другой стороны, само повторение ситуации с чудесным насыщением множества народа свидетельствует о её важности: ведь в земном служении Спасителя не было случайных событий. Конечно, всякое чудо, будь то исцеление, насыщение, воскрешение или хождение по водам, есть не что иное, как проявление того Царства, которое Иисус принёс в мир.

Но всякий раз оно проявляет себя немного иначе, даже когда кажется, что никаких заметных отличий между, к примеру, двумя разными исцелениями нет. Здесь же перед нами событие, внешне очень похожее на то, что произошло незадолго перед тем, когда Иисус тоже накормил огромную толпу таким количеством пищи, которого хватить на всех, по законам непреображённого мира, не могло никак.

Вот только между этими двумя чудесными насыщениями произошло ещё одно замечательное событие: хождение по водам. Событие, где сила Царства проявилась как, в первую очередь, власть над стихиями непреображённого мира. И проявилась она именно так во многом потому, что иной способ проявления силы Царства, силы, открывающейся ищущим, как действие любви, не было даже апостолами воспринято адекватно. Но ведь именно любовь Бога, а не Его силу, в первую очередь доносит до нас дыхание Царства.

Насыщение голодных людей — для жителей Царства задача более приоритетная, чем подчинение себе бушующей стихии. И апостолам непременно нужно было запомнить это, и запомнить хорошо. Для того-то, наверное, и повторяется чудо насыщения множества людей несколькими хлебами и несколькими рыбами. И евангелист, вероятно, именно поэтому снова рассказывает о событии, столь похожем на то, которое он уже описывал прежде. Ведь то, что хочет рассказать Иисус о Царстве апостолам, касается и нас тоже.

Насыщение множества народа небольшим количеством пищи — событие, описанное в Евангелии неоднократно. Возможно, для того оно и повторяется, чтобы подчеркнуть: это не просто эпизод, не какое-то чудо, тут некая закономерность, некая особенность того Царства, которое принёс в мир Спаситель. Особенность, связанная с тем, какой в Царстве становится природа нашего мира. Мы привыкли к тому, что природа не очень-то нам послушна: она поддаётся нашему физическому воздействию, но отнюдь не нашей воле.

Учитывая наше падшее состояние, оно и к лучшему: трудно даже представить себе, во что превратился бы мир, если бы его стихии реагировали на каждое произвольное и непроизвольное движение нашей воли. Изначально, однако, природа должна была быть послушна не только Божьей воле, но и воле человеческой, при одном, правда, условии: человеческая воля должна действовать в мире совместно с Божьей. Единение двух воль открывает все возможности, в том числе и возможность того, что мы обычно называем чудом.

Чудом, однако, мы называем такого рода явления в нашем мире, где они являются исключением. В Царстве же исключение оказывается правилом, тут полная подчинённость природы воле не только Бога, но и человека — норма. В Царстве в данный момент в данном месте пищи оказывается не столько-то или столько-то, а столько, сколько её нужно для того, чтобы хватило всем, кто хочет есть.

Это не какое-то постороннее воздействие на пищу падшего мира, искусственно изменяющее её природу так, чтобы малого количества еды хватило на множество народа, это изменение пищи как таковой, трансформация самой её субстанции, открывающая для неё возможность существовать иначе, не так, как в падшем мире. Вот такой иной способ существования всё той же вполне земной пищи в новом качестве, проявления связанных с этим качеством свойств мы и воспринимаем как чудо. Евангелист же несколько раз повторяет одно и то же, желая показать нам, что тут не чудо, а новая норма, норма Царства.

Интересно, что у людей, слушавших Иисуса, не осталось своих запасов. Обычно люди, отправляясь далеко от дома в пустынное место, берут с собой достаточно провианта. Видимо, те, кто присутствовал при умножении хлебов, безрассудно задержались на долгое время, слушая Учителя. Здесь вспоминается Мария, которая предпочла лучше слушать Слово у ног Иисуса, чем заботиться о пище. Тогда и об этих людях можно сказать, что они избрали благую долю, выбрали путь следования за Учителем, в надежде, что Он сможет о них позаботиться. И, как всегда, такая надежда не постыжает их. Если это предположение верно, то повествование о чуде превращается в рассказ об уповании на Бога и о Его верности тем, кто решил идти за Ним.

