Мысли вслух на Зах 6:1-15

Завершает ряд видений пророка Захарии новый образ, призванный обозначить начало иной, радикально отличной от прежней, эпохи духовной истории Израиля и всего человечества. Пророк видит коней, символ военной мощи древнего мира. Лошадей использовали почти только для войны: мирные путешественники и торговцы обходились верблюдами и ослами. Топот копыт повсеместно на Древнем Восток связывали со стремительным продвижением армий завоевателей. Только недавно Израиль и весь Восток испытали на себе мощь вавилонских армий. Перед этим с севера приходили в Палестину ассирийцы, а после них вавилоняне под водительством Навуходоносора подчинили себе всю землю. Но и сам Вавилон принужден был открыть ворота перед пришедшими с севера армиями персов. Север, на котором видит пророк движение таинственных коней, издавна стал для израильтян знаком беды, страной, откуда приходит завоеватель.

Но Ангел, с которым говорит Захария, открывает ему, что в этом бесконечном и стремительном движении армий был и иной смысл. Все они приходили на землю Израиля из-за того, что народ Божий отступал от своего Создателя. Погрязший в язычестве и разобщенный бытовым насилием, народ оказывался бессильным перед врагами. Только обращение к Богу могло спасти людей. Так, невольно, завоеватели становились орудием, служившим духовному и нравственному очищению Израиля. «Четыре духа», как Ангел называет увиденных пророком коней, напоминают то, о чем говорил Господь пророку Иеремии перед вавилонским пленом: завоеватели являются орудием гнева и очищения в Его руке, направляющей ход истории. И вот, пророк видит, что эти кони возвращаются в свое место, чтобы не тревожить больше избранный народ. Внешняя угроза миновала, и иные пути ведут отныне к исполнению замыслов Всемогущего.

Вслед за этим Господь повелевает Захарии совершить пророческое действие, чтобы выразить суть откровения. К действиям такого рода прибегали многие пророки, особенно предшественники Захарии — Иеремия и Иезекииль. Именно Иезекииль, говоря об изгнанниках в Вавилоне, обращался к образу переплавки серебра. Господь говорил через него, что драгоценный металл веры и силы духа народа Божьего будут переплавлены и очищены от изгари в горниле бедствий и плена. И вот, в следующем поколении, Захария должен взять чистое золото и серебро, принесенное репатриантами из Вавилона, и отлить из них символический венец. Избрание именно этого материала должно выразить, что очищение, предреченное Иезекиилем, совершилось.

Но не царя увенчает пророк этим венцом: он должен украсить главу первосвященника Иисуса. Венчая первосвященника, принимавшего деятельное участие в восстановлении Храма, пророк возвещает великое обетование Божье: «вот Муж, — имя Ему ОТРАСЛЬ, Он произрастет из Своего корня и создаст храм Господень. Он создаст храм Господень и примет славу, и воссядет, и будет владычествовать на престоле Своем; будет и священником на престоле Своем, и совет мира будет между тем и другим». Эти слова напоминают об обетовании Давиду, данном через пророка Нафана, что потомок Давида, Отрасль от корня его, построит истинный Храм Богу. Но не в меньшей степени связаны эти слова Захарии со словами Господа Иисуса Христа: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня восставлю его». Образ Тела Христова как истинного Храма Божьего, оказывается, глубоко укоренен в проповеди пророков.

Венчание первосвященника Иисуса становится, таким образом, знамением того, что грядущий Мессия действительно соединит в Себе священство и царство и откроет для Израиля и всего человечества новую эпоху. Возвращаясь к началу главы, можно сказать, что в эту эпоху Нового завета уже не события истории, жестокие и слепые, будут орудиями, ведущими к спасению, но Сам Господь станет Избавителем людей.

Во времена, когда проповедовал Захария (а это было вскоре после возвращения евреев из Вавилонского плена, когда ещё были живы представители первого поколения репатриантов), мессианские ожидания в еврейском народе были чрезвычайно интенсивными. Это и неудивительно: ведь и допленные пророки, и Исайя Вавилонский, начавший свою проповедь незадолго до персидского завоевания Вавилонии и указа Кира Великого о возвращении евреев на землю отцов, говорили о конце плена, как о времени искупления, когда все прошлые грехи народу будут прощены, и останется лишь дождаться обещанного Богом Мессии.

Но представления современников пророка о Мессии больше напоминали раннепророческие: Мессия был для них, в первую очередь, праведным правителем, который, придя к власти, установит в стране законы, соответствующие Торе, и восстановит в Иерусалиме Храм, возобновив там регулярные богослужения, включая, естественно, и жертвоприношения. А Захария пытается объяснить им, что Мессия вовсе не такой, каким они ожидают Его увидеть. Пророк видит в Мессии, в первую очередь, первосвященника, а уже потом правителя. Он как бы возвращает своих слушателей к образу Давида — пророка, который, став царём, всё же оставался в первую очередь именно пророком.

Но, как видно, речь идёт всё же не о первосвященнике в традиционном понимании этого слова. Захария не случайно называет Мессию побегом или отраслью, который растёт «из собственного корня» или «на своей почве» (соответствующее еврейское слово означает буквально «из своей глубины»). Тем самым пророк, очевидно, хочет сказать, что Мессия не зависит от законов непреображённого мира в том, что касается Его служения, что Он ими не обусловлен и не нуждается ни в каком официальном положении или социальном статусе для того, чтобы исполнить Свою миссию.

О «собственном корне» применительно к Мессии Захария говорит примерно в том же смысле, в каком его великий предшественник, Исайя Вавилонский, называет Мессию «рабом» или «отроком»: Мессии не нужно быть великим человеком в глазах «мира сего», чтобы сделать то, для чего Бог посылает Его в мир. Ведь Царство Мессии, по собственным Его словам, «не от мира сего». И в поддержке со стороны сил этого мира ни Он Сам, ни Его Царство не нуждаются.