Мысли вслух на Мф 8:5-13

Исцеление Иисусом слуги центуриона («сотника») замечательно тем, что происходит оно на расстоянии: Иисус не только не заходит в дом, где лежит больной, Он не делает даже шага в том направлении. И объясняет исцеление верой римского офицера, верой, подобной которой, по собственным Его словам, Он не нашёл даже в народе Божием. В чём же проявилась эта вера? Очевидно, в том, что центурион ни на секунду не усомнился, что те силы, которыми Иисус пользуется для исцеления, подвластны Ему абсолютно. Конечно, римлянин мог думать, что Иисус повелевает не просто силами, а духами, которые способны исцелить человека, изгнав болезнь, как думали в те времена многие язычники. Но, как бы то ни было, мера его доверия к Иисусу была почти абсолютной: он ни на секунду не сомневается, что Тому достаточно лишь приказать, подобно тому, как сам центурион приказывает своим солдатам, и Его приказание будет исполнено. И, конечно, он доверяет Спасителю ещё и в другом смысле: он верит, что ему не откажут, что, если попросить этого таинственного Чудотворца, Он поможет. И эта полнота доверия открывает центуриону Царство. Ему, язычнику, не имеющему отношения к народу Божиему, человеку, который, скорее всего, ничего не знает ни о Мессии, ни о Царстве, вовсе не думающему о Торе и, вероятно, даже о Боге имеющему понятия довольно неопределённые. Но всё это отходит на второй план перед тем доверием, которое связывает его с Иисусом. А дальше всё происходит, можно сказать, вполне естественно, по крайней мере, естественно для Царства, которое не знает расстояний в нашем смысле слова. Желание центуриона видеть своего слугу здоровым приобщает к Царству и его тоже. И дыхание Царства его исцеляет. Доверие одного соединяет между собой двоих: Иисуса и больного, нуждающегося в исцелении. Такое, конечно, возможно только в Царстве. А Царство открыто для каждого, кто готов принять его. Даже если ищущий не очень хорошо представляет себе, чего ищет и как это выглядит.

Рассказ евангелиста Матфея об исцелении слуги сотника хорошо прочитать параллельно с первой главой книги Бытия, первой главой Евангелия от Иоанна и некоторыми Псалмами. В них говорится о творении, совершаемом волей и словом Божиими. «Ибо Он сказал, — и сделалось; Он повелел, — и явилось», говорит Пс. 32:9. Именно так совершается исцеление слуги сотника и именно такого явления воли Христа ожидает от него сотник.

Поразительно, что он даже не говорит Господу Иисусу «приди и исцели». В духе лучших людей Ветхого завета, он просто предъявляет Иисусу сам факт болезни своего слуги, и все. Поэтому, когда Господь говорит сотнику «Я приду и исцелю его», сотник переживает нечто, подобное чувствам апостола Петра при чудесном лове рыбы в Галилейском море. Петр испытал страх и смущение, говоря «выйди от меня, Господи, ибо я человек грешный». И сотник тоже, увидев глаза Иисуса, в смущении и почтении говорит «Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой».

Слова сотника «но скажи только слово, и выздоровеет слуга мой» тоже в известной степени сопоставимы со словами апостола Петра «Ты — Христос, Сын Бога Живого», потому что в них сотник вкладывает свое исповедание. Он видит в Иисусе того, кто повелевает и словом творит мир. Именно это исповедание Господь одобряет, говоря «и в Израиле не нашел Я такой веры».

Вот почему свт. Иоанн Златоуст обращается к словам сотника в одной из предпричастных молитв, а у многих христиан они непосредственно стали молитвой перед причастием: «Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой, но скажи только слово, и исцелится душа моя».

Сегодняшний отрывок среди прочего примечателен еще и тем, что это единственное событие в Евангелиях, где говорится, что «Иисус удивился» силе веры человека. Ну действительно, чем можно удивить Бога? Разве что, как в Назарете, когда Он удивлялся неверию. Он знает все наши мысли наперед, Ему известен каждый наш шаг (см. Пс. 138). И при этом просьба сотника удивляет Его. Чем же так необычны слова этого вояки? Что он такого сказал, что Христос ставит его в пример Своим ученикам и всему народу Божьему, предостерегая их от опасности быть изверженными во тьму внешнюю (см. Мф. 8:12)?