Умножение хлебов – одно из самых ярких чудес Иисуса, потому что его свидетелями стали одновременно несколько тысяч человек. Вчитываясь в эти строки, легко представить себе какого-то фокусника или мага, который показывает свои сверхъестественные способности перед огромной толпой благодарных зрителей. Но мотивы, которыми был движим Христос, были совсем другими. Единственной причиной, по которой Он сотворил это величайшее чудо, было сострадание к людям, которые голодны и могут обессилеть в дороге. Господь сжалился и предложил накормить их тем немногим, что было у его учеников, хотя это было полным безумством. «И ели и насытились: и набрали оставшихся кусков семь корзин».

Существует мнение, что, видя, как Спаситель раздает то, что было его собственным пропитанием, люди стали доставать имеющиеся у них запасы и делиться ими с теми, у кого вовсе ничего не было. Возможно, именно в этом и заключается само чудо Спасителя, Которому удалось тысяче людей открыть глаза и показать нужды их ближних.

Требование знака от Иисуса было делом вполне понятным: в Нём ведь многие были готовы увидеть Мессию, а пророком Его и так уже считали если не все, то большинство. Однако для того, чтобы узнать в Мессии Мессию, от Него требовались некие вполне определённые знаки как доказательство Его мессианства. Эти знаки были связаны с традиционными мессианскими представлениями — отчасти народными, а отчасти богословскими, причём мессианское богословие было особенно развито в фарисейской среде, что и неудивительно: ведь они считали себя мессианистами, тем самым остатком, о котором говорили древние пророки. Им никак нельзя было ошибиться в Мессии — отсюда и внимание к мессианской теологии, и попытки выработать однозначные критерии определения мессианства.

Только вот Иисус, будучи Мессией, не собирался соответствовать ничьим критериям. Он просто являл миру Царство в его полноте, в любви и силе — а Божья сила действует обычно вполне убедительно, правда, лишь для тех, кто хочет видеть. Казалось бы, открой глаза и смотри — какие ещё нужны знаки, каким ещё критериям должен соответствовать Тот, Кто способен не только исцелить любую болезнь, но и умершего вернуть к жизни? Проблема, однако, заключается в том, что падший человек на удивление талантлив во всём, что касается создания иллюзий и иллюзорной реальности, внутри которой он может пребывать в такой полноте, что ничто снаружи порой просто не оказывает на него никакого воздействия.

За созданными на основе собственных иллюзий и миражей концепциями падший человек может очень долго укрываться от всякой реальности, и даже от реальности Царства, входящего в мир, которого замороченный собственной «реальностью» «теолог» вполне может не заметить. Тут действительно всякие знаки и доказательства бесполезны — они останутся незамеченными так же, как и всё, что не вписывается в концепцию и в «реальность», на основании которой она была создана.

Впрочем, ученики по-своему ненамного лучше требующих знака: они тоже не понимают Учителя, для них закваска связана с физическим хлебом, они уверены, что Иисус запрещает им делить хлеб с фарисеями и саддукеями — а Он на самом деле ведёт речь совсем не о том, не о пищевых запретах, не о ритуалах. Царство, принесённое Им в мир, оказывается слишком полным и слишком свободным даже для тех, кто пошёл за Ним. Оно и понятно: ведь в нашем мире падение затронуло всех и каждого, кроме Него. Придёт время — и начнётся медленное, трудное преодоление последствий той катастрофы, из-за которой Царство оказалось для человека закрыто, но сейчас это время было ещё впереди.

Требование знаков и чудес Иисус называет «фарисейской и саддукейской закваской». Нередко это понимают как упрёк в лицемерии, в неискренности — и в некоторых случаях неискренность и лицемерие действительно были налицо. Не всегда, однако, речь шла именно об осознанном лицемерии, как мы понимаем его сегодня. И саддукеи, и фарисеи были в первую очередь религиозными людьми. Саддукеи были несколько либеральнее, они признавали священным текстом исключительно Пятикнижие, у них не было разработанного учения о воскресении и чёткой мессианской концепции, но они всё же были ортодоксальными яхвистами во всём остальном, в том числе и в том, что касается практического соблюдения Торы.

Фарисеи признавали священными, помимо Пятикнижия, ещё пророческие книги, Священное Писание для них — «Закон и Пророки», у них была чёткая мессианская концепция и более-менее разработанное учение о всеобщем воскресении, однако при всех своих расхождениях с саддукеями фарисеи всё же не считали их неправоверными, тем более, что храмовая священническая верхушка придерживалась, в основном, именно саддукейских взглядов. Объединяло же саддукеев и фарисеев именно то, что и те, и другие были религиозными людьми — одни более искренне и убеждённо, другие менее, а иные и чисто формально, как всегда бывает в религиозной среде. Именно поэтому и требовали фарисеи знаков — им нужно было проверить Иисуса и всё, что Он делает, на соответствие своим мессианским концепциям. Вписать Его в свою религиозную систему.

