Мысли вслух на Флп 3:1-8

Вот что труднее всего в христианской жизни. Одна христианка с очень большим стажем говорит, что в своей жизни почти не встречала радостных христиан. Почему так? Ведь Евангелие — это Радостная Весть, весть о том, что Бог есть любовь, что Он нас прощает, что Он с нами, что Он в нас. Неужели этого нам мало, чтобы пребывать в радости?

Но эта радость оплачена очень дорогой ценой. Должны ли мы, помня о Воскресении, забывать о Кресте? Можем ли мы совоскресать с Христом, не сораспинаясь с ним? А это означает постоянное соучастие в Его страданиях за грехи мира, за наши грехи. Это значит сердце, вздрагивающее от всякого проявления нелюбви и кровоточащее от беды, боли и смерти вокруг нас. Какая уж тут радость?!

Вот поэтому апостол Павел и пишет: «Впрочем...» Он ведь пишет это письмо не из дворца какого-нибудь, а из тюрьмы. Он очень хорошо знает эту парадоксальность, это напряжение христианской жизни, и все-таки считает, что радость превозмогает, потому что Христос умер не напрасно. Он победил смерть, Он искупил грехи мира, и наши — тоже.

Сегодня апостол Павел перечисляет свои «заслуги» перед законом. Делает он это с одной-единственной целью: объяснить, что он отказывается от упования на праведность не потому, что праведности у него нет и не было. Когда человек «не вписывается» в рамки закона, его можно обвинить в том, что он отвергает закон из зависти. Но Павел больше, чем кто бы то ни было другой, мог бы рассчитывать на спасение делами закона. Если бы эти дела могли спасти. Но поскольку спасение – не в делах, не в праведности, но только во Христе, Павел «почитает тщетой», ничем, всё, чем мог бы гордиться. Да и чем можно гордиться, стоя у креста Господня, зная, какой ценой куплено наше спасение?…

Известна истина: всё познаётся в сравнении. Неудивительно, что и к христианской жизни она тоже применима. Но вот в каком смысле? Конечно, всякий раз, когда человек переживает обращение, и не обязательно к Богу или ко Христу, а во всякую новую для него веру, хотя бы даже философскую, первой его реакцией как новообращённого, становится переоценка всех ценностей, часто весьма радикальная. Но с течением времени, как правило, такой неофит становится менее радикальным, и тем менее, чем более перестаёт быть неофитом (бывает, правда, и иначе, но это, вероятно, надо считать уже аномалией духовного развития). У Павла же, как видно, всё иначе: его переоценка оказалась не только радикальной, но и весьма устойчивой, высказанное им здесь отношение ко всем своим прежним знаниям он подтверждает на протяжении всей своей христианской жизни. В чём же тут дело? Ведь Павла никак нельзя заподозрить в духовной незрелости! Как видно, дело в чём-то другом. Можно, конечно, было бы сказать ещё, что человек, переживший обращение к Богу и вставший на путь праведности, нередко переоценивает всю свою прежнюю жизнь раз и навсегда, особенно, если жизнь его была греховной и с праведностью никак не совместимой. Но и этого о Павле не скажешь: он выбрал Бога и путь праведности гораздо раньше встречи на Дамасской дороге. Что же он имеет в виду? Наверное, чтобы понять Павла, надо пережить то, что пережил он: потрясающий опыт реальности воскресшего Христа и того Царства, которое с Ним вошло в мир. На таком фоне всё прежнее действительно становится чем-то малозначимым или вовсе незначительным. И дело тут не в том, что в Царстве не нужны никакие человеческие знания или человеческий опыт. Дело, скорее, в качестве этого знания и опыта. Ведь всякий наш опыт по определению оказывается опытом непреображённого мира. А такой опыт неизбежно оказывается ограниченным. И, как всё, принадлежащее непреображённому порядку вещей, в Царстве он должен измениться, переплавиться, преобразиться. Но возможным это станет лишь в том случае, если мы не будем держаться за свои знания и опыт в их прежнем, ветхом качестве. Самое главное тут понять, что в таком качестве для Царства он годится не больше, чем мусор в домашнем хозяйстве. И Павел это понял, отказавшись от того, что прежде составляло основу его жизни, религиозной и интеллектуальной. А взамен получил гораздо больше: живой опыт Царства, преображающего человека со всеми его знаниями.

Павел касается темы праведности и темы обрезания, которая тогда остро стояла в некоторых церквях Греции и Малой Азии. Обрезание апостол связывает «с праведностью, которая от Торы», замечая при этом, что уж кому-кому, а ему гордиться такой праведностью пристало больше тех, кто её отстаивает перед филиппийскими братьями. Но Павел как раз по сравнению с тем, что получил при встрече с Воскресшим, считает её не больше, чем мусором. И дело тут не в том, что апостол отвергает Тору как таковую.

