Мысли вслух на Агг 2:1-23

Тем, кто помнит прежний храм, трудно принять новый, его восстановление им хотелось бы видеть как полноценное восстановление прошлой жизни. Но Господь не даёт нам ни возвращаться на прежнее место, ни топтаться на новом месте. Он ведёт нас вперёд, тем более, что не всё в ушедшем мире на самом деле было хорошо. Людям, однако, нужен внешний эффект, и потому они слишком легко сбиваются на поверхностные оценки, на эстетизацию и имитацию старины.

Но самого главного, как известно, глазами не увидеть, видимое — один из способов прикосновения к невидимому, не подменяющий самого невидимого. Важнее реставрации архитектурных форм то, что в новом храме по-прежнему присутствует Господь, хранящий завет, заключённый между Им и народом.

Его присутствие будет явлено в этом храме таким образом, который было бы трудно представить современникам Аггея, а пожалуй, что и самому пророку. Не только во Святом святых, не только во время молитв и жертвоприношений, но и неузнанным Человеком, беседующим с богомольцами и выгоняющим торговцев Он явит здесь Себя.

И снова мы слышим Его слова, с которыми Он постоянно обращается к людям: не бойтесь! Много раз на протяжении всего Писания мы видим эти слова, верный знак Его присутствия рядом с людьми. В этом мире, где осквернить святыню легче, чем освятить что-либо, ведь ломать — не строить, никто нам не обещал отсутствие трудностей. Но с Богом возможно многое, и даже невозможное, начиная с разгребания повседневных забот. Кончая же искоренением господства языческих империй.

Что такое та история, которая изложена в ветхозаветных книгах? Традиционно её принято называть священной историей Ветхого Завета; но что стоит за этим определением? История народа? Да, конечно: речь идёт об истории еврейского народа. История некой конкретной религии или религий? Несомненно: речь в ветхозаветных книгах идёт об истории яхвизма, а затем — о зарождении в его недрах и последующем становлении иудаизма. И о конкретных общинах, яхвистской и иудейской, принимавших в разные исторические периоды различные формы с тем, чтобы в период плена дать начало Синагоге со всеми многообразными проявлениями её религиозной жизни. И всё же священная история не история народа и не история религии, а история Откровения.

Это не история народной жизни, хотя бы и жизни религиозной, и даже не история богоискательства: ведь богоискательство — дело человеческое, пусть духовно и наивысшее из всех возможных. А священная история — это история того, как Бог приближался к своему народу и к отдельному человеку, как Он преодолевал отделяющую от Него человека пропасть. И в центре этого процесса оказывается союз-завет Бога со Своим народом и Его присутствие в священном собрании, которое благодаря Ему и становится священным. Завет с Богом и дыхание Бога, делающие еврейский народ народом Божиим в полном смысле слова, народом-общиной. Иначе и не могло быть: ведь дух, дыхание Бога и союз-завет с Ним — две стороны одной реальности, реальности того процесса, в результате которого вышедшая из Египта толпа становится народом-общиной.

Правда, для этого пришлось пройти через плен (проповедь Аггея относится к послепленной эпохе). Через плен, во время которого сложился, по существу, новый народ, выделился тот самый остаток, о котором говорили допленные пророки. Остаток, научившийся слушать Бога и ощущать Его дыхание.

Этот появившийся в плену навык помог еврейской общине Вавилона пережить плен, несмотря на отсутствие Храма и невозможность жертвоприношения. А ещё он, этот навык, должен был пригодиться народу потом, когда в мир войдёт Царство. Ведь оно всё пронизано дыханием Бога, полным силы и любви. До плена его знали лишь отдельные люди, обладавшие пророческим даром; после плена на знании этом была построена вся жизнь народа-общины; после Пятидесятницы — Царство, явившее миру его полноту. Такова история Бога, входящего в мир. Священная история.