Он же ни в какую систему вписываться не собирался — не для того, разумеется, чтобы досадить религиозным людям, а потому, что просто не мог в неё вписаться. Царство не вмещается ни в какие мессианские концепции, оно больше любой системы, какую мог бы изобрести человек, больше всего, что могло бы представить человеческое воображение. Да и всякое вообще откровение, даже менее масштабное, всегда больше любой религиозной системы, какую мог бы придумать человек.

Больше даже не в смысле масштабов — хотя и в этом отношении откровение, как правило, превосходит человеческий ум, — а в смысле той духовной динамики, той жизни, по сравнению с которыми даже гениальная схема, созданная человеком, будет не более, чем их статическим срезом. Уместить в этот плоский и плоскостной срез живую духовную жизнь совершенно невозможно, можно в лучшем случае на неё лишь намекнуть, но религиозное сознание упорно пытается свести к нему жизнь как таковую. Вот это стремление, эту логику и называет Иисус «закваской фарисейской и саддукейской», предостерегая от неё Своих учеников.

Насколько новым оказалось Откровение, данное Богом через Господа Иисуса Христа, видно в смущении учеников, о котором мы читаем в сегодняшнем евангельском отрывке. Господь говорит о вещах невидимых и пользуется при этом аналогиями из повседневной жизни. Но Его ученики, даже рассуждая о Его словах, все же мыслят в рамках человеческой религиозности. Они полагают, что Господь укоряет их за то, что они не взяли хлеба и там, куда они плывут, им придется прибегнуть к пище, прошедшей через руки фарисеев. Так при советской власти нельзя было приходить на военную кафедру в джинсах, потому что это «штаны предполагаемого противника».

Господь же говорит не о ритуальном отделении от кого-то, но об образе мыслей и действий фарисеев и сторонников Ирода. Евангелист Лука в 12 главе передает Его слова так: «берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие». В сущности, ученики в этом момент демонстрируют именно то, от чего Христос их и предостерегает. Опыт общины учеников Христа говорит о том, что этот соблазн фарисейства, свойственный падшей человеческой природе, всегда рядом с нами. И читая сегодня этот рассказ, полезно думать не о том, как несообразительны оказались ученики, а о том, как много в нашей жизни такой путаницы.

Как видно, ученики Иисуса не поняли Его слов о закваске, точнее, они поняли их по-своему и совершенно неадекватно. Спасителю пришлось напомнить им о недавнем чуде умножения хлебов, чтобы они поняли, что речь идёт вовсе не о том, о чём они подумали.

На первый взгляд может показаться, что апостолы всего лишь не поняли использованной их Учителем аллегории. Но дело, вероятно, всё же не только в этом. С одной стороны, можно было бы сказать, что апостолы действительно забыли о чуде умножения хлебов. С другой стороны, они, вероятно, думали, что такие чудеса не могут повторяться постоянно.

Под «закваской фарисейской и саддукейской» они, несомненно, понимали именно закваску, и ничто иное. Иначе говоря, они продолжали мыслить категориями прежней жизни, категориями непреображённого мира. Мира, где чудеса, конечно, случаются, но лишь как исключение, где жить приходится по законам непреображённого мира, стараясь лишь избегать, насколько это возможно, прямого нарушения Торы, данных Богом заповедей.

Слова Спасителя о закваске ученики поняли именно так: ни с саддукеями, ни с фарисеями им больше общаться нельзя. Но тогда, как справедливо рассудили апостолы, хлеба им взять будет неоткуда. Иисус между тем говорит совсем о другом: о закваске духовной, о том, чем питается духовно человек, ищущий Царства. И тут оказывается, что духовная пища, которую могут предложить ему люди, живущие преимущественно или исключительно религией, для него не годится.

В самом деле: теперь, когда Царство, по слову Спасителя, «приблизилось» и уже готово было начать своё преображающее шествие по нашему миру, человек, желающий приобщиться его жизни, не мог ограничиваться тем, что могла предложить ему религия, пусть даже самая духовно глубокая и систематически разработанная. Ведь полнота Царства не вмещается в рамки ни одной религии на земле, что и неудивительно, поскольку всякая религия — дело рук и умов человеческих. И Иисус призывает Своих учеников питаться непосредственно жизнью Царства, приобщаясь к ней через Него Самого. Так, как только и можно приобщиться к жизни Царства.

