Мысли вслух на Деян 28:1-16

И снова мы видим Павла, осуществляющего слова Иисуса о знамениях, сопровождающих верующих в Него: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: ...будут брать змей и... не повредит им; возложат руки на больных, и они будут здоровы» (Мк 16:17-18). Но эти знамения — не просто какие-то «особые полномочия», данные Богом Павлу. Суеверный ужас жителей Мелита имеет под собой вполне реальную основу. Они очень правильно почувствовали, что невредимость от укусов ядовитых змей или дар исцеления — проявление божественной силы. Христос живет в Павле (Гал 2:20), действует через него, исцеляет, утешает, подает силы для исполнения апостольского призвания. И здесь нам уместно вспомнить слова Павла о том, что и мы призваны к такой жизни, чтобы Господь мог проявляться в нас посредством даров, из которых самый великий — любовь. Ведь если мы поймем это, то такие вещи, как любовь, радость, милость, готовность помочь ближнему — уже не будут просто «сантиментами», личным делом каждого, а превратятся в своего рода служение Богу — осуществление Его присутствия здесь, на земле.

То, что ядовитая змея не причинила Павлу вреда, для его спутников означало, что он выдержал испытание и не является преступником. Мы можем вспомнить, что Христос, покидая апостолов, сказал им, что Его ученики «будут брать змей» (Мк. 16:18). Слова эти можно толковать по-разному, но вот, в случае Павла они сбылись буквально. Увы, язычники воспринимают происшествие в соответствии со своими привычными представлениями и принимают Павла за Бога. Снова происходит путаница, подобная той, с которой Павел уже сталкивался. Но здесь, в отличие от прежних подобных происшествий, не упоминается о попытках Павла тут же опровергнуть заблуждение. Конечно же, Павел не намерен укреплять язычников в их заблуждениях, но на Мелите он действует иначе, чем во многих других местах. Здесь Павел начинает с установления доброжелательных отношений с жителями острова, он исцеляет отца местного управителя, язычника, причём исцеляет, молясь о нём. Прежде проповеди о вере Павел являет плоды веры — дух мирный, доброжелательность и дела милосердия.

Некоторые христиане полагают, что не надо заботиться о нуждах язычников и тем более молиться о них, поскольку они всё равно идут в ад, так что исцелять их бессмысленно. Но Павел поступает иначе, согласно словам Христа, заповедавшего заботиться обо всех нуждающихся.

Падшему человеку свойственно подозревать ближнего в чём-нибудь нехорошем, и чаще всего не только в чём-нибудь одном. Так было и с Павлом — когда его ужалила змея, первое, что пришло в голову его спутникам: перед ними преступник, может быть, убийца, которого Бог наказывает за преступление и не позволяет спастись.

На деле же всё оказалось совсем наоборот. Этот урок, судя по свидетельству священнописателя, пошёл впрок всем, кто видел случившееся с апостолом. Конечно, описанное событие стало наглядной иллюстрацией к словам Спасителя о том, что христиане не умрут, даже выпив смертельный яд. Разумеется, речь не идёт о том, чтобы проверять себя на прочность, обзаведясь коллекцией всевозможных ядов и пробуя их все на себе. Речь как раз о ситуациях наподобие той, в которой оказался Павел.

Ситуации, которая должна была бы, по всем человеческим вероятиям, закончиться смертью апостола, но не закончилась. И тут дело не в том, что у христиан какой-то особенный иммунитет к ядам или болезням, что им известны какие-то специальные тайные приёмы борьбы с болезнями или отравлениями. Дело скорее в том, что можно было бы назвать качеством духовной жизни человека. Качеством того процесса, одновременно духовного и природного, который и называется жизнью.

Тем, что в этом процессе преобладает: дух или природа. И кто определяет его течение: Бог или сам человек. Конечно, отвечает за свою жизнь человек в любом случае сам. Вопрос лишь в том, насколько он позволяет Богу быть рядом в тот момент, когда принимает решения, связанные с собственной жизнью. Как часто он допускает Бога к принятию этих самых решений. Для христианина нормальной является лишь такая ситуация, когда Бог рядом всегда. Когда решения принимаются с Его непосредственным участием и когда Его голос является решающим. И тогда в жизни человека уже нет места случайности.

