Мысли вслух на Мал 1:1-14

Пророк Малахия жил середине 5-го века до Р.Х. и принадлежал к последнему поколению пророков-писателей. История не сохранила для нас никаких подробностей о жизни и личности пророка; может быть, даже имя его является псевдонимом, отражающим его служение. В переводе оно означает «посланник, вестник». Пророк жил в трудное время: после воодушевления первых лет возвращения из Вавилона народ Божий все больше погружался в пучину равнодушия. Ни вера, ни поклонение Богу, ни даже национальное достоинство — ничто не интересовало людей, кроме собственного благополучия. Лишенный политической самостоятельности и избавленный от исторических катаклизмов, народ постепенно забывал о своем высоком призвании. Все это нашло яркое отражение в проповедях пророка Малахии. С особенной горечью говорит пророк о пренебрежении к Храму, к почитанию Бога и исполнению Его закона: не исключено, что и сам он принадлежал к числу священнослужителей.

С первых слов книги пророка Малахии мы окунаемся в тяжелую атмосферу тех лет. Люди недовольным своим положением, и сердца и умы народа отягощены ропотом. Где величие избранного народа? Где власть, которую обещанный Мессия должен был распространить на все народы? Вместо всего этого в Иерусалиме даже нет больше наместника персидского царя, и Иудея как малозначительная провинция подчинена наместнику Самарии, населенной отступниками. Нет ни величия, ни процветания, ни авторитета среди соседей; все надежды на обновление, питавшие возвратившихся из плена иудеев, обратились в прах. Вместо этого они обречены на тяжкий труд, чтобы хоть как-то обеспечить себе пропитание. Культура языческих народов начинает казаться иудеям верхом благополучия, а суровая вера отцов выглядит на ее фоне каким-то пережитком. «В чем явил Ты любовь к нам?» — задают они Богу жестокий и несправедливый вопрос.

Мы и сами отчасти становимся свидетелями того, как рождается этот ропот. Да, говорят современники Малахии, у нас есть некоторая, довольно призрачная, свобода, но желанное процветание не пришло само собой, по мановению Всемогущего. Жить в свободе оказалось тяжело, во всяком случае — не легче, чем в плену. И любовь, которую Бог явил в освобождении народа из плена и в восстановлении Иерусалима, начинает казаться пустыми словами. Реальная жизнь трудна, безрадостна и очень далека от величественности; горькое осознание этого постепенно пропитывает зарождающуюся в эту эпоху письменность израильских мудрецов. Немного раньше книги пророка Малахии появляется книга Ионы, ярко демонстрирующая несопоставимость правды Божьей и людских представлений о справедливости. Несколькими десятилетиями позже рождается книги Иова и Экклесиаста, где отчаянная надежда лишь чудом засверкает сквозь неизбывную печаль. Но в большинстве душ мучительный вопрос «Где Твоя любовь и правда?», с которым устремляются к Богу сердца пророка Аввакума и автора книги Иова, сменяется страшным и безжизненным сетованием: «да разве это любовь?».

Через пророка Малахию Бог отвечает на это и говорит, что все дело в том, как относится к Нему избранный народ. Любовь Божья явлена в самом факте избрания, в том, что именно этому народу Всемогущий даровал Свой закон. Пророк приводит вопрос иудеев «в чем явил Ты любовь к нам?» и отвечает на него встречным вопросом Бога: «не брат ли Исав Иакову?». Любовь Бога ничем не заслужена Израилем, и тем не менее Он хранит верность Своему избраннику — вот в чем видит Малахия проявление любви. «Только вас призвал Я из всех народов», говорил Бог через пророка Амоса; любовь Бога проявляется не в благотворении, а в самой Любви. Людям трудно принять это, потому что это требует ответной любви. А если со стороны народа — холодное равнодушие, то даже самое спасение и свобода не будут для него достаточными проявлениями любви; равнодушным нужно что-то более осязаемое, пусть и сиюминутное.