Этот человек очень четко, как свойственно людям его склада ума, видит свое место по отношению ко Христу — мало того, что он язычник, так он еще и служит в оккупационных войсках. И все же он с дерзновением приходит к Иисусу и просто и прямо объясняет, чего хочет и что понимает, что по-нормальному ему этого никак не получить. Но благодаря его смирению перед обстоятельствами ему становится открыто то, чего, возможно, совсем не видят окружающие. Сотник, чувствуя, что перед ним не просто человек, понимает, что Христу вовсе необязательно придти к больному и коснуться его в физическом смысле этого слова. Возможно, что Господь исцелял людей так потому, что так легче принять исцеление им самим. А вера сотника дает ему увидеть, что Христос — Сын Божий — может действовать вне пространства и времени и что одной Его мысли и одного Его взгляда достаточно для спасения и исцеления. И глубина прозрения этого человека оказалась способной удивить Бога…

Иногда бывает, идешь в церковь и думаешь, вот иду я в дом Божий, а достоин ли я войти в него? И вспоминаешь опыт Марии Египетской… Но здесь нечто большее Сам Бог хочет прийти в дом, а человек говорит я недостоин, чтобы Ты вошел в мой дом. Здесь нечто гораздо большее. Отказать себе в общении с Богом, кто из нас способен на это? Кто способен, чувствуя непреодолимое желание пойти на литургию, при всей возможности это сделать, кто способен не позволить себе этого?! Кажется, нелепо, просто дико. Но именно этот подвиг совершает сотник. Подвиг величайшей аскезы души и ума. Мы привыкли, что аскеза у нас, как правило, заключается в телесном воздержании, но гораздо труднее воздержание душевное, и еще более, духовное. Но как раз эта аскеза самая важная. Не желать экстаза, откровения, лично к тебе обращенного слова Бога, это безумно тяжело, особенно если такой опыт уже есть. Но без этого невозможно узнать смирение, без этого невозможно переносить духовную сухость, если не делать этого, очень скоро может произойти страшнейший срыв, который вполне может привести к потере веры. Этот подвиг заключается в том, чтобы сказать Богу: Ты меня ведешь, Ты хранишь меня от зла, но Тебе нет нужды при этом входить в мелкие детали моей жизни, даже вдали от моей конкретной ситуации Ты всегда можешь мне помочь, я не буду затруднять Твое внимание житейскими мелочами и вообще не слишком буду навязывать Тебе общение с собой, Тебе ведь нет нужды вникать во все это (как Он исцелил не входя в дом сотника), чтобы помочь, когда вдруг без Тебя никак. И может быть тогда наша молитва станет пусть менее многословной, но более сильной, яркой и широкой.

Как часто мы ждем от Бога яркого, переворачивающего нашу жизнь чуда в ответ на наши молитвы. Мы ждем от чуда для себя внутреннего обновления, подтверждения нашей веры, иногда мы надеемся, что действие Божественной благодати произведет должное впечатление на неверующих, по нашему мнению, людей. В сущности, это не так уж плохо, это своего рода начальный этап, который уже говорит о наличии в нас доверия.

Но мы видим, как сотник сознательно отказывается от возможности видеть то, как произойдет исцеление его слуги, он не сомневается, что оно произойдет. Самое важное для него - собственно жизнь слуги, человека, за которого он отвечает. И Господь ждет от нас большего - доверия и смирения сотника, который не ищет от чуда сильного впечатления. Он хочет видеть в нас веру, в центре которой - любовь к человеку, к каждому, кто так или иначе от нас зависит.

Как странно мы, вероятно, выглядели бы, если бы пришли со сломанной рукой к врачу, прося его о помощи, но не давая ему к ней прикоснуться. То же самое можно сказать о нашей молитве с просьбой о помощи, но без веры…

В ответ на просьбу сотника Иисус не ответил что-то вроде «да будет тебе то, о чем просишь» или «выздоровел твой слуга, иди». Он говорит: «Иди, и, как ты веровал, да будет тебе» (Мф. 5:13). Тем самым Он говорит нам о главном: недостаточно просто просить, необходима вера. Именно вера наполняет просьбу «силой», делает ее настоящей, наполненной. Ведь если просить у кого-то помощи, не веря в то, что ее могут оказать, то ее вряд ли окажут. Кроме того, если мы не верим в то, что Господь может нам помочь, мы как бы закрываем Ему дорогу, т.е. просто не даем Ему возможности оказать эту самую помощь. Именно поэтому Христос сказал: «Имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет. Потому говорю вам: все, чего ни будете просить в молитве, верьте, что получите, — и будет вам» (Мк. 11:23-24).

