Мысли вслух на Деян 5:38-39

Так Гаммалиил, авторитетнейший раввин, рекомендовал Синедриону отнестись к новорожденной Церкви Христовой. Эти его слова называют «принципом Гаммалиила»; евангелист Лука приводит их в Деяниях как своеобразное свидетельство того, что ветхозаветная духовность как таковая оказалась достаточно открытой, чтобы судить о действиях Духа Божьего по плодам. Значит, враждебность иудейских религиозных властей по отношению к Господу Иисусу и Его Церкви продиктована была иными, сугубо человеческими причинами: завистью, политическим расчетом... Сам же Гаммалиил, согласно преданию, в конце жизни стал христианином. Таким образом, принцип Гаммалиила является общебиблейским, вытекающим из обоих Заветов, принципом отношения к незнакомым нам духовным явлениям. Это весьма важно, потому что только руководствуясь им, мы не ставим своего суда впереди Божьего. Нам часто поступки и взгляды других людей кажутся странными, а то и возмутительными, и для нас естественно сразу проявить свою позицию и принять соответствующие меры. Наш суд скор и однозначен. Но вот, что говорит мудрость, вскормленная глубочайшим знанием Писания: «Не торопитесь, дайте возможность Богу явить Свой суд». То, что мы с чем-то не согласны, может быть во осуждение нам самим, если оно от Бога. Ведь Бог Сам говорит, что Он творит все новое. Новое — значит для нас непривычное, то, с чем непросто сразу согласиться. Здесь нужно терпение и мирный дух, без которого невозможно быть христианином.

По прочтении сегодняшнего отрывка из книги Деяний, что-то может всколыхнуться внутри, обличая нас самих. Вспоминаются какие-то собственные жаркие беседы о вере, желание убедить кого-то в том, что Господь есть и этот кто-то в Нем нуждается. Да, тема разговора почти никогда не стоит именно так, но, по идее, все должно сводиться к ней. А в результате получается, что идет спор-убеждение, иногда и с немалым напором, о каком-то единичном вопросе и, к сожалению, приводит в тупик. И мы забываем, для чего все это было, остается лишь неприятный осадок и желание доказать-таки свое. Да, если вопрос этот важен и имеет большое значение для понимания наших отношений с Богом, спора, возможно, нельзя избежать и нужно стоять на своем, но нужно и бояться, «чтобы не оказаться богопротивниками», слушать Господа. А если этот человек просто не готов услышать? А может быть, и Господь еще не хочет ему этого открывать? Кроме того, спор не должен быть таким, каким мы можем его себе представить: с тем же напором, повышенным голосом, криками… Прежде всего то, для чего все это затевается, должно быть движимо любовью к тому, кому ты хочешь что-то поведать (а никак не желанием настоять на своем). Тогда эта любовь будет, как сито, пропускать через себя всю дискуссию, удаляя из нее то, что с любовью несовместимо. Кроме того, она поможет правильно реагировать на поведение собеседника, ведь нет гарантии, что он будет воспринимать все с той же любовью. И тогда через нас, таким образом предоставленных Богу, Господь, возможно, Сам скажет Его любимому чаду то, чего его сердце так жаждет услышать.

Мысль о том, что и фарисей может быть праведным и уважаемым в народе, не сразу укладывается в сознании, если привычно раскладывать людей по категориям: тут - наши и хорошие, а тут - чужие и плохие. Но Писание постоянно ломает стереотипы, в том числе те, что кажутся благочестивыми и основанными на духовной традиции.

Критерий, выдвинутый Гамалиилом, пытающимся убедить иудейскую верхушку не причинять зла апостолам, прост и практичен, он основан на длительном опыте наблюдения за возникновением и исчезновением многочисленных движений, раздувавшихся и лопавшихся, как мыльные пузыри. Гамалиилу можно бы и возразить, что многие явления, неугодные Богу, существует довольно долго и конца им веками не видно, но даже с такой поправкой он всё равно прав по сути: то, что не от Бога, рано или поздно рухнет. Однако многое, что нам кажется странным и непривычным, может совершаться по Его воле, поэтому о том, что не вмещается в привычные представления, не стоит судить скоропалительно.

Апостолов отпустили, но на этот раз избив. Они снова победили, но теперь победа далась уже труднее, чем в первый раз. Впереди же предстояли ещё более трудные испытания.

Говоря о традиционной Синагоге, следует иметь в виду, что и в духовном, и в религиозном отношении она отнюдь не была однородной. Свидетельство тому — выступление в Синедрионе одного из известнейших учителей Торы того времени, Гамалиэля (Гамалиила), имевшего множество учеников, среди которых был, между прочим, и Шауль (Савл), будущий апостол Павел. Гамалиэль принадлежал к школе Гиллеля — одной из двух главных богословских школ той эпохи (второй была школа Шаммая). Гиллель, живший примерно за два века до описываемых событий, главное внимание обращал на опыт прямого, непосредственного богообщения, которое, как он учил, было доступно каждому ищущему, если только этот ищущий был готов следовать Торе.

Речь шла, разумеется, не только о внешней Торе, но и о Торе внутренней. Гиллель не был религиозным формалистом, главным в духовной жизни он считал вдумчивое молитвенное чтение Торы, непрерывную внутреннюю молитву и внимание к своей внутренней жизни, к тем интенциям, которые определяют качество духовной жизни человека и её направление. Традиционных форм иудейской религии он, конечно, не отвергал, но смотрел на них лишь как на религиозную оболочку для главного, для собственно духовной жизни.

