Мысли вслух на Гал 1:20-2:5

Все первые церковные общины включали в себя как обратившихся ко Христу евреев, так и недавних язычников. А евреям, как и прежде, трудно было сесть за один стол и преломить хлеб с необрезанными. Можно думать, что тут не всегда речь шла о религиозности в чистом виде. Вполне возможно, что в принципе, теоретически многие из тех евреев, которые настаивали на обрезании, готовы были признать, что обрезание само по себе для христианина непринципиально.

Но именно и только вообще, в принципе. Когда же дело касалось конкретной церковной жизни, те же самые люди вполне могли настаивать на том, чтобы все были обрезаны, просто по обычаю, ради мира в общине, для того, чтобы не смущать новообращённых евреев. Казалось бы, ничего страшного тут нет. Собственно, так бы оно и было, если бы в конце концов обрезанные не начали настаивать на духовной значимости обрезания как такового. А вот с этим апостол уже не мог смириться.

Вообще говоря, Павел не требовал ни от кого никакой религиозности, равно как и не настаивал на обязательном её отсутствии. Сам он был и всегда оставался иудеем, но он прекрасно понимал, что религиозность сама по себе не помогает и не мешает в христианской жизни. Если, конечно, она не становится самоцелью или если ей не приписывается духовная значимость, которой она на самом деле не имеет. Однако в Галатийской церкви, судя по словам Павла, именно это и произошло.

На обрезание тут стали (очевидно, под влиянием местных учителей-евреев) смотреть как на нечто обязательное не только для евреев, но и для принявших Христа недавних язычников. Обрезание начинает переосмысляться как обряд собственно христианский и потому для христиан обязательный, распространяется мнение, что необрезанные не спасутся и в Царство не войдут. И тут апостол, естественно, не мог не вмешаться — не потому, что был принципиальным противникам обрезания (такого трудно ожидать от еврея, который от своего еврейства отказываться отнюдь не собирался), а потому, что любое религиозное обусловливание духовной жизни христианина он считал её искажением или умалением.

Как видно, Павел всё же советовался с другими апостолами по поводу своего служения (ст. 1 – 2). Судя по тому, что вопрос стоял об обрезании, Павел всё же поставил его перед Церковью с тем, чтобы он не вносил в церкви расколов и разделений (ст. 3 – 5). Но для самого Павла это была не столько санкция на проповедь того, что он проповедовал о религии вообще и об обрезании в частности, сколько свидетельство самой Церкви, которое было для него так же непреложно, как и всякое другое свидетельство. Он не ждёт никаких подтверждений духовной подлинности своего служения от людей, хотя бы этими людьми были сами апостолы (ст. 6). Но апостолы, как видно, подтвердили подлинность служения Павла (ст. 7 – 10).

Здесь апостол раскрывает нам очень важный принцип духовной жизни и духовного служения: его уникальность и неповторимость. Потому и оценка чужого служения оказывается делом далеко не простым. Всякое откровение всегда неповторимо и до конца понятно лишь тому, кому предназначено. И для оценки его подлинности нужно уметь увидеть чужое откровение глазами того, кому оно дано, а это дело далеко не простое. Иное дело ситуация, когда человек живёт не своим откровением, а чужими идеями и мнениями, относительно которых ему кажется, будто мнения эти являются его собственными. Тут всё куда однозначнее. Потому и Павел довольно жёстко оценивает попытки галатийских христиан следовать проповедникам, которые опираются не на опыт откровения, а на свои человеческие построения. Нельзя мешать человеку делать дело Божие. Но можно и нужно предостеречь его тогда, когда он пытается заменить дело Божие делами человеческими.

В этой главе апостол Павле рассказывает о Иерусалимском соборе, подробно описанном в книге Деяний. На нем обсуждали, как поступать с язычниками, которые сразу уверовали во Христа и не знали Закона. В честности, нужно им совершать обрезание и выполнять все положения Закона, действительные для иудеев. Свидетельство Павла и Варравы об обращении язычников, их твердость в отстаивании своих взглядов и послушание Церкви, показывают нам, как решались возникающие проблемы у первых христиан. Внимание к чужому мнению, общее обсуждение происходящее и принятие решения, вот основные пути для разрешения спорных вопросов.

