Мысли вслух на Лк 13:18-35

Царство Божье, присутствие Христа в нашей жизни часто представляется чем-то большим и светлым, чего нельзя не заметить. Но в притче о горчичном зерне Господь Иисус дает нам совершенно другой образ. Семя горчичного дерева едва можно разглядеть невооруженным глазом. Оно так мало, что незаметно для постороннего человека, а часто и для самого владельца. То есть, Царство уже дано нам как бы в потенции, в виде крохотного семечка. Оно не похоже на большое дерево, на ощутимое присутствие, которого мы так жаждем. И все же, как генетически семя и дерево — один и тот же организм, так и маленькая частица Царства, которая есть у каждого из нас и которая должна расти, есть то же Царство, которое явилось в полноте в личности Иисуса.

Сегодняшнее чтение продолжает тему Царства, но уже в несколько ином, эсхатологическом его аспекте. Эсхатологию нередко смешивают с апокалиптикой; между тем, это не одно и то же. Эсхатология — разрыв времени и разрыв истории, сквозь который видно Царство; апокалиптика — историософия, в рамках которой история рассматривается, как процесс движения мира к Царству. Иисус нередко говорит о наступлении Царства как о разрыве времени, когда приходит конец прежнему порядку вещей. И тогда становится ясно, что перед лицом открывающейся в момент разрыва новой реальности прежние оценки и критерии оказываются неадекватными. И в первую очередь это проявляется в смене приоритетов: если прежде определяющую роль играла внешняя близость, то теперь — духовные отношения.

Говоря о внешней близости, надо, конечно, иметь в виду не только близость территориальную или географическую. Здесь подразумевается также близость национальная, религиозная и любая другая, так или иначе определяемая структурой и законами непреображённого мира (ст. 25–28). А духовная близость, напротив, становится определяющей (ст. 29–30). Потому-то и оказывается путь в Царство узким путём (ст. 23–24): он начинается в мире ещё не преображённом, в мире, живущем по законам, весьма далёким от законов Царства, но для того, чтобы войти в Царство, по законам Царства нужно начинать жить уже сейчас.

Это не прихоть и не проверка на верность, просто идти по пути в Царство можно лишь в том случае, если живёшь по его законам. Ведь само Царство в нашем, ещё не до конца преображённом мире зависит от тех, кто его ищет. Не случайно Иисус обращает внимание Своих слушателей на то, что Царство оказывается вначале совершенно незаметным в отвергающем его мире, а видимым оно становится лишь в конце, когда мир преображается (ст. 18–21). Царство находит лишь тот, кто несёт его в себе, а такому нельзя жить по законам мира, лежащего во зле. Потому-то и оказывается узким путь, ведущий в Царство. Но в конце его — полнота жизни, ожидающая каждого, кто пройдёт этим путём до конца.

Говоря о Царстве, Иисус часто упоминает о его незаметности. О том, что вначале появления Царства в мире можно и не увидеть вовсе, если не присматриваться. Примерно так же, как легко не заметить брошенной в тесто закваски или упавшего в землю семени. Зато результат оказывается очевиден для каждого. Такой взгляд на Царство существенно отличался от народных о нём представлений. В те времена ведь все религиозные и благочестивые люди были уверены, что Царство для них. Что они имеют на него полное право и совершенно готовы войти в него и стать его жителями. И делать им уже ничего особенного не надо: достаточно лишь дождаться, когда Царство настанет.

Иисус между тем говорит о другом. Царство не войдёт в мир сразу, и в готовом виде его не получишь. Оно входит в мир постепенно, вначале незаметно, не извне, а изнутри, так же изнутри воздействуя на этот мир и его преображая. Тут процесс, и процесс длительный. Но еще важнее другое: в процессе этом участвует и человек, ищущий Царства. Царство входит в мир и через него тоже. С его непосредственным участием. Рождаясь одновременно и в мире, и в сердцах ищущих.

