Мысли вслух на Мк 9:2-13

Преображение — прообраз Царства. Вернее, это само Царство, явленное пока ещё локально, в связи с одной лишь Личностью — Того, Кто принёс это Царство в мир. В сущности Преображение было не чем иным, как явлением преображённой телесности Спасителя, Его человеческой природы, явлением в том её виде, который она имеет в Царстве, когда оно раскрывается полностью.

В падшем мире Царство ещё полностью не раскрыто, оно лишь входит в него, потому и явление преображённой человечности в нём встречается лишь как исключение и видимо далеко не каждому, а лишь тем, кто сам в достаточной мере приобщился уже жизни Царства. Таким было и явление преображённой человеческой природы Спасителя. В сущности это и была Его настоящая человеческая природа, та, которая полностью соответствовала Его духовному состоянию.

Пребывание в привычном нам человеческом теле было для Него родом самоумаления, тем, что богословы называют словом кеносис — в этом случае настоящее состояние Бога или человека оказывается скрытым от тех, кому Бог или человек открывается. Для Бога кеносис — единственная возможность общаться с человеком, но нередко и для человека кеносис оказывается совершенно необходимым, если его духовное состояние существенно отличается от состояния тех, с кем приходится общаться. Иисус как Человек должен был прибегать к кеносису не только для общения с обычными людьми, но и просто для пребывания в нашем падшем мире.

Теперь же, на горе Преображения, Он явился ученикам таким, каким был на самом деле, в Своём настоящем теле. Неудивительно, что ученики восприняли это явление как чудо — оно ведь и было чудом, вторжением Царства в наш мир. Не случайно сразу же после Преображения Иисус начинает рассказывать ученикам о том пути, который Ему предстоит пройти, чтобы Царство смогло войти в мир до конца и в полноте. Ученики пока недоумевают — пройдёт ещё немало времени прежде, чем они поймут всё, но это неизбежно: всякому пониманию своё время.

Ученики поднимаются за Иисусом, становятся свидетелями Его преображения, видят Его славу, слышат слово Отца о Сыне. Три евангелиста рассказывают об этом событии, и все три связывают его со словами Христа о том, что некоторые из Его учеников увидят Царство Божье, пришедшее в силе. Если это действительно было «вкушением Царства», то чем опыт учеников отличается от нашего? Мы, как и они, пытаемся следовать за Христом (иногда удачно, иногда нет, как и они); мы верим в Его славу, в Его божественность, мы слышим через Его слова в Евангелии голос Отца... Единственное, чего нам не хватает — это опытного ощущения, столь же яркого, какое охватило тогда учеников в сиянии неземного света. Но не сказано ли нам: «...блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20:29)? Не вкушаем ли мы Царство еще до смерти, верой соединяясь с его Источником?

Сегодняшнее чтение посвящено одному из важнейших событий земного служения Спасителя — Преображению. Судя по упоминанию в тексте «кущей», то есть шалашей (ст.5), оно произошло в дни еврейского праздника Суккот, о котором говорится в ветхозаветных книгах, где он упоминается как «праздник жатвы» (Исх 23:16), то есть праздник, посвящённый завершению сбора урожая (слово «суккот» в переводе с еврейского и означает «шалаши»). Празднуют его обычно в конце сентября или в первой половине октября, и со временем он приобрёл новый смысл, став не только праздником завершения сбора урожая, но и временем, когда верующие евреи вспоминают времена странствия по пустыне по дороге из Египта в землю обетованную. Дни праздника принято проводить не дома, а в шалашах на открытом воздухе (климат Палестины это позволяет). Такой разрыв с устоявшимся порядком жизни и должен напоминать о пустыне, где не было ещё ничего надёжного и постоянного, но где особенно ярко переживалась близость Бога к человеку, которому в пустыне больше не на кого было полагаться. Одним из знаков присутствия Божия издавна считалось облако, которое ночью испускало сияние, напоминающее свет, исходящий от огня — таким облаком Бог как бы обозначал место, где человек может Его найти. Впервые его увидели во время Исхода (Исх 13:21–22), а затем оно регулярно появлялось над Скинией — походным святилищем евреев (Числ 9:15–16). Его называли «славой Господней» (Исх 40:34–38) — ведь именно с его появлением связывалось в сознании верующих пребывание Бога среди Своего народа. Неудивительно, что, увидев Иисуса в сияющих одеждах, осенённого сияющим облаком, из которого доносился голос Бога (ст.3–7), апостолы окончательно убедились, что перед ними действительно обещанный Богом Мессия-Христос. Первым их желанием при этом было остановить время, чтобы праздник длился вечно, соорудив на месте события шалаши и оставшись в них навсегда (ст.5–6). Но Иисус тут же объяснил им, что Его земное служение ещё не завершилось, и что Царство Божие раскроется до конца только после Его смерти и Воскресения (ст.9).

