Мысли вслух на Лк 7:31-35

Слова Иисуса, обращённые Им к слушающим Его фарисеям, кратко и точно описывают подлинные причины неприятия слушателями как Самого Иисуса, так и Его свидетельств. И смысл их прост: «премудрость» оправдана её детьми, т.е. теми, кто эту премудрость выдумал, а также теми, кто её поддерживает и защищает, опираясь на неё и строя на ней своё мировоззрение. Таких «мудрецов» Спаситель сравнивает с играющими на улице детьми, игра которых заключается в том, чтобы угадать, какая мелодия зазвучит в следующий момент: весёлая или грустная. Угадавший выигрывал, ошибавшийся проигрывал.

Вполне очевидно, что к музыке, как к высокому искусству, такие игры отношения не имели. И «мудрость» вечно возражавших Иисусу фарисеев, судя по приведённому Им примеру, к мудрости имела не больше отношения, чем упомянутые Им детские игры к музыкальному искусству. Серьёзный, вдумчивый поиск истины нередко приводит к ошибкам, и не каждый, встретивший Иисуса, легко может увидеть в Нём Мессию. Но в данном случае не было никакого поиска. Была лишь игра в слова, в цитаты из Торы и распространённых в те времена в раввинистических кругах богословских сочинений.

Игра отнюдь не безобидная: ведь спорившие с Иисусом фарисеи вели её не ради интеллектуальных упражнений, а для того, чтобы сохранить в целости родное и привычное мировоззрение, чтобы не рухнула столь близкая им религиозность. Им нужна была «мудрость», чтобы не принимать того, что было неприемлемо для их богословских концепций. А Иисуса они готовы были принять лишь на своих условиях, в том случае, если бы Он согласился соответствовать их представлениям о том, каким должен быть и что должен делать Мессия.

И в Царство они тоже готовы были войти, но на своих условиях. Иисус же, как видно, со всей решительностью им в этом отказывает. И не потому, что в Царстве нет места религии, а потому, что, входя в Царство, придётся измениться, стать другим, новым человеком. Сделать то, чего так опасались многие вожди фарисейского движения. Опасались настолько, что предпочли отказаться от Царства, только бы остаться прежними.

Этот отрывок из Евангелия от Луки обычно нуждается в пояснениях. С кем сравнивает Иисус «людей рода сего»? Кого Он имеет в виду в ст. 32? Возможно, что Он ссылается на известную Его слушателям детскую игру. Дети любят такие игры, противоречащие нормальной логике, они свидетельствуют об их владении этой логикой. «Да и нет не говорите, черное и белое не называйте...» Нелепицы, небылицы — все это очень нравится детям. Задача этой игры, по-видимому, ни с чем не соглашаться. Вполне забавная детская игра. Но когда взрослые начинают играть в подобные игры, это уже не невинно. Это значит, что люди преследуют какой-то свой интерес, что они с чем-то не соглашаются не потому, что это неправда, а потому, что это им невыгодно. И они тогда закрыты от Бога и Его вести. Для того, чтобы эта весть от Бога («премудрость» в ст. 35) была принята как истина («оправдана»), людям надо быть непредвзятыми, ожидать этой вести, искать ее, быть «чадами ее».

Глубокая горечь звучит в словах Спасителя о нашей способности не принимать никакую весть от Бога, если она нас не устраивает. Он уподобляет род человеческий несмысленным детям, которые не умеют по-настоящему различать радость и горе и не умеют сопереживать, соучаствовать в них. Так, пришел Иоанн Креститель, поражая всех своим аскетическим подвигом, принятым ради нашего спасения,- и мы говорим: нет, так нельзя, он одержим. Так сегодня многие вещи, о которых свидетельствуют ученики Христа – от призыва к единобожию до запрета красть – вызывают отторжение, потому что кажутся чрезмерными. Такой Бог – слишком строгий, говорим мы. Вот, пришел Сын Человеческий - и Его называют человеком, любящим есть и пить вино. Он слишком близок к нам, Он не может быть посланцем Божьим. Так свидетельство о присутствии Христа в сегодняшней жизни реальных людей создает впечатление чего-то «нецерковного», неподобающего. Нет, такой Бог слишком близко! Как мало мы изменились за тысячи лет… Но бесценно слово Христа: и оправдана (букв. признана правой, праведной) Премудрость чадами ее. Господь говорит, что правота Божьего призыва к нам может быть нами познана и признана, если мы будем детьми Премудрости. А начало этому, как сказано, страх Господень, трепетная любовь к Богу.

Вся наша беда заключается в том, что мы слишком прилепляемся к своему несовершенному знанию о мире. Мы привыкаем к чему-то обыденному и все, что в эти рамки не вписывается, воспринимается нами как ложное, ненужное или даже возмутительное. Мы привыкаем, что если играют веселые песни, то люди поют, а если грустные, то плачут, у нас есть какой-то набор стандартных реакций на мир и часто все, что свыше этого нами отторгается. Но Господь никогда не будет укладываться ни в какие наши мыслительные схемы, ни в какие привычные реакции. Потому что Он живой, потому что Он ни от чего в этом мире не зависит, а наоборот все в этом мире зависит от Него.