В этом собственно и заключается смысл христианской жизни. Не участвующие в процессе вхождения Царства в мир остаются вне Царства. Даже в том случае, если всё происходило у них на глазах и если внешним образом они могли считать себя и свидетелями, и непосредственными участниками событий. Тот факт, что Спаситель ходил по улицам города, ещё не является спасительным для его жителей сам по себе. Оно и понятно: Царство ведь реальность не физическая собственно, а духовная.

Это не значит, что оно никак не взаимодействует с физической природой. Но войти в него физически, так, как перемещаются в физическом пространстве, — невозможно. Можно быть физически рядом с ним, так сказать, на его территории — и пройти сквозь Царство, вовсе его не заметив. И оказаться не при чём. Попасть в Царство можно лишь в одном случае: если сам несёшь его дыхание в собственном сердце. Тогда дверь открыта. Но открыть её может лишь Сам Царь. Ключ в любом случае у Него. И без встречи с Ним не обойтись. А уж изменит ли эта встреча жизнь человека или нет — зависит лишь от самого человека. От его сердца.

Сегодня мы читаем замечательные слова Христа о Царстве Небесном. В первой части сегодняшнего отрывка Господь обращается к иудеям в синагоге. Он исцелил согбенную женщину и сказал: «сию дочь Авраама, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить в день субботний?». Евангелист Лука сообщает, что все противящиеся Ему устыдились, а весь народ радовался о славных делах Его. И в этот момент Господь говорит, что Царство Небесное подобно горчичному зерну. Он говорит о малом опыте сострадания, который увеличивается, «разрастается» и проникает в нашу жизнь. Он говорит об опыте истины, опыте подлинных ценностей, когда ты придаешь значение не внешним формальным вещам, а тому, что значимо в глазах Бога. Это малое зерно Царства — опыт того, что, как сострадание, не тускнеет от времени и не меняется вместе с сиюминутными историческими обстоятельствами. Этот опыт незаметен и поэтому трудно основывать свою жизнь именно на нем. Но это, в сущности, опыт вечности, опыт Божьей жизни, который Бог дарит нам.

Позже, когда Господь направляется в Иерусалим, некто спрашивает Его, неужели только немногим избранным дано в этой жизни узнать этот вкус вечности, встретить Бога в глубине сердца. И на это Господь отвечает: боритесь, чтобы войти через узкую дверь. Перспектива войти в Царство зависит, судя по этим Его словам, не от того, попал ли ты в число предназначенных к этому, получил ли ты, так сказать, «входной билет». Важно, хочешь ли ты войти туда и усиливаешься ли сделать это. Но Господь не дает нам возможности подумать, что Он имеет в виду какие-то усилия, направленные на самого себя: аскетические экзерсисы или исполнение ритуалов. «Мы ели и пили пред Тобою и Ты учил нас» — это слова об основных составляющих религиозной жизни иудеев, жертвенных трапезах и раввинистических учениях. «Отойдите от Меня, делатели неправды» — буквально «делатели несправедливости, обидчики». Вот кого отгоняет Господь: тех, кто несправедлив и немилосерден, кто обижает других. Следовательно усилие, к которому призывает Он — усилие милосердия и сострадания к людям.

В первой части сегодняшнего отрывка Господь обращается к иудеям в синагоге. Он исцелил согбенную женщину и сказал: «Сию дочь Авраама, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить в день субботний?». Евангелист Лука сообщает, что все противящиеся Ему устыдились, а весь народ радовался о славных делах Его. И в этот момент Господь говорит, что Царство Небесное подобно горчичному зерну. Он говорит о малом опыте сострадания, который увеличивается, «разрастается» и проникает в нашу жизнь. Он говорит об опыте истины, опыте подлинных ценностей, когда ты придаешь значение не внешним формальным вещам, а тому, что значимо в глазах Бога. Это малое зерно Царства — опыт того, что, как сострадание, не тускнеет от времени и не меняется вместе с сиюминутными историческими обстоятельствами. Этот опыт незаметен и поэтому трудно основывать свою жизнь именно на нем. Но это, в сущности, опыт вечности, опыт Божьей жизни, который Бог дарит нам.