Марк подчеркивает, как трудно было ученикам понять, Кто на самом деле их Учитель. Мы видим, как скорбит, как тяжко вздыхает Иисус об их непонятливости, об «окаменелости» их сердец. Чего же не могли увидеть ученики? Очевидно, несмотря на все чудеса и знамения, несмотря на исцеления, «учение в силе» и всю жизнь Иисуса, они не увидели, о чем были все эти знамения — не увидели, что через этого Человека действует, присутствует Сам Бог, не увидели божественности Человека Иисуса. Все это напрямую относится и к нам. Мы тоже с огромным трудом замечаем знамения нашей жизни, не видим божественности христианского призвания, не видим Божьего действия и присутствия в себе, в братьях, в Церкви. Может быть, дело не просто в том, что Бога там нет, а в том, что каменное сердце не способно узнать Его, поклоняться Ему, радоваться о Нем?

Ученики Иисуса по большей части были простыми людьми, и поэтому так буквально понимали Его слова. Они слышат о закваске — и сразу решают, что речь идет о нехватке пропитания. Им кажется, что Господь их упрекает, что Он недоволен тем, что они не рассчитали пропитание для себя и народа. В то время как слова Христа были иносказательными, предлагающими образ того фарисейства, которое могло начать в них разрастаться. От этого Он их и предостерегал.

Слова Спасителя достаточно резки, Он действительно упрекает их, но не в том, что нет хлеба, а в том, что они не помнят так недавно произошедшее чудо умножения. Оказывается, они так сконцентрированы на самих себе, на тех вещах, в которых они себя обвиняют, что не обращают внимание на творящееся вокруг и вмиг забывают о чуде.

Ряд горьких вопросов обращает Сын Человеческий к людям, собравшимся вокруг Него. В самом деле, они же были свидетелями потрясающих чудес Иисуса и сами же хотели сделать Его царем; они слышали Его проповедь Евангелия Царства и понимали, что «ни один человек не говорил так, как Этот». Что же теперь — глаза их закрылись? Уши замкнулись? Склероз напал? Разум заснул? Сердце окаменело?

Повторяя эти вопросы вслед за Иисусом, мы очень легко можем впасть в грех осуждения. Ведь Он задает эти вопросы с болью в сердце, потому что Он любит этих людей, а мы — только превозносимся над ними. Чтобы этого не случилось, полезно обратить все эти вопросы к нам самим. Ведь и мы — свидетели Божьих чудес в нашей жизни, ведь и мы знаем о Его милости. А где же наша ответная любовь, где наша вера, где праведная жизнь?

Это уже второй эпизод, описанный Марком, когда Господь исцеляет при помощи слюны. Возможно, это очередное пророческое действие, когда Иисус символически изображает то, что реально происходит в невидимом плане бытия. И дело даже не в том, что эти символы лучше всего отражают происходящее, а в том, что сами они — отражение небесной реальности, которую приносит Сын Божий, ставший Сыном Человеческим. Так, сами слова «Отец» и «Сын» взяты из человеческой лексики семейных отношений, но, кто знает, не созданы ли эти семейные отношения для отражения небесного единства Отца и Сына? Слюна человека всегда считалась переносчиком его свойств. Слюна нечистого нечиста (Лев. 15:8), слюна больного — заразна. Точно так же — слюна Видящего дает прозрение, слюна Внемлющего и Говорящего — слух и речь (Мк. 7:33).

Важной деталью исцеления слепого, о котором повествует нам сегодня евангелист Марк, является повеление Христа исцеленному идти прямо домой, не заходя к тем, кто привел его к Иисусу. С этим можно сопоставить упоминание евангелиста Иоанна о том, что самаряне поверили Иисусу «уже не по речам» женщины, встретившей Его у колодца, но потому, что «сами услышали и узнали, что Он — Христос». Узнавать о великих и славных делах Божьих понаслышке хорошо и полезно, но, как теперь говорят, «это не главное». Главное — встретить Его самим. Поэтому так важен для нас праздник Рождества Христова, который наступил сегодня для большинства наших братьев. Его рождение в этот мир — это возможность для каждого из нас не понаслышке, но самим встретить Сына Божьего.