Обратим внимание на выражение «и оправдана премудрость всеми чадами ее». Часто возникает вопрос об этих словах. Они нам кажутся странными, потому что вроде бы премудрость как нечто высшее и самодостаточное не нуждается ни в каких оправданиях. Здесь чисто языковая тонкость. Мы все хорошо помним молитвенные слова: «благословен еси Господи, научи мя оправданием Твоим», взятые в богослужение из 118 псалма. Слово «оправдание» здесь имеет конечно не наиболее распространенное в современном русском языке значение снятия с себя вины, которое всем понятно, а скорее смысл правды, научи меня правде Твоей. Также и евангельский текст надо понимать скорее как то, что в чадах премудрости, то есть в людях, живущих по законам божественной мудрости, по законам Священного Писания, правда Божия достигает своей полноты.

Вопрос Иоанна Крестителя может показаться странным: он ведь первым узнал в Иисусе Мессию, а теперь, кажется, засомневался в полученном откровении. Почему же? Вероятно, по той же самой причине, по которой в Нём не увидели Мессию и многие современники Иоанна. В самом деле: от Мессии ждали неких вполне определённых действий, а Иисус всё никак этих действий не совершал. Он как бы постоянно намекает на Своё мессианство, но никак не делает того, чего все в те времена ждали от Мессии. По крайней мере, не делает всего ожидаемого.

Он не начинает мессианского восстания, не пытается строить земное царство. Наверное, Иоанн тоже ждал от Мессии чего-то подобного: он ведь разделял представления о Мессии своих современников. Конечно, в тех ессейских кругах, где скорее всего прошла юность Иоанна, на Мессию смотрели несколько иначе, но ессейским мессианским представлениям поведение Иисуса тоже не отвечало, да и неизвестно, разделял ли их Иоанн в зрелом возрасте. Как бы то ни было, вопрос Иоанна скорее всего был связан с несбывшимися мессианскими ожиданиями.

Он мог подумать, что Иисус всё же ещё не Сам Мессия, а кто-то из великих пророков, кому Бог поручил подготовить приход Мессии, как и ему самому. Иисус же в ответ указывает Иоанну на те явные признаки близости Царства, которые были очевидны: чудеса, исцеления, воскрешения. Это и было то самое Царство, которое Он принёс в мир, и Иисус хотел, очевидно, дать понять Иоанну, что другого Царства нет. А вместе с тем Он указывает и на то, что мешает окружающим Его людям это Царство увидеть. И определяет проблему одной фразой: оправдана мудрость её детьми, имея в виду тех, кто эту самую мудрость разделяет и её придерживается.

Здесь-то и коренится проблема: каждый из нас, людей падшего мира, привык видеть реальность не такой, какая она есть, а такой, какой мы себе её представляем. Человеческая премудрость может быть сложной мировоззренческой концепцией, а может быть набором простейших положений, не всегда даже осмысливаемых до конца теми, кто их придерживается. Но во всяком случае человек оказывается именно чадом собственной премудрости, а то и её рабом.

Именно она формирует мировоззрение и мироощущение человека. И преломляет в себе как в призме ту реальность, которая окружает человека, чтобы она соответствовала «премудрости». А то, что не вмещается в её границы, отсекает. И даже Иоанн оказался от этого не свободен до конца, хотя, по свидетельству Спасителя, он был «больше, чем пророк». А Царство между тем не вмещается ни в какие границы никаких концепций. И войти туда можно, лишь отказавшись от человеческой мудрости — той, которая позволяет человеку быть жителем мира сего, но которая не даст ему стать жителем Царства.

Многие в народе считают Иисуса только пророком, не понимая, что Он Мессия. Но почему вопрос о том, Кто Он, исходит от Иоанна, признавшего Его во время крещения? Традиционно принято считать, что Иоанн посылал учеников, чтобы их сомнения рассеялись от ответа Самого Иисуса, а Иоанн, будучи пророком, и так прозревал верный ответ. Но мы знаем, что и пророкам не всё время была открыта истина, и им доводилось терзаться сомнениями, поэтому даже такой человек, как Иоанн, мог заново задуматься о том, что недавно казалось само собой разумеющимся, тем более находясь в темнице, будучи ограниченным в получении достоверных сведений с воли. Впрочем, можно также предположить, что даже духовно прозревая истину, Иоанн хотел получить у Христа прямое подтверждение того, в чём не сомневался. Если так, то здесь можно вспомнить и «неверие» Фомы, желавшего лично удостовериться в Воскресении.

Некоторые из читателей Евангелия высказывали недоумение: где же подтверждающий ответ? Иисус многое просил учеников Иоанна передать своему учителю, но прямо не сказал, что Он и есть Мессия. А между тем всё, что Христос просил пересказать Иоанну — это и есть указанные ветхозаветными пророками признаки наступления мессианского времени. Для знакомых с образами пророческих речей всё это и было прямым подтверждением.