Позже, когда Господь направляется в Иерусалим, некто спрашивает Его, неужели только немногим избранным дано в этой жизни узнать этот вкус вечности, встретить Бога в глубине сердца. И на это Господь отвечает: боритесь, чтобы войти через узкую дверь. Перспектива войти в Царство зависит, судя по этим Его словам, не от того, попал ли ты в число предназначенных к этому, получил ли ты, так сказать, «входной билет». Важно, хочешь ли ты войти туда и усиливаешься ли сделать это. Но Господь не дает нам возможности подумать, что Он имеет в виду какие-то усилия, направленные на самого себя: аскетические экзерсисы или исполнение ритуалов. «Мы ели и пили пред Тобою и Ты учил нас», — это слова об основных составляющих религиозной жизни иудеев, жертвенных трапезах и раввинистических учениях. «Отойдите от Меня, делатели неправды», — буквально «делатели несправедливости, обидчики». Вот кого отгоняет Господь: тех, кто несправедлив и немилосерден, кто обижает других. Следовательно, усилие, к которому призывает Он — усилие милосердия и сострадания к людям.

Говоря о Царстве, Иисус нередко прибегает к сравнениям, предполагающим постепенное, незаметное его воздействие на наш преображающийся мир, которое шаг за шагом меняет его в нужном направлении. На первый взгляд может показаться, что налицо концепция своеобразного духовного прогрессизма: постепенное, незаметное духовное совершенствование отдельных людей и общества в целом в конечном счёте приводит к нужному результату. Но на самом деле всё оказывается не так просто.

Если бы мир не был испорчен тем грехом, который проник в него после грехопадения, быть может, постепенный духовный прогресс и был бы возможен. Но в своём наличном состоянии мир не может просто воспринимать идущие от Царства духовные воздействия: он неизбежно будет им противодействовать. И потому каждый, выбирающий Царство, оказывается в противостоянии с миром: не случайно Иисус говорит о «тесных вратах».

Как же в таких условиях возможно преображение, тем более постепенное? Оно, очевидно, возможно лишь при участии тех людей, которые уже сейчас, не ожидая завершения процесса, приобщаются к Царству с тем, чтобы жить его жизнью. Собственно, именно это и есть христианство: жить жизнью того Царства, которое принёс в мир Христос, а значит, жить одной жизнью с Ним: ведь Он несёт всю полноту Царства в Себе Самом. Конечно, жить жизнью Царства возможно не благодаря падшему миру, а вопреки ему.

Но именно и только так можно обеспечить присутствие Царства с его преображающим дыханием в нашем мире: его носителями являются его обитатели, которые, неся жизнь Царства в себе, подобно Самому Спасителю, привносят её в преображающийся, но ещё не преображённый мир, привносят вопреки силам того зла, которое, очевидно, будет сопротивляться наступлению Царства до конца. А в конце, в день возвращения Спасителя и окончательного торжества Царства, его обитатели, бывшие его свидетелями в преображающемся мире, разделят это торжество с Победителем, за Которым они шли и путь Которого разделили.

Говоря о Царстве, Иисус нередко прибегает к сравнениям, предполагающим постепенное, незаметное его воздействие на наш преображающийся мир, которое шаг за шагом меняет его в нужном направлении. На первый взгляд может показаться, что налицо концепция своеобразного духовного прогрессизма: постепенное, незаметное духовное совершенствование отдельных людей и общества в целом в конечном счёте приводит к нужному результату. Но на самом деле всё оказывается не так просто.

Если бы мир не был испорчен тем грехом, который проник в него после грехопадения, быть может, постепенный духовный прогресс и был бы возможен. Но в своём наличном состоянии мир не может просто воспринимать идущие от Царства духовные воздействия: он неизбежно будет им противодействовать. И потому каждый, выбирающий Царство, оказывается в противостоянии с миром: не случайно Иисус говорит о «тесных вратах».