Он просто слишком хорошо понимает (из собственного опыта), что Тора как таковая не делает человека праведником. Она лишь указывает путь праведности, снаружи или изнутри (если говорить о внутренней Торе). Но праведным человека делает не Тора, а Бог, Который и дал человеку Тору как инструмент на пути праведности. Тора — духовный компас, указывающий человеку этот путь.

Но чтобы достичь Царства, мало лишь смотреть на компас, надо ещё указанным путём пройти, а тут уже важна помощь Божия и участие Самого Спасителя, Который тем более может помочь, что Он Сам стал живой Торой. Альтернативой же такому пути становится религия, религиозная активность, вообще религиозная жизнь, нередко подменяющая собой жизнь духовную. И тогда вместо пути люди начинают увлекаться разного рода религиозными обрядами, ритуалами, церемониями, полагая, что это и есть то самое, к чему их призывает Бог.

На самом же деле всё перечисленное — лишь человеческие игры, которые люди изобретают для своего спокойствия и играют в них для своего удовольствия, притом, что сами играющие считают их средством достижения некой «праведности» (её апостол и называет, быть может, не без иронии, «праведностью, которая от Торы»). Вот такой игрой и было для многих филиппийских (да и не только филиппийских) христиан обрезание.

Для них это был всего лишь религиозный обряд: они ведь не собирались всерьёз идти духовным путём иудаизма, путём внутренней Торы, смирения, непрерывной внутренней молитвы, обретения шехины — словом, всего того, что было важно для лучших представителей иудейской духовной традиции. Для них обрезание было всего лишь своего рода религиозной игрой, в которую они играли, думая, что делают важное и нужное дело. Такие игры Павел считал профанацией подлинного духовного пути, и считал совершенно справедливо.

Апостол Павел весьма часто предостерегает своих читателей от соблазна законнических отношений с Богом. Вот и сегодняшний отрывок из послания к Филиппийцам он посвящает этой проблеме, актуальной в его время, быть может, еще больше, чем в наше. Он говорит о том, что истинными исполнителями закона являются лишь ученики Христа, поклоняющиеся Богу духом и не полагающиеся на заслуги плоти. Он говорит, что сам обладает всеми преимуществами ревнителя закона, что по правде законной он непорочен. Но все это он считает тщетою, потому что предпочитает сам и призывает нас хвалиться только одним: тем, что Иисус Христос отдал за нас Свою жизнь. В самом деле, что еще можно противопоставить всему тому ужасу, который мы творим?

Павел говорит нам о том, что никакие заслуги, никакие труды ничто по сравнению со Христом и с Царством. Казалось бы, праведность есть праведность, она во все времена одинакова, и приход Мессии ничего здесь не может изменить.

Но речь в данном случае идёт не о пути праведности как таковом, который действительно один на все времена, а о Царстве и о Том, Кто принёс его в мир. Теперь, когда дорога в Царство открыта, весь прежний опыт праведной жизни нужно пересмотреть кардинально в контексте этой вновь открывшейся возможности. А все попытки её игнорировать, сделать вид, что с приходом Христа ничего в мире не изменилось, оказываются духовно заведомо недобросовестными, фактически обесценивая все усилия жить праведной жизнью тех, кто так поступает.

Конечно, нежелание принимать очевидное могло быть связано и с опасениями потерять всё, обретённое прежде, ведь приход Мессии предполагал необходимость начать жизнь фактически с чистого листа. Весьма распространённое в те времена в религиозных кругах представление о пути праведности предполагало, что с приходом Мессии этот путь завершится, а все обретённые праведниками достижения станут своего рода духовной валютой, которой можно будет заплатить за вход в Царство. Но всё оказалось иначе: Царство, как выяснилось, вообще нельзя купить ни за какие деньги и ни за какие достижения, оно просто предлагается даром всем ищущим. Но войти в него можно, лишь начав духовный путь заново. И Павел прекрасно понимает, что спасение ещё впереди, что его ещё нужно достичь; сам факт приобщения к жизни Царства предполагает не завершение пути, а лишь его начало, так, что главное ещё впереди. Праведность не обесценивается, но путь праведника теперь может быть только путём Царства, на который апостол и зовёт своих читателей.

Хочется поставить на первое место в своей жизни приобретение Христа. Не обретение себя (или праведности для себя), а именно так, как говорит Павел: «Найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере». Господь дает нам все в этой жизни и саму жизнь. Не логично ли, в благодарности и хвале Творцу открыться Его присутствию в нашей жизни? Более того – искать и звать Его постоянно. В радости пребывания с Ним «познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его». И Иисус, с той же любовью, с которой Он обращается к грешнице (см. Ин 8:11), будет говорить и к нам, постепенно открывая нам то, что мы можем вместить. А для чего все это? Та радость ощущения присутствия Бога, которая доступна нам на земле, лишь в малой степени передает то, что будет после воскресения мертвых (1 Кор.2:9). Хотя бы потому, что рядом с Ним можно будет стоять и держать за руку…