А далее Иисус называет Иоанна не просто пророком, но и тем, кто больше пророка. Величие и духовная глубина Иоанна будут превзойдены любым, удостоенным войти в Царство Божие, но для того, чтобы оно наступило, была необходима жертвенная проповедь Иоанна — один из признаков прихода Мессии.

В Евангелии от Луки мы еще не раз прочтем о различных чудесах, совершенных Иисусом Христом. Настало время евангелисту объяснить читателю, для чего он приводит в своей книге все эти рассказы. Тайна открывается нам, когда Иисус, в ответ ученикам Крестителя, цитирует пророчества Исайи (35:5-6; 61:1-2), предвозвещавшие День Господень, наступление мессианского Царства Божьего. Слепые и хромые этого Царства — люди, которых исцелил Иисус, но не только они: это и те, кто прозрел сердцем, исцелился духом, увидел свое призвание и цель своей жизни. Ведь не случайно Господь противопоставляет их не захотевшим прозреть и исцелиться фарисеям и законникам, неспособным ответить на Евангелие, понять Весть Крестителя и Иисуса о наступающем Царстве. Стало быть, смысл мессианских чудес распространяется и на жизнь тех, кто не хромал и всю жизнь хорошо видел — на читателей Евангелия, древних и современных.

Почему Иоанн, который сам свидетельствовал об Иисусе и видел Духа, сходящего на Него, вдруг посылает учеников к Иисусу с таким вопросом? Может быть, он хочет укрепить веру учеников? А может быть он сам проходил в темнице через последние испытания веры? В любом случае, этот вопрос чрезвычайно важен для нас: «Ты ли Тот, Кто должен прийти?» Ведь мы призваны не просто «верить», а сделать очень решительный шаг — взять крест и последовать за Ним. А для этого нужно быть уверенным, что это — именно Он. Иисус отвечает словами мессианского пророчества — пусть ученики Иоанна судят по самим делам, которые совершает Иисус. Похоже, нам не остается ничего другого: смотреть на то, что Он совершает в нашей жизни и в жизни наших знакомых, и — делать правильные выводы.

Сегодняшнее чтение затрагивает очень важную тему, связанную со служением и свидетельством не только Иоанна Крестителя, но и Самого Иисуса. Для Иисуса совершенно несомненно то, чего не увидели многие из приходивших к Иоанну — он был величайшим из всех пророков, когда-либо проповедовавших народу Божию (ст. 28). Между тем, не принимают Иоанна как раз те, кто считал себя мессианским остатком, о котором говорили пророки — фарисеи и учителя Торы («книжники») (ст. 30). И в сегодняшнем отрывке мы видим, как объясняет это неприятие Иисус. Он сравнивает отвергающих Иоанна с детьми, обиженными на своих сверстников, не желающих играть по установленным ими правилам (ст. 32). Потому-то их и не устраивает ни строгий аскетизм Иоанна, ни доступность и открытость Иисуса (ст. 33–34).

Суть проблемы Иисус выражает одной фразой: премудрость оправдана её детьми (ст. 35). Для лучшего понимания этой фразы важно иметь в виду, что понятие мудрости у евреев издавна ассоциировалось не столько с теорией и абстрактным знанием, сколько с практикой. Вначале имелись в виду практические навыки того или иного мастерства, позже — практика межчеловеческих отношений, столь необходимая правителям, судьям и государственным людям, а после Вавилонского плена с мудростью стали связывать и практику следования Торе, также требовавшую определённого навыка, который в известном смысле можно было бы назвать навыком праведной жизни.

Иисус имеет в виду другой навык и другую практику — практику тех богословских диспутов, которые так любили и учёные раввины, и просто образованные верующие. В евангельские времена такого рода диспуты были излюбленным занятием и времяпрепровождением многих жителей Иерусалима. И случилось так, что для многих, как видно, эти диспуты превратились в самоцель. Речь шла уже не о том, как, читая Писание, понять через него волю Божию, а о том, какие еще интерпретации прочитанного можно придумать.

Конечно, сами по себе такие интеллектуальные упражнения достаточно безобидны, а иногда они могут быть даже полезны. Но если ими слишком увлечься, они порой уводят от реальности. Ведь все такие упражнения всегда в известной степени условны. И, если приучить себя видеть мир исключительно через призму богословских концепций, хотя бы и основанных на Писании, очень легко за ними не увидеть Бога и Того, Кого Он посылает в мир. Тем более, что, принимая Христа, от многих концепций придётся отказаться. А хотелось бы, конечно, чтобы реальный Мессия им соответствовал, так, чтобы не надо было ни от чего отказываться. Но соответствия нет, и тогда приходится выбирать. Для кого-то собственная мудрость может оказаться важнее Царства. И тут ничего не поделать даже Богу: такова цена человеческой свободы.