Как же в таких условиях возможно преображение, тем более постепенное? Оно, очевидно, возможно лишь при участии тех людей, которые уже сейчас, не ожидая завершения процесса, приобщаются к Царству с тем, чтобы жить его жизнью. Собственно, именно это и есть христианство: жить жизнью того Царства, которое принёс в мир Христос, а значит, жить одной жизнью с Ним: ведь Он несёт всю полноту Царства в Себе Самом. Конечно, жить жизнью Царства возможно не благодаря падшему миру, а вопреки ему.

Но именно и только так можно обеспечить присутствие Царства с его преображающим дыханием в нашем мире: его носителями являются его обитатели, которые, неся жизнь Царства в себе, подобно Самому Спасителю, привносят её в преображающийся, но ещё не преображённый мир, привносят вопреки силам того зла, которое, очевидно, будет сопротивляться наступлению Царства до конца. А в конце, в день возвращения Спасителя и окончательного торжества Царства, его обитатели, бывшие его свидетелями в преображающемся мире, разделят это торжество с Победителем, за Которым они шли и путь Которого разделили.

Мы часто путаем то, что зависит от нас, что является областью нашей свободы, с тем, что зависит только от Бога. Мы не знаем, когда в наше тесто Бог положит закаску Царства, но мы можем замесить тесто. Мы не можем торопить тесто, чтобы оно быстрее всходило. Но мы можем следить за тем, чтобы на него не садились мухи.

Мы не можем сами решить, когда в нас начнет расти Царство Божие. Мы не знаем, когда Бог засеет в нас это семя. Но от нас зависит приготовление почвы в саду. Мы не можем сделать это сами, но Бог не будет входить в наш сад без разрешения, Он стоит у двери и ждет, когда мы Ему откроем. Мы должны, с Божьей помощью, прополоть сад, чтобы семя Царствия Божьего не было с самого начала погублено сорняками. Мы должны следить, чтобы в саду не поселялись паразиты. Но мы не отвечаем за само семя, за то, с какой скоростью будет расти дерево. Мы, скорее всего, не будем видеть его роста.

Говоря о Царстве, Иисус нередко сравнивает его с чем-то таким, что вначале кажется совершенно мелким и почти незаметным, но в конце концов оказывается для всех очевидным вследствие как раз своих размеров. Спаситель вообще часто говорит о Царстве как о зерне, которому нужно время, чтобы прорасти — а когда оно прорастает, ему уже невозможно скрыться, так же, как невозможно бывает не заметить того, что выросло. Речь тут идёт об антиномичности Царства. С одной стороны, оно приходит в наш падший мир извне, как семя, которое сеятель бросает в землю. Семя не рождается в земле и не порождается ею, и Царство тоже не формируется внутри нашего падшего мира как его органическая часть, оно приходит извне.

Однако, попав в землю, семя прорастает не сразу и сообразно тем законам, которые определены в том числе и природой почвы, на которую семя упало. Раз попав в землю, семя начинает жить и развиваться сообразно законам этой земли. При этом, однако, сама его природа всё равно не сводима к одной земле: семя гораздо большее той почвы, которое его питает, потенциал его намного превосходит потенциал даже самой плодородной почвы, какая только может существовать на земле. Семя использует потенциал той почвы, в которую попадает, но, используя его, оно полностью меняет качество того, что использует. Это новое качество и реализуется в том растении, которое развивается из семени.

Не будь семени, никакая почва сама по себе такого качества бы не обрела — в ней ведь нет и не может быть той жизни, какая есть в семени, жизни, которая реализуется благодаря возможностям почвы, но которой в почве как таковой нет. Так и семена Царства, его сила и его дыхание, попав в наш падший мир, прорастают в нём, преображая его и обновляя. Как и в случае с прорастающим семенем, изменения бывают заметны не сразу, но когда процесс доходит до известной стадии, не заметить их бывает уже почти невозможно.