«И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные - гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» Когда читаешь эти слова сегодняшнего евангельского чтения пронизывает удивительная нежность к нашему Господу, ни с чем не сравнимая жалость и желание дать Ему свой кров… Но ведь это невозможно, Он жил тогда и там, а мы здесь и теперь. Но вот в чем Божественная сущность Иисуса, что отличает Его от человека, именно здесь и теперь мы можем дать Ему кров – свое сердце. Пусть сердце каждого станет тем местом, где Господь приклонит голову. Давайте молиться так, чтобы Господь приходил к нам не на труд, а на отдых, пусть Он находит в нашем сердце отдохновение и покой, ибо Он очень устал.

Интересно: кого всё-таки Иисус называет «сынами Царства»? В традиционном семитском (что ивритском, что арамейском) словоупотреблении оно обозначает тех, кто принадлежит Царству. В таком случае, судя по контексту высказывания, приходится думать, что Иисус говорит о своих соплеменниках, о евреях, о народе Божием. То, что сама по себе принадлежность к еврейскому народу ещё не гарантирует спасения и обретения Царства, понятно: это лишь хороший фундамент, на котором можно строить своё спасение. Но ведь по смыслу слов Спасителя получается, что Он говорит о тех, кто принадлежит к еврейскому народу, как об имеющих Царство, но могущих при определённых условиях его потерять! Что же Он имеет в виду? И о каком Царстве вообще могла идти речь до Его прихода в мир? Возможно, ответом на этот вопрос могла бы стать сама история союза-завета, история отношений Бога со Своим народом. Ведь история эта с самого начала предполагала не только начало, но и конец, завершение, а значит, и Царство. Судьба каждого, кто принадлежит к народу Божию, должна, по замыслу Творца, завершиться в Царстве. Вся история союза-завета имеет смысл только в этом контексте. А Царство охватывает не только наше настоящее, но также наше прошлое и наше будущее, оно включает в себя всю полноту времён и всё существующее время. Для Царства, по-видимому, вообще не существует прошлого, настоящего и будущего в нашем понимании, для него реально лишь то, что является его частью, и весь мир с точки зрения Царства делится на то, что принадлежит Царству, и на то, что ему не принадлежит. А время нашего мира тут не играет особой роли, так, что если кто-то или что-то имеет отношение к Царству, хотя бы потенциально, то, с точки зрения тех, кто пребывает в Царстве, этот кто-то или это что-то тоже ему принадлежит. А наш непреображённый мир начинает осознавать их принадлежность Царству лишь тогда, когда Царство откроется ему в необходимой для такого понимания полноте. Неудивительно, что Иисус, глядя на ситуацию именно из Царства, видит принадлежность к Царству всего народа Божия в целом и каждого его члена в отдельности. Но, с другой стороны, история этого народа разворачивается и в нашем непреображённом мире тоже, она, в сущности, и есть (или, по крайней мере, должна была бы быть) историей его преображения, и, пока этот процесс ещё не завершён, не завершён и путь в Царство. А значит, остаётся ещё возможность свернуть с этого пути. И не войти туда, куда он вёл.

Сегодняшнее чтение целиком посвящено теме совершённых Иисусом исцелений: тут и исцеление прокажённого (ст. 2 – 4), и исцеление слуги сотника (ст. 5 – 13), и исцеление тёщи Петра (ст. 14 – 15), и исцеление ещё множества бесноватых, чьих имён евангелист не упоминает (ст. 16). Вообще, нельзя не отметить, как много места евангелисты уделяют исцелениям, совершённым Иисусом. Само по себе это неудивительно: ведь в избавлении народа Божия от болезней и смерти великие пророки Израиля видели признак наступления мессианского Царства. И евангелисты не устают снова и снова описывать проявления этого Царства там, где появляется Иисус. Но одного лишь Его появления оказывается недостаточно. Для того, чтобы исцелиться, мало просто оказаться в одном физическом пространстве с Иисусом, надо ещё оказаться в одном с Ним духовном измерении. А для этого нужно лишь одно: доверие. Даже факт принадлежности (или непринадлежности) к народу Божию не принципиален: если у римского центуриона (сотника) веры оказывается больше, чем у иных из тех, кто считает себя избранными (ст. 10 – 12), то он и получает по вере (ст. 13), и ему вовсе не требуется для этого принимать иудаизм и присоединяться к народу Божию формально. Христианство не религия, а жизнь в Царстве, и жизнь эта не ограничена никакими религиозными рамками, даже рамками религии народа Божия. Но для тех, кто принадлежит к народу Божию и для кого эти рамки важны, для тех они остаются незыблемыми, и прокажённому Иисус велит пойти в Храм и совершить всё, что полагалось совершить правоверному иудею после исцеления от проказы. А Иисус может действовать и внутри этих рамок, они не тесны для Него, если у тех, кто пребывает внутри, есть доверие к Нему. Здесь снова проявляется фундаментальная особенность духовной жизни: в этой жизни важна не религиозность, а живые отношения с живым Богом. И если у человека есть доверие ко Христу, то Царство для него открыто. Независимо от религиозной принадлежности.