В Преображении Господнем, где ученики видели славу Божию и невещественный Свет Христов, именно слово Христа о воскресении мертвых вызвало их наиболее заинтересованную реакцию. В самом деле, можно ли спорить и говорить о вещах непостижимых? Воскресение же мертвых, напротив, занимало важное место в религиозном сознании иудеев, и поэтому их сосредоточение на нем вполне объяснимо. Евангелист Марк, принципиально не вдающийся в подробное разъяснение иудейских реалий, оставляет суть спора учеников «за кадром». Скорее всего, речь шла о том, следует ли понимать пророчества о воскресении буквально или иносказательно. В контексте спора понятно, почему у учеников зашла речь об Илии: если понимать пророчества о воскресении буквально, то логично таким же образом отнестись и к пророчеству Малахии о приходе Илии. Обратим внимание, что евангелист Лука (и не он один) понимает это пророчество иносказательно, говоря об Иоанне Крестителе как о пророке «в духе и силе Илии». Для учеников же есть еще один аргумент в пользу иносказательного понимания пророчества: они только что видели Илию вместе с Моисеем беседующими с Господом Иисусом. Главный вывод богословского спора учеников — необходимость по-разному понимать разные пророчества.

Но вот что важно: Господь Иисус обращает внимание учеников не на точность или иносказательность пророчеств, а на то, как люди откликаются на предреченные действия Божии. И здесь ключевыми оказываются не пророчества о деталях событий, а отвержение людьми действих, которые Бог совершает для их спасения. Отвержение и Крестная Жертва Христа — вот ключ, который Господь предлагает ученикам для понимания пророческих писаний, и точно так же это важно и для нас.

Мы часто хотим «поставить кущи». Когда нам хорошо с Богом, в какой-то «духовно комфортной» обстановке, в общине, в монастыре, в Церкви... Мы думаем, что это очень правильно и благочестиво, хотеть всегда здесь быть.

Маленькая Тереза из Лизье писала:
«Любовью жить — не значит ставить кущи,
Поднявшись даже на гору Фавор:
Это — идти на голос Твой зовущий,
Смотреть на Крест, не отрывая взор».

Когда мы хотим «поставить кущи» — мы хотим остановиться, застрять на каких-то приятных нам духовных переживаниях, оставить их для себя самих. Иногда нам нужно это, необходим духовный отдых. Иисус взял с собой на гору тех, кому предстояло быть с Ним в Гефсиманском саду. Он хочет, чтобы мы шли дальше, чтобы мы не искали переживания Его присутствия, но чтобы мы всегда и везде жили так, как если бы мы были на горе Фавор, даже если мы не ощущаем и не видим Фаворского света. Этот свет должен быть у нас внутри. Может быть, мы никогда больше не испытаем этой радости Преображения, но этого достаточно, чтобы знать, что ждет нас впереди, Кто ждет нас на нашем пути, иногда тяжелом, тернистом. Но Он прошел более трудным путем и Он, наш Бог, хочет, чтобы мы шли за Ним.

Снова мы читаем о том, что Сыну Человеческому надлежит пострадать и быть уничижену, и в третий день воскреснуть. Вряд ли круг церковных чтений «случайно» предлагает нам сейчас именно эти отрывки. Сам Господь говорит о Своих Страстях: «На сей час Я и пришел». Смысл и цель рождения Спасителя в Вифлееме не в том, чтобы сделать нашу жизнь немножко легче и приятнее. Он приходит для того, чтобы разделить с нами и уничтожить нашу смерть. Именно поэтому празднование Рождества с древности имеет в Восточной Церкви целый ряд особенностей, сближающих его с Пасхой. В известном смысле вся жизнь Христа с самого начала была путем Креста и Воскресения. И, умиляясь и радуясь Христу-Младенцу, нельзя забывать об этом.

Ученики Иисуса не понимают того, что Он говорит им о Своём воскресении. Традиционные представления о воскресении предполагали только всеобщее воскресение в день Суда, который в сознании евреев евангельской эпохи, скорее всего, уже совпадал с днём прихода Мессии и торжества мессианского Царства.

Апостолам было непонятно, как может Мессия воскреснуть раньше остальных, так же, как и то, почему Он вообще должен умереть: ведь традиционные для тех времён мессианские представления ничего такого не предполагали. Согласно тем же традиционным мессианским представлениям, незадолго до дня Суда и прихода Мессии с небес должен спуститься пророк Илия, о котором существовало основанное на свидетельстве св. Писания предание, что он не умер, а был взят на небо живым. Вот этими-то традиционными представлениями и были обусловлены вопросы и недоумения апостолов.

Иисус отвечает им несколько неожиданно: Он не отвергает предания об Илии, а переосмысливает его в довольно неожиданном ракурсе. Иисус говорит о том, что Илия уже пришёл, но его не узнали, намекая на Иоанна Крестителя. Казалось бы, налицо аллегория. Но дело обстоит не так просто: ведь за аллегорией в данном случае стоит реальность, связанная с духовной цельностью и преемственностью Традиции. Конечно, ожидать возвращения Илии так, как ожидали его в народе, не приходилось.

Иоанн Креститель сделал именно то, чего ожидал народ от возвратившегося Илии: приготовил его, насколько это было возможно, к приходу Мессии. Конечно, он свидетельствовал народу не о таком Мессии и не о таком Царстве, которые соответствовали народным представлениям.

Сам Иисус этим представлениям не соответствовал настолько, что Ему даже приходилось на протяжении довольно длительного времени скрывать Своё мессианство. И главной целью Его служения было приобщить к Царству, которое Он принёс в мир, как можно больше людей. К Царству, которое, вопреки народным ожиданиям, оказалось, по собственным Его словам, «Царством не от мира сего».