Конечно, при желании человек может не обращать внимания даже не большое ветвистое дерево, отворачиваясь от него и делая вид, будто его не существует, но тут уже именно нежелание видеть, а не незаметность объекта. При этом Царство не становится падшим миром, не растворяется в нём, оно лишь использует для собственного в нём роста и укоренения то, что можно использовать, трансформируя это соответствующим образом. Неудивительно, что в конце времён мир оказывается преображён полностью, теряя лишь то, что преобразиться не может в силу особенностей собственного состояния. Так действует Бог, желающий спасти в мире всё и всех, кого и что в нём можно спасти.

До прихода Христа большинство верующих евреев ожидало, что Царство наступит сразу же в день прихода Мессии, что оно станет видимо всем и каждому так, что никто уже не сможет усомниться в его реальности. Иисус же говорит иначе: Он сравнивает Царство с закваской, присутствие которой вначале незаметно, а действие требует времени. Он говорит об истории Царства, которое с Ним уже вошло в мир, но ещё не раскрылось в нём до конца, так, что в начале его истории его вполне можно и не заметить вовсе, как будто с приходом Спасителя ничего не изменилось.

Многим, наверное, Его слова казались странными и непонятными: почему, если Он Сам уже принёс всю полноту Царства в мир, нужно было ещё какое-то время на то, чтобы полнота этого Царства раскрылась? Почему бы не явить её всю в самый день Его прихода? Если бы Царство, которое принёс в мир Христос, было бы таким, каким ожидало его увидеть большинство верующих, всё действительно могло бы произойти именно так.

Ведь большинство ожидавших Мессии и Царства ожидали чего-то вполне земного, пусть и построенного иначе, чем языческие государства, но существующего по тем же земным законам, по которым существуют все человеческие общества. Законы мессианского Царства должны были соответствовать Торе, Сам Мессия должен был, в отличие от правителей-язычников, быть праведным Царём, но в остальном никто ничего особенного от Царства не ждал, если, конечно, не считать чудес, которые, как ожидало большинство верующих, прольются на Мессию и на Его Царство обильным потоком.

Такое Царство действительно могло бы появиться если не в одночасье, то достаточно быстро, на протяжении жизни одного поколения. Иисус же говорил о другом Царстве, которое должно было охватить весь мир, предварительно его преобразив так, чтобы он получил возможность жить по иным законам. На это преображение нужно время, потому и Царство имеет в нашем преображающемся мире свою историю, о которой говорит Спаситель, сравнивая Царство с закваской.

Возможно ли было мгновенное преображение всего творения в день прихода Христа? Наверное, да: ведь для Бога ничего невозможного нет. Но шансы войти в Царство тогда были бы лишь у очень немногих избранных. Бог же хочет спасти, по возможности, каждого, а значит, и шанс должен быть предоставлен каждому из тех, кому суждено родиться на земле. На это и нужно время, о котором говорит Спаситель. Время, которое в такой ситуации становится практическим проявлением Божьей любви к каждому из нас.

Узкие врата становятся очень конкретными, когда с большими сумками входишь в метро. Турникет надо пройти быстро, а тут на тебе висит чемодан, две сумки и пара цветочных горшков, завернутых в газету. Все это очень тяжело, но очень не хочется оставлять и очень хочется пройти. Но не получается, потому что одно цепляется за другое, все тормозит, пытается вырваться и не пустить тебя туда, куда очень надо попасть. Видимо, так и с Царством Небесным: очень хочется туда попасть, но для этого приходится отказаться от всего, что не есть ты сам.