Если бы Павел тогда умер от укуса змеи, это было бы нелепой и трагической случайностью — говоря по-человечески. Но для Бога это означало бы, что Его план разрушен. Конечно, проще всего было бы сделать так, чтобы Павел никогда не встретился бы с ужалившей его змеёй. Павлу, конечно, надо было оказаться на том острове, а вот змея могла бы и не оказаться там, где оказался Павел — в отличие от Павла ей практически безразлично, в каком направлении двигаться внутри той экологической ниши, частью которой она является.

Богу, видимо, надо было преподать наглядный урок спутникам Павла, и Он его преподал. А жизнь апостола сохранилась во всей полноте — ведь природная составляющая его жизненного потока полностью определяется её, этого потока, духовной составляющей. И окружающие видят чудо — не чудо избавления от смерти при смертельном укусе, а чудо Царства, проявляющегося в жизни конкретного человека.

В ожидании императорского суда Павел не теряет времени зря. И прежде всего он встречается с представителями еврейской общины Рима — одной из крупнейших и влиятельнейших в западной диаспоре. И, как всегда и везде, в первую очередь он обращается к своему народу. Павел уверен: он ни в чём не виноват ни перед римской общиной, ни перед еврейским народом в целом. Снова и снова он подчёркивает это, говоря о своём обращении к суду императора лишь как к вынужденной мере.

Он не разрывает с еврейством, он лишь пытается разрешить конкретный конфликт, который в той конкретной ситуации разрешить по-другому было невозможно. А вот своё свидетельство апостол начинает, как и в Иерусалиме, с разговора о Торе и о пророческих книгах. Он, как и в Иерусалиме, апеллирует к Традиции. Именно так, к Традиции с большой буквы. Не к религиозной традиции, а к Традиции Откровения. Свой конфликт с лидерами Синагоги в Иерусалиме и с Синедрионом он рассматривает как конфликт именно религиозный, а значит, локальный и не касающийся главного.

Главное же для апостола — та история Откровения и связанная с ней история спасения, которая и есть для него духовное ядро и духовный стержень не только иудаизма, но и — шире — яхвизма. И, свидетельствуя о Христе, Павел обращается именно к Традиции с большой буквы. Он не отвергает, конечно, религию как таковую, но и не ставит её на первое место. Он знает по опыту своей собственной встречи с Воскресшим на дамасской дороге, что всё, с ним происходившее начиная с той минуты, ни в какие религиозные рамки не вмещается, а вот в те другие рамки, которые (может быть, не сразу) ему открылись — вместиться может.

Правда, рамками открывшуюся апостолу духовною картину можно назвать лишь весьма условно. Павел как бы видит своим духовным взором всю перспективу Божьего действия в мире — от его, этого мира, сотворения, через трагедию грехопадения, а затем, через дарование Торы и пророческое откровение, — ко Христу, а значит, и к Царству, входящему в мир.

Вот это и есть та Традиция, которой живёт Павел. На неё он опирается, когда свидетельствует о Христе, и особенно когда свидетельствует евреям. Он ничего не лишает других и ничего не лишается сам. И ни от чего не отказывается, кроме того, что может заслонить собой открывшуюся ему духовную полноту. Но от того, что мешает, апостол как раз отказывается — быстро и решительно. Иначе всё его свидетельство потеряет смысл. А значит, и его жизнь тоже.

После прибытия в Рим начинается новый этап миссии Павла, но начинается его пребывание в столице так же, как начиналась проповедь и в других городах. И мы видим, что, несмотря на многочисленные и острые столкновения с иудеями, Павел снова начинает своё пребывание в городе со встречи с ними. Павел не собирается обвинять перед императором свой народ и, как бы ни складывались его отношения с враждебно настроенными собратьями, отрекаться от них он не намерен/

...Повествование прерывается, книга Деяний Лукой не была закончена. Причина этого нам неизвестна. Но есть что-то символическое в такой незавершенности. Ведь книга, повествующая о пути Церкви, которую не могут одолеть врата ада, не может быть закончена до скончания века. И потому все те, кто вот уже две тысячи лет един с Церковью, могли бы присутствовать на страницах этой книги, точка в конце которой больше похожа на многоточие.