Мысли вслух на 1 Ин 3:11-20

Язык Первого соборного послания апостола и евангелиста Иоанна настолько близок к языку его Евангелия, что вопрос об авторстве выглядит совершенно праздным. Тем более интересно, как любимый ученик использует выражения Учителя. В Евангелии Господь говорит: «верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24). В сегодняшнем отрывке из послания мы читаем: «мы знаем, что мы перешли от смерти в жизнь». Мы имеем полное право думать, что этим греческим выражением в обоих случаях апостол точно передает запомнившиеся ему слова Христа. Почему же мы, как говорит апостол, знаем, что перешли от смерти в жизнь? Потому, что любим братьев.

Честно говоря, слова эти звучат несколько шокирующе. Дело в том, что перипетии истории заставляют нас думать, что причиной уверенности в совершившемся переходе от смерти в жизнь являются иные вещи. Как же у апостола все просто: мы знаем, что перешли от смерти в жизнь потому, что любим братьев. Даже обидно, потому что этого-то мы, как правило, и не умеем... Но вместе с тем читать эти слова очень радостно, потому что христианство, оказывается, значительно более живая вера, чем можно подумать, глядя на самих себя.

Иисус Свои слова «любите друг друга, как Я вас возлюбил» называет «новой заповедью». Но что же в ней нового, если призыв возлюбить Бога всем сердцем, всей душой и всеми силами, а ближнего, как самого себя, прозвучал как минимум за шесть или семь столетий до прихода Христа? Иоанн связывает любовь с Царством, так же, как делал это и его Учитель.

Прежде всего Иоанн обращает внимание на то, что ненависть падшему миру свойственна, а любовь, по крайней мере, та, о которой говорит Иисус, — нет. Именно поэтому мир не принимает ни Самого Христа, ни Его последователей. Впрочем, проблема оказывается шире: ненависть падшего мира противостояла всякому проявлению в этом мире любви издавна, уже конфликт Каина с Авелем был примером такого противостояния. Любовь может присутствовать в мире, но как нечто ему иноприродное. Но ведь и Царство падшему миру тоже иноприродно, оно, по слову Спасителя, «не от мира сего».

Однако связь Царства и любви проявляется не только в этом, она гораздо глубже. Любовь можно было бы назвать природой Царства — постольку, поскольку можно вообще говорить применительно к Царству о природе. Конечно, преображающийся и становящийся частью Царства мир входит туда целиком, со всей своей природой. Вне остаётся лишь зло, природу мира искажающее, а не сама природа. Но отношение преображённой природы к Богу меняется. Бог, конечно, и сейчас присутствует в каждой частице Своего творения.

Его присутствие чаще оказывается безличным и остаётся неосознанным. Бог как бы скрывается от мира, присутствуя в нём, но не обнаруживая Себя. Иное дело Царство: там Он уже не скрывается. И там Его присутствие обнаруживает себя именно как любовь, которая становится такой же неотъемлемой частью жизни Царства, какой здесь является природная энергия. Божье дыхание, пронизывающее Царство, для его обитателей становится энергией любви. Любви, без которой жизнь в Царстве невозможна.

Как часто нас пугают слова о том, что "всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца", а убийством лишает себя вечной жизни, Бога, который живет внутри него, изгоняет любовь из своего сердца. Да, слова страшные. Но не так часто мы задумываемся о том, что такое на самом деле ненависть. С одной стороны - это хорошо, если каждый раз, когда мы начинаем гневаться, раздражаться, злиться, мы вспоминаем эти слова, пугаемся и они нас останавливают. Но ведь страх греха может и уводить от Бога, если смотреть только на сам страх.

Ненависть - это даже не чувство. Это сильнее. Когда ненавидишь - хочешь, чтобы человека не было. Совсем. поэтому это равносильно убийству, когда один человек делает так, чтобы другого не стало. Когда ненавидишь - истребляешь мысленно.