Господь Иисус Христос произнес эти слова в ответ на недоуменный вопрос неизвестного нам человека о числе спасающихся. Насколько можно судить, логика разговора, из которого евангелист Лука записал лишь слова Христа, такова. Господь не раз говорит о том, что спасение зависит от помыслов и поступков человека, от состояния его сердца, от его отношения к Богу. Он призывает к покаянию и к исправлению жизни, — очевидно, что в отсутствии всего этого спасение невозможно. Многие (хотя и не все) иудеи того времени полагали, что с приходом Мессии спасение автоматически будет дано всем «полноценным» участникам Ветхого завета. Отчасти такой взгляд определялся слишком примитивным пониманием слов пророков, отчасти был наследием формальной религиозности послепленной эпохи. Так или иначе, мысль о том, что спасение от греха и смерти будет дано не всем и не автоматически, у многих вызывала недоумение, а то и бурный протест. Именно в этом контексте, по-видимому, и звучит заданный Христу вопрос: «Неужели мало спасающихся?».

«Ведь если спасающихся и в самом деле мало, если не все иудеи автоматически попадают в их число, то я могу и не попасть!» — вот каков, вероятно, эмоциональный подтекст вопроса. Надо сказать, что «причисление» к спасающимся целыми категориями независимо от личного духовного облика — очень распространенная вещь, присущая отнюдь не только иудейскому, но вообще человеческому мышлению. Отвечая на это, Господь Иисус Христос переводит разговор в совершенно иную плоскость. Он не предлагает новых критериев отбора тех, кто будет или не будет спасен. Господь обращается лично к вопрошающему, говоря, что спасение зависит от воли и усилий каждого конкретного человека. Путь спасения нужно искать, и вход в Царство — тесные врата, пройти которыми можно только прилагая усилия.«Боритесь», - говорит греческий текст Евангелия; «подвизайтесь» (от слова «подвиг»), — блестяще переводит этот глагол Синодальный текст. Дело, таким образом, не в том, сколь тесны врата, а в том, каковы воля и усилия самого человека.

Говоря о Царстве, Спаситель, несомненно, имеет в виду то Царство, которое принёс в мир Он Сам, а не то, которое обычно воображали себе слушающие Его люди. Его слушатели, как правило, представляли себе сильное земное государство, живущее по законам Торы и пользующееся поэтому Божьим покровительством, во главе с праведным Царём, Которому Богом дана особая власть над миром и над людьми.

Такое царство, конечно, тоже может быть открыто не одним евреям, но все остальные во всяком случае должны будут стать яхвистами и принять иудаизм, чтобы воспользоваться тем, что принесёт в мир Мессия. А Иисус между тем ведёт речь о другом: о Царстве как о духовной реальности, которое существует независимо ни от каких земных структур и институтов, государственных или общественных. Это Царство входит в мир через Него, и открывают путь туда отношения с Ним и с Его небесным Отцом. Подлинное Христово Царство — это пространство отношений, и прежде всего отношений, связывающих Христа с Отцом.

А в пространство их отношений может войти каждый, независимо от языка, национальности, культурной или религиозной традиции. Христианство — не религия и даже не духовная практика, а жизнь в Царстве, а значит, в пространстве отношений Отца и Сына. И здесь вопрос о том, кто первый, а кто последний, не так прост. В сущности, тут он вообще не имеет смысла: ведь в Царстве полноту жизни, которую может вместить, обретает каждый. А вот кто приобщится этой полноты раньше — вопрос действительно открытый.

Казалось бы, в Иудее в евангельские времена было множество людей, главной целью и смыслом жизни которых было как раз ожидание Мессии и Царства. Но их ожидание стало для них своего рода религией — или, точнее, частью их религиозной жизни, в основе которой лежал, естественно, иудаизм. А религия имеет тенденцию становиться чем-то самоценным и самодовлеющим, нередко заслоняя собой цель, ради которой она возникла и существует.

С другой стороны, в мире было немало людей, ищущих (часто не осознавая этого) именно Царства и его жизни, зачастую не зная, где и у Кого его искать. И если религиозным мессианистам зачастую было очень непросто смириться с Мессией таким, каков Он есть, то искателям Царства, никакой религией не обременённым, прийти к Нему было куда проще и естественней. Оно и неудивительно: ведь Сам Иисус говорит, что богатому в Царство войти трудно. И тут уже неважно, идёт ли речь о богатстве материальном, или культурном, или религиозном.