Надо сказать, что слова Христа о том, что "истина сделает вас свободными" очень хорошо иллюстрируются этим текстом. Казалось бы, Павел, фарисей и ученик Гамалиила, должен был быть против обращения язычников вообще. И вот он свидетельствует тем, кто не знает Единого Бога. Он должен был бы отстаивать букву Закона, но он настаивает на том, что главное для обращения – это принять Христа распятого и воскрешено, получить Святого Духа. И первым среди двенадцати апостолов, поддержавших его, назван не Петр, как всегда, а Иаков. Это тот самый Иаков, который, будучи христианином, продолжал так неукоснительно исполнять все положения закона, что иудеи называли его праведным. Такая свобода во внешних проявлениях уверовавших возможна только, когда посреди них живет и действует Святой Дух.

Всё-таки апостола Павла отличает поразительное дерзновение, которое иногда хочется назвать наглостью. Ну посудите сами, что он говорит: после того, как Бог открыл ему Сына Своего, он «не стал советоваться с плотью и кровью»! Вообще-то прямая дорога к созданию секты — общаться с Богом только напрямую, игнорировать Церковь... Стоп. А разве Павел игнорирует Церковь? Нет, и ещё раз нет. Он именно приходит в Церковь, входит в неё, начинает проповедовать Христа — не отдельно от Церкви. Чего он не ищет — так это человеческого учительства и одобрения. Для него достаточно призвания Божия, и ему не обязательно идит к апостолам за подтверждением своего призвания. Он входит в ту общину, которая есть, потом идёт проповедовать... В сущности, не пытаясь связаться с апостолами, он не пытается и получить дополнительный авторитет. Ему не нужно подтвержение от человеков.

Говоря о собственном духовном пути, Павел не случайно подчёркивает, что он, будучи в своё время ревностным приверженцем иудаизма, стал впоследствии свидетелем Христа, Который послал его благовествовать язычникам (ст. 13 – 17). По-видимому, тем самым апостол отвечал на возможные упрёки в том, что он и сам резко изменил свои взгляды по основополагающим вопросам духовной и религиозной жизни. Если так, почему бы христианам Галатии не сделать того же самого, тем более, что изменения в их мировоззрении были куда менее радикальными по сравнению с теми, которые пережил Павел? Но апостол сразу же отмечает принципиально важный момент в том, что касается его духовного пути: абсолютную искренность своих исканий. Если он был вначале ревностным сторонником иудаизма, то не потому, что хотел быть «как все», а потому, что был искренне убеждён в правильности перед Богом того, как он жил и как верил.

Именно эта искренность и помогла ему встретить Христа и обрести Царство. Но одной встречи на Дамасской дороге было недостаточно, теперь нужно было решительно менять свою жизнь с тем, чтобы стать свидетелем Христовым. Павел и тут оказался верен себе, он не стал искать никого, кто подтвердил бы истинность его откровения, он просто отправился делать то дело, которое Бог ему поручил (ст. 15 – 19). Такая искренность является залогом и духовной трезвости, и духовной безошибочности. Духовно искрений человек никогда не станет искать обходных путей в духовной жизни с тем, чтобы избежать проблем, найти способ жить в Царстве полегче, искать компромиссов там, где они недопустимы. Вероятно, те проповедники, извращающие благовестие, о которых говорит апостол, настаивали на строгой обязательности для всех христиан соблюдения иудейских религиозных предписаний. И вызвано это было, скорее всего, желанием избежать конфликта с Синагогой, который в ином случае становился неизбежным. Очевидно, такие «духовные поиски» не имели никакого отношения ни к духовности, ни к подлинному поиску. Они могли лишь отдалить человека от Царства, о чём не устаёт напоминать Павел.