Малахия вторгается в то, о чем никто не хочет говорить; с удивительной прямотой передает он убийственные слова обличения. Израиль недоволен «качеством» любви Творца, но сам он относится к Нему с явственным пренебрежением. «Если Я отец, то где почтение ко Мне? и если Я Господь, то где благоговение предо Мною?», говорит Господь. Отношение к Богу в эту эпоху можно выразить русской поговоркой «На Тебе, Боже, что нам негоже»: лишь самое худшее приносится в жертву Богу, раз уж приходится что-то приносить. «Поднеси это твоему князю; будет ли он доволен тобою?», спрашивает Господь священников Израиля. Значит, дело не в том, что Бог недостаточно любит Свой народ. Напротив, это Израиль разучился любить и чтить Бога, и поэтому не замечает любви Творца. И, поскольку истина Господня пребывает вовек, как говорит псалмопевец (Пс 110:3), пренебрежение к Богу становится для людей источником проклятия. Господь соразмеряет небрежный культ иудеев не с современными им язычниками, чтущими идолов, но с грядущим Царством, где все народы прославят имя Божье. Ведь Израилю, в отличие от язычников, Бог открыл имя Свое и правду Свою.

Что означает быть народом Божиим? Ответ Торы и пророков очевиден: это означает хранить заключённый с Богом союз и жить так, как предписывает Тора жить перед Богом: ведь народ Божий — это, прежде всего, народ, освящённый присутствием Божиим, тем присутствием, ради которого появились на освящённой Богом и данной Им Своему народу земле вначале Скиния, а потом Храм.

И тогда оказывается, что быть народом Божиим — прежде всего, огромная ответственность: ответственность за святыню, за Тору, за Откровение. Но, как видно, в послепленную эпоху, когда проповедовал Малахия, некоторые (быть может, и довольно многие) стали считать, что быть народом Божиим — привилегия, что это даёт перед Богом некие особые права, что Бог должен быть снисходителен к Своему народу, многое ему прощая за ту верность, которую хранил Ему остаток, действительно сохранивший веру в Вавилоне во времена плена.

Впрочем, Малахия проповедовал уже не первому поколению вернувшихся из Вавилона после указа Кира Великого репатриантов, а их потомкам, которые, быть может, и гордились своей верностью Богу, но плена не знали.

Однако они ощущали себя наследниками тех, кто хранил верность Богу в Вавилоне, и были уверены, что теперь они на каком-то особом счету у Бога, порой пренебрегая даже предписаниями Торы, в частности, тогда, когда дело касалось жертвоприношения: судя по словам пророка, им, к примеру, ничего не стоило принести в жертву слепое или хромое животное, хотя Тора такое жертвоприношение прямо запрещает.

Возможно, эти самонадеянные потомки героев веры, сохранивших верность Богу во времена плена, думали, что они нужны Богу не меньше, чем Бог им: ведь, вероятно, рассуждали они, в конце концов Бог вернул их отцов на землю, обещанную когда-то ещё Аврааму, значит, у Него не нашлось никакого другого народа, которым он мог бы заменить тех, кого когда-то избрал. А если так, то Он, наверное, впредь будет снисходительнее и к ним самим, и к их детям: ведь другого народа у Него всё равно нет, да и Храм, где Ему приносят жертвы, на земле только один.

Бог устами Своего пророка напоминает, что Ему принадлежит вся земля, и что в каждом народе есть те, кто поклоняется Ему, хотя и не принадлежит к избранному Им народу. А потому у народа Божия нет никаких особых прав перед Богом, а есть лишь ответственность, о которой не стоит забывать.

Бог отдал нам, за нас, во искупление за наши грехи самое лучшее, что у Него было — Себя Самого. А мы не в силах довериться Ему. Мы вообще не любим отдавать что-либо, тем более — лучшее. При этом мы совершенно забываем, что это самое лучшее нам дает Бог, оно — Его. Что отдав это Богу мы ничего не потеряем, а если мы не отдаем — мы воры. «Приносит Господу поврежденное» — это о нас. Ведь когда мы пытаемтся отдать Богу самих себя, что мы даем Ему? Он создал нас чистыми и прекрасными, а мы совсем другие. Но Он может омыть и простить нас, стоит только искренне попросить Его об этом.