Проповедь Спасителя постоянно вызывала недовольство сильных мира сего. В начале этой главы Господа спрашивают о жестоком поступке Пилата, и Он не одобряет и не оправдывает его, хотя и призывает не к вооруженному сопротивлению (чего от Него ждали), а к покаянию. Немалое беспокойство Ироду, да и Пилату, доставляло также отношение людей ко Христу. Даже фарисеям, в целом недоброжелательно настроенным к Нему, в какой-то момент приходит мысль «нечаянно» взять Его и сделать царем. Поэтому желание Ирода убить Христа - лишь одно из проявлений отношения ко Христу тех, кому Господь так или иначе мешал. Для нас гораздо важнее то, что Он Сам говорит в этой связи.

На угрозы Ирода Господь приводит на память слушателей некоторые места из Закона и Пророков. Господь говорит, что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима, напоминая о многократном отвержении народом Израильским посланцев Божиих, чье отвержение было прообразом Его отвержения. Как говорил Он пророку Самуилу, «не тебя, а Меня они отвергли, чтобы Я не царствовал над ними». Далее Господь цитирует песнь, воспетую Моисеем после разрушения золотого тельца (Втор. 32), говоря, что много раз Он хотел собрать народ Свой, как птица собирает птенцов своих под крылья. В этой песне Моисей говорит о том, что народ отверг Бога, Который заботился о нем, как птица о птенцах. И далее Господь цитирует пророчества Иеремии и слова псалмов, говорящие о том, что предающие Бога люди оставляются наедине со своим грехом. Таким образом, отвержение и казнь Христа становятся не просто событиями жизни Иисуса и Его современников, но вводятся в исторический контекст трагического разрыва между Богом и людьми. Господь говорит о том, что, убивая Его, люди «дополняют меру беззаконий отцов своих». Для нас важно услышать, с какой нежностью заботится Господь о людях, собирая их в Свое Царство, и помнить, что, принимая отвержение и казнь, Господь завершает победой всю историю спасения человечества.

Слова Спасителя о пророке, который вне Иерусалима не умирает, на первый взгляд кажутся несколько загадочными. Что Он хочет сказать? Констатировать всем достаточно хорошо известный факт того, что биографии всех без исключения пророков была так или иначе связаны с Иерусалимом? То традиционное неприятие пророческой проповеди, которое было свойственно всем временам? Наверное, и это тоже. Но есть и иное: духовный смысл пророческого и мессианского служения. Ведь, в конечном счёте, Иерусалим — место, избранное не людьми, а самим Богом. И всякий служитель Божий (по крайней мере, так было до прихода в мир Мессии) должен был раньше или позже там оказаться.

Оказаться не только потому, что паломничество в Иерусалим, в священный город яхвизма, было мечтой любого верующего яхвиста, но ещё и потому, что духовный смысл пророческого ли, мессианского ли служения не мог быть отделён от места присутствия Божия. Всякий свидетель Божий раньше или позже должен был оказаться рядом с Его алтарём. А дальше должно было произойти одно из двух: его или принимали, принимали именно как свидетеля и служителя Божия, или убивали.

В этом нет ничего удивительного: ведь деятельность любого истинного служителя и свидетеля Божия, достигнув своего духовного апогея, в конечном счёте ставила перед последним выбором не только его самого, но и, (быть может, в первую очередь) народ Божий: свидетеля вместе с его свидетельством нужно было или принимать, или избавляться от него. Путь в Иерусалим, к духовному центру яхвистской общины, становится одновременно и временем, которое даётся народу на осмысление происходящего. А проповедь в Иерусалиме — момент последнего и окончательного выбора, когда откладывать решение дальше уже невозможно.

