Мысли вслух на Прем 2:12-22

Один священник говорил: «Я знал одного святого. Жить рядом с ним было невозможно». Сегодняшнее ветхозаветное чтение прекрасно иллюстрирует ту долю правды, которая есть в этой шутке. Праведник действует на нервы нормальным людям просто тем, что он не такой, как все. Он сам — даже не его слова — обличение. Совершенно непонятно, как этот человек существует: ведь его поведение противоречит всем известным науке законам человеческих взаимоотношений (типа «человек человеку волк»). Поэтому у окружающих возникает простое и понятное желание поставить эксперимент: засунуть этого праведника в рамки вышеупомянутых законов и посмотреть, что получится: убедится ли он в полной бессмысленности своей праведности — или нет? И если праведность человека — это «искусство для искусства», праведность ради праведности, то обычно эксперимент оказывается удачным. Если же человек не ставит себе цели быть праведником, а просто живёт в любви Божией, мир уже не имеет власти над ним, потому что сама эта любовь и есть награда праведника, и отнять её не может никто и ничто.

В образе праведника из Книги Премудрости христиане обычно видят прообраз Спасителя. И это, наверное, правильно: ведь и в новозаветных книгах путь Спасителя нередко описывается теми же словами. Но есть тут и более глубокая связь, соединяющая духовно трагедию Креста с драмой каждого страдающего праведника. Та связь, которая сделала неизбежными гонения на христиан, о которых Иисус предупреждает Своих последователей. Связь, смысл которой понимали все праведники всех времён и народов.

Ведь причины неприятия праведности всегда были одни и те же. Праведник был бельмом на глазу прежде всего потому, что жил не как все. Его жизнь совсем не обязательно должна была быть вызывающе яркой, чтобы вызвать неприязнь. Достаточно было самого факта его существования. Факта, который был укором всем окружающим. Всем, кто оправдывал себя тем, что жить надо как все, потому, что иначе нельзя. А праведник самим своим существование говорил: можно. Вы просто этого не хотите. Не даёте себе труда изменить свою жизнь. Нетрудно представить себе раздражение тех, кто действительно не хочет ничего менять.

Но есть тут и нечто пострашнее для таких людей: крах той системы ценностей, которой они объясняют свою позицию. Или крах обоснования её отсутствия. Всякому человеку нужна внутренняя уверенность и устойчивость собственной жизненной позиции. Если его пытаются лишить этой уверенности и устойчивости, реакция может быть крайне резкой: тут ведь включается инстинкт самосохранения, один из самых сильных животных инстинктов, унаследованных человеческой природой.

Падшему человеку он необходим: прежде, до падения, люди могли полагаться на Бога, Который защищал их, так, что ни в каких защитных инстинктах люди не нуждались, но теперь, после падения, человеку приходится во многом заботиться о себе самому. Падшему человеку инстинкт самосохранения оказался необходим для физического и психологического выживания. Но вот в отношениях с Богом он не нужен. А человек нередко следует ему даже в этом случае.

Появляется религия, одной из задач которой является предоставление религиозному человеку гарантий в том, что касается Бога и отношений с Ним. А праведность — всегда жизнь без гарантий. И это страшно. Можно преодолеть этот страх — и вырваться за пределы той ограниченности падшего мира, которая мешает человеку идти путём праведности. Можно остаться с ним — но тогда всякий праведник будет восприниматься как смертельная угроза просто потому, что он есть на свете.

Что же тогда говорить о Мессии, принесшем Царство? Тут ведь вся полнота жизни и абсолютное, принципиальное отсутствие каких бы то ни было гарантий, полная их невозможность. Неудивительно, что больше всего Христа ненавидели люди глубоко религиозные, благочестивые и уверенные в себе: ведь Он отнимал у них всё. А взамен предлагал Царство — но такая замена им была не нужна. Между собственной религиозностью и Царством они выбрали свою религию. А Для Мессии это означало крест. Но и воскресение — как победу над смертью. А религиозные люди оставались при своём. И проходили мимо Царства. Во внешнюю тьму.