Это страшно, да, но ведь тогда выходит, что ненависти легко найти лекарство, противоядие. Сначала достаточно согласиться с тем, чтобы человек, которого мы ненавидим - был. Не обязательно хотеть с ним дружить и общаться. Нужно - внутри своего сердца дать ему право на жизнь, пусть даже сначала нам будет хотеться, чтобы мы жили на Северном Полюсе, а он - на Южном. Если мы можем согласиться с тем, что этот человек где-то живет, ходит по той же земле, что и мы, сотворен и храним тем же любящим Богом - мы уже не ненавидим. А это значит, что Господь может посадить в нашем сердце семя прощения и любви к этому человеку, где нет ненависти, там остается, пусть даже часто совсем крошечное, местечко для любви.

Как и в своем Евангелии, апостол Иоанн Богослов здесь определяет истинную любовь через жертву Христову, Его смерть ради нашего спасения. Значит, если мы приняли это свидетельство, согласились с тем, что Божия любовь нам явлена, то естественно возникает вопрос о нашем ответе Ему. Как мы можем ответить на Его любовь? Апостол Иоанн отвечает: ответной любовью, а она, если это истинная любовь, — должна быть нашей жертвой. Вроде все понятно: Он отдал жизнь за нас, мы отдаем жизнь за Него. Однако Иоанн пишет нечто иное: Богу наша жертва ничего не прибавит, имеет смысл нашу жертву приносить ради тех же, ради кого отдал Свою жизнь Христос. Тем самым мы можем стать соучастниками спасения мира, причастниками Его любви.

Мысль, которую хочет передать нам апостол Иоанн, предельно проста: верьте Иисусу и любите друг друга. Но сколько раз апостол повторяет ее в этом коротком тексте и в не очень длинном послании? Он подходит к ней с разных сторон, использует примеры из Священного Писания и жизни, чтобы передать самое важное и для него очевидное. Эта ясность  — ясность духа, а дальше каждый сталкивается с бессилием слов, неспособных передать духовный опыт, переживание прикосновения к истине. Хранить откровение в себе невозможно, потоки живой воды истекают из человека, познавшего Бога-Любовь, и, каждый раз, когда апостол произносит «любите друг друга», для него очевидно, что важнее этого действительно ничего нет. Но слова эти останутся пустым звуком до тех пор, пока читающий их сам не прикоснется к живому Богу, пока просто не полюбит. Только тогда человек становится способен понять, что важнее любви нет ничего и именно поэтому так страшно ополчается зло на любые знаки того, что где-то, пусть совсем чуть-чуть, и еще не так, как пишет об этом Иоанн, люди выбирают не ненависть, а любовь.

Ненависть — проявление зла, греховная страсть, и притом очень опасная. Можно, конечно, оправдывать себя тем, что ненавидим мы зло, а его и необходимо ненавидеть, и в таком значении ненависть не раз упоминается в Библии. Это так, но беда в том, что наша человеческая ненависть слишком легко со зла соскальзывает на тех, кто им поражён, как заразой. И тогда, вроде бы борясь со злом, мы сами незаметно становимся его носителями и распространителями, способными на те самые поступки, которые нас раздражают в противниках. (Да не потому ли и раздражают, что мы, глядя на них, видим самих себя?). Но всякого, ненавидящего брата своего, апостол называет убийцей. Можно бы на это лукаво возразить, что он говорит только о братьях, а если нас ненавидят посторонние, то на них отказ от ненависти с нашей стороны не распространяется. Но мы не смеем забывать, что на аналогичный вопрос о том, кого следует считать ближним, Учитель ответил притчей о самарянине, и что Он же призывал любить и врагов.

Мы можем приступать к Богу, если сердце наше (видимо, другими словами можно бы сказать совесть) не осуждает нас. Но сердце может утратить восприимчивость по причине окаменелости, вследствие многочисленных нераскаянных грехов. Будет ли Господом отвергнуто обращение такого человека? Господь милостив, Он заботится обо всех, да и кто без греха? И всё же если мы полагаем, что Он нас не слышит, стоит задуматься, не в нас ли причина, что мы не получаем просимого? Во благо ли просим, и не предстоим ли мы пред Ним с каменным сердцем?