И, как видно, решение всегда оказывалось не в пользу свидетеля. Неудивительно, что и посланный Богом Мессия проходит тот же путь: ведь свидетельство о Царстве тоже должно было прозвучать именно в Иерусалиме, вновь ставя народ перед выбором. Но есть и существенное различие: прежде отвержение того или иного из свидетелей было лишь этапом, хотя и трагическим, того духовного пути, который теперь завершался, так, что «да» или «нет» на сей раз становилось окончательным, определяя судьбу Израиля вплоть до дня Суда, этого момента последнего выбора, после которого выбирать будет уже нечего.

Образ высочайшей любви Бога к Своему народу, жесткому и погрязшему во грехе, образ высочайшей нежности птицы, собирающей под свои крылья птенцов. Господь не случайно употребляет именно эту метафору. Ибо это ответ, который Он дает на молитвы Псалтири. Вспомним, сколько раз в ней человек представляет Бога как птицу, под крылом которой можно укрыться. «Храни меня, как зеницу ока; в тени крыл Твоих укрой меня» (Пс. 16:8). «Как драгоценна милость Твоя, Боже! Сыны человеческие в тени крыл Твоих покойны» (Пс. 35:8). «Помилуй меня, Боже, помилуй меня, ибо на Тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды» (Пс. 56:2). «Да живу я вечно в жилище Твоем и покоюсь под кровом крыл Твоих» (Пс. 60:5). «Ибо Ты помощь моя, и в тени крыл Твоих я возрадуюсь» (Пс. 62:8). Не так часто бывает, чтобы один образ повторялся так много раз. Это слова каких-то совершенно особых, уникальных отношений с Богом. И Господь принимает их. Но, увы! Одни творят молитвы, другие побивают камнями пророков.

Обращаясь к Иерусалиму, Спаситель обращается вместе с тем и к истории этого города. Он со времён Давида был не только столицей еврейского государства, но и столицей яхвизма. И оставался столицей вплоть до евангельской эпохи, если не считать короткого по историческим меркам перерыва во время Вавилонского плена.

И во все времена снова и снова в этом городе разыгрывалась одна и та же трагедия. Трагедия неприятия тех, кто говорил от лица Божия. Ни одному из великих пророков древности не пришлось стать триумфатором при жизни. Даже Исайя Иерусалимский, имевший влияние на царя Езекию, в конце концов, если судить по земным меркам, проиграл: его влияния оказалось недостаточно для того, чтобы определить политику Езекии, казалось бы, пророку благоволившего. И хотя рассказы о мученической кончине этого пророка во время правления Манассии появляются существенно позже, не исключено, что за ними стоит реальная история: при Манассии гонения на последователей пророков действительно были.

Другим повезло меньше: на них смотрели в лучшем случае как на назойливых чудаков, а в худшем — как на врагов своей страны и своего народа (так было, например, с Иеремией). Конечно, впоследствии, уже после Вавилонского плена, на пророков евреи стали смотреть как на великих людей, их наследие изучалось и систематизировалось (так появились сборники книг ранних и поздних пророков). Но кое-что осталось прежним, и именно это кое-что помешало многим современникам Иисуса увидеть в Нём обещанного Богом Мессию. Речь идёт о недоверии или недостаточном доверии к живому откровению.

Пророкам современники Иисуса верили ведь не столько потому, что их жизнь и духовный опыт позволяли им увидеть глубину пророческого откровения, сколько потому, что в те времена пророки считались уже абсолютными духовными авторитетами, а пророческие книги вошли в канон св. Писания. Они верили не Духу, а традиции. А всё, что в традицию не вписывалось, оказывалось для этих людей не менее подозрительным, чем слова древних пророков для их современников.

Были, конечно, и исключения, но таких было немного. Старая трагедия повторялась снова. Но теперь речь шла уже не о пророке, а о Мессии. О Том, ради Кого Бог вырастил Свой народ и подарил ему историческую жизнь. И отвержение Мессии поэтому неизбежно должно было стать для него исторической катастрофой. А Спаситель, разумеется, хочет для Иерусалима иной судьбы. Но даже Он не в силах изменить выбор, сделанный Его соотечественниками. Ведь каждый сам избирает свой путь. Будь то отдельный человек или целый народ.