В Евангелии мы можем найти множество рассказов о чудесных исцелениях и изгнании бесов из разных людей. Эти чудеса обычно называются «знаками», «знамениями», то есть служат для того, чтобы нечто показать. Например, в сегодняшних рассказах чудеса должны проиллюстрировать исполнение пророчества Исаии о приходе Мессии, Который должен был «взять на Себя немощи и болезни». Для первых читателей Евангелия, знавших эти пророчества наизусть, намек был совершенно ясен — эти исцеления суть только начало дела спасения мира, которое Христос совершает в истории Своим добровольным страданием (Ис 53). Таким образом, контекст этого пророчества (и ссылки на него у Матфея) выводит нас за пределы конкретного чуда (которое, в общем-то, имеет к нам самим мало отношения) и вводит в историю спасения мира, где оказываются все события, в которых пророчество исполнилось и в нашей жизни, когда Христос спас нашу жизнь, исцелил наш недуг, победил зло вокруг или внутри нас.

Евангелист Матфей очень последовательно ведет свой рассказ. Сообщив нам в 4-й главе, в чем заключалось общественное служение Иисуса (помните? проповедь Евангелия Царства, исцеление и построение Церкви), он в главах 5-7 приводит пример проповеди, а теперь рассказывает об исцелениях и других чудесах. Чудес было много, и Матфей отбирает в свой рассказ те из них, которые представляются ему наиболее показательными и важными для иудейского читателя. В исцелении прокаженного такими существенными моментами оказываются прикосновение Иисуса к больному (к прокаженному нельзя прикасаться!) и повеление показать себя священнику и принести жертвоприношение. Иисус не пренебрегает законом Моисеевым, но превосходит его милосердием. В случае с сотником, Иисус общается с язычником (с язычниками нельзя сообщаться!), но, собственно, чем язычник отличается от иудея? Верой. И Господь показывает, что живая вера сотника сильнее традиционной и книжной веры Израиля. Мы видим, что чудеса Им совершаются не просто так, а в продолжение Его проповеди, а ап. Матфей, по своему обыкновению, приводит ветхозаветное обоснование такого служения Иисуса отрывком из знаменитой 53-й главы Исаии.

Исцеляя прокажённого, Христос прикоснулся к нему. Он мог исцелить его и не прикасаясь, как не раз исцелял многих других, но именно больному проказой Он дал ощутить прикосновение Своих рук.

Такое прикосновение было невозможно согласно нормам поведения тогдашнего общества, ведь оно оскверняло и делало прикоснувшегося изгоем. Поэтому прикосновение Христа помимо исцеления недуга означало прорыв стени одиночества и отверженности, возвращало исцеляемого в мир людей, давало ему равноправие. И одновременно это было свидетельством Христа о Себе как о Том, Кто не может быть осквернён, но Сам очищает от скверны и при этом готов войти к самым отверженным. Правда, в тот момент для окружающих это оставалось закрытым.

Исцеление же слуги римского сотника пробило брешь в другой стене — между иудеями и язычниками. Можно представить, как непривычно было слышать ученикам слова Христа о том, что в Израиле не нашлось такой веры, как у римлянина.

Но не к одним дишь древним иудеям обращены слова о том, что многие придут с востока и запада. Это сказано для всех, кто хотел бы превратить Истину в национальный атрибут и считает допустимым хвастаться и превозноситься древним духовным наследием как славой предков...