К этой школе принадлежал и Гамалиэль, воспринявший, судя по свидетельствам современников, её лучшие черты. Он-то и выступил в Синедрионе в защиту нового движения. Сам Гамалиэль, конечно, христианином не был, хотя впоследствии в христианской среде и ходили легенды о его обращении ко Христу. Но он был духовно достаточно чуток для того, чтобы понять, что тут, возможно, речь идёт о действии Божьем. И тогда он посоветовал храмовой верхушке и синагогальным лидерам не спешить.

Просто оставить в покое этих новых мессианистов и посмотреть, что будет дальше. И привёл весомый аргумент в пользу такого решения, указав на другие мессианские движения, закончившиеся ничем (а движения такие в те времена в Иудее вспыхивали нередко). Для властей это был беспроигрышный вариант: если новое движение подобно прежним, оно само и закончится, а если нет… что ж, тогда придётся думать, как быть дальше. Пока же можно было не волноваться. Так и было решено поступить: апостолов наказали за формальное неподчинение запрету Синедриона проповедовать новое священное имя и отпустили. И стали следить, что будет дальше.

Читая сегодняшний отрывок из Деяний апостолов, мы слышим от уважаемого всем народом фарисея важную вещь. Этот человек, верящий в Бога, говорит о том, что ожидает начинание, если оно не от Бога: «Если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится» (Деян.5:38). Возможно, в ком-то из нас появится протест, несогласие с этими словами. Сколько на земле всяческих неугодных Богу дел, которые находятся в «самом расцвете сил» и процветают! Что же сказать на это, как понять слова Гамалиила? Он описывает ситуацию, когда люди говорят о том, что Господь с ними и поддерживает их в этом деле. В сегодняшнем тексте это апостолы. Гамалиил обращает внимание на то, что шедшие за лжепророками не находили в конце концов того, что могло бы их влечь дальше. Что касается процветания злых и порочных дел, то для верующего человека очевидно, что неугодное и неправедное в очах Господа не будет благословлено. Подтверждение этому мы находим и в Священном Писании, которое говорит о том, что зло ждет только одно — конец существования. (Иуд.1:5-8)

Иногда приходится слышать споры о дальнейшей судьбе христианства — актуально ли оно в современном мире, грозит ли ему забвение или же, наоборот, новый расцвет. Возможно, рассуждающим на эти темы аналитикам следует прислушаться к словам Гамалиила из сегодняшнего чтения, который, не будучи сам христианином, предоставил Богу (в Которого он конечно верил) решать, устоит новое учение, или нет. Почему же Лука включил в свою историю первой Церкви эти слова, принадлежащие человеку, во многом оппозиционному христианству? Возможно, он увидел огромную важность для самих христиан этого свидетельства о том, что судьба их Церкви, их общины, их дела, служения, самой жизни — только в руках Божьих и существует лишь потому, что благоугодно Ему.

Сегодняшнее чтение показывает нам тот предел, которого может достичь религиозное сознание. Предел этот обозначает речь Гамалиила (ст. 34 – 39). Гамалиил принадлежал к раввинистической школе, основанной Гиллелем, учителем Торы, жившем приблизительно за два столетия до Рождества Христова. Представители этой школы никогда не были религиозными формалистами, считая, что Тора должна быть написана в сердце человека, определяя всю его жизнь и помогая выстраивать отношения с Богом. На первом плане для них стоял не ритуал, а интимное, мистическое богообщение. Гиллелю принадлежат слова : «Где двое или трое собираются во имя Торы, там среди них пребывает шехина» (шехиной в иудаизме называют присутствие Божие). Неудивительно, что именно представитель этой школы выступил перед Синедрионом в поддержку апостолов. Гамалиилу ситуация тоже вовсе не казалась ясной и однозначной, но он не боялся того, чего боялась храмовая верхушка: того, что начавшееся в народе новое движение обернётся против них (ст. 27 – 28). Отсутствие страха и готовность принять всё, что действительно исходит от Бога, отличает его от большинства представителей официальных религиозных властей. Гамалиил не может сказать ничего определённого об апостолах и их проповеди, что и неудивительно: ведь он остаётся носителем и хранителем религиозной традиции, никак не связанным ни с Иисусом, ни с Его учениками. Но его духовный и религиозный опыт подсказывает ему, что подобного рода движения бывают успешны лишь тогда, когда они исходят от Бога. И потому он спокоен: если апостолы делают дело Божие, ему не о чем беспокоиться, если же нет, то волноваться всё равно не приходится: в таком случае оно всё равно рано или поздно кончится ничем. Такая позиция кажется нейтрально-выжидательной, но она и не могла быть иной: ведь Гамалиил оставался в религиозных рамках, хотя его вера была искренней, а религиозность — последовательной. Он действительно ничего не знал ни об Иисусе, ни об апостолах, и никакой религиозный опыт не мог ему открыть того, что открывается лишь при соприкосновении с Царством. Но при этом Гамалиил, как видно, остаётся абсолютно открытым к действию Божию и готов принять всё, что исходит от Бога. Его позиция предполагает, прежде всего, абсолютную честность перед собой и перед Богом. И это, по-видимому, лучшее, что может дать человеку религия. В таком состоянии духа человек не станет ни бросаться вслед лжепророкам и лжемессиям, ни хвататься за камни при появлении всякого нового религиозного движения. Его религия даёт ему внутренний покой. Тот покой, который, конечно же, не заменяет собой Царства, но даёт возможность его увидеть.