Исцеляя слепого, Господь делает все возможное для того, чтобы это не стало известно. Он часто заповедует исцеленным ничего не говорить, но сегодня Он даже выводит этого слепого из деревни и, исцелив его, отправляет его домой, вовсе запретив ему входить в деревню. Это исключительно важная для нас «установка» Христа. Поступая так, он дает нам возможность верить Ему не своекорыстно. Чудеса увлекают нас и, порой, укрепляют маловерных. Но, становясь свидетелями чудес, мы ищем участия Бога в наших проблемах, вместо того, чтобы самим войти в Его Царство. Мы воспринимаем многие вещи, в том числе и чудеса, очень антропоцентрично. Они становятся для наших слабых душ своеобразным наркотиком, от непременной дозы которого все больше и больше зависит наша вера. Вот от этого Господь и избавляет нас, совершая большую часть чудес втайне.

С повелением Христа исцеленному идти прямо домой, не заходя к тем, кто привел его к Иисусу, можно сопоставить упоминание евангелиста Иоанна о том, что самаряне поверили Иисусу «уже не по речам» женщины, встретившей Его у колодца, но потому, что «сами услышали и узнали, что Он — Христос». Узнавать о великих и славных делах Божьих понаслышке хорошо и полезно, но, как теперь говорят, «это не главное». Главное — встретить Его самим.

Почему Иисус запрещает исцелённому Им человеку свидетельствовать о своём исцелении, по крайней мере, в тех местах, где исцеление произошло? Ведь в других случаях Он не только этого не запрещает, но даже прямо говорит исцелённым, чтобы они свидетельствовали о произошедшем. Конечно, о причинах тех или иных решений Спасителя порой остаётся только догадываться. Но всё же можно предположить, что в данном случае решение могло быть связано с духовным состоянием конкретного человека, с его готовностью или неготовностью свидетельствовать о Царстве.

Свидетельство в данном случае предполагало не один рассказ о чудесном событии. Свидетель должен был свидетельствовать о том Царстве, которое, по слову Спасителя, «приблизилось» и благодаря близости которого стало возможным исцеление свидетеля. Для того, чтобы о нём свидетельствовать, нужно было приобщиться его жизни и ею проникнуться, проникнуться настолько, чтобы жизнь эта стала для свидетеля настолько же естественной и органичной, насколько естественной и органичной прежде была ему жизнь непреображённого мира. И, конечно, многое тут зависело от того, насколько решительно человек делал шаг к этой новой жизни.

Здесь кое-что можно понять и предположить из того, как именно в данном случае совершалось исцеление. В самом деле: далеко не каждого Иисус исцеляет со второго раза, как произошло со слепцом, описанным в рассказе. И дело тут, разумеется, не в том, что случай оказался сложным: речь ведь идёт не об излечении, как излечивает больного врач, прибегая к медицинским средствам, а об исцелении, о действии той силы Царства, для которой, конечно же, сложных случаев не бывает: ведь в Царстве материя абсолютно послушна всякому духовному воздействию.

Единственной преградой для действия этой силы может быть лишь недостаточная решимость исцеляемого, который, быть может, и хочет исцеления, но, с другой стороны, не до конца верит в его возможность. Но тогда и свидетельствовать такому человеку нельзя начинать сразу: ведь без полной уверенности в реальности Царства и без полного доверия к Тому, Кто принёс его в мир, подлинное свидетельство невозможно. И Иисус, разумеется, прекрасно всё это понимая, запрещает исцелённому свидетельствовать, запрещает для его же духовного блага.

Иногда кажется, что чудо, которое совершает с нами Господь – мгновенный переход, секунда, вслед за которой все меняется. Наверное, порой это действительно так. Но история слепого из Вифсаиды очень интересна тем, что евангелист дает нам понять, как постепенно меняется человеческая природа, встречаясь с благодатью, сколь многое приходится нам преодолеть, чтобы обрести исцеление.

Во-первых, слепой не сразу обретает зрение – Господь прикасается к нему первый раз, но он видит еще нечетко, приблизительно, и лишь после второго прикосновения видит все ясно. И самое важное тут то, что Господь словно позволяет слепому немножко привыкнуть к своему новому состоянию. Он нежно и мягко меняет человеческую природу, давая нам возможность осознать перемену, происходящую внутри человека. И во-вторых, Иисус дает понять, что чудо, преображение – тихий, сокровенный процесс, это личный разговор Бога с человеком. Он уводит слепого из города от лишних любопытных глаз, а потом посылает его напрямую домой и просит никому не говорить о том, что произошло.

Очень важно давать себе время понять, что же, собственно, произошло, осознать изменения, которые произошли в нашей жизни в результате встречи с Богом, дать Его работе совершиться в нас до конца – и тогда свидетельством о Боге станут не слова, а сама преображенная наша жизнь.