Мысли вслух на Ин 15:18-16:4

И вот опять слова утешения… Впрочем, не только утешения, но той Господней милости и любви, в которых так нуждается каждый человек. Иисус уже страдает, принимая отчуждение и неприятие со стороны находящихся вокруг людей. А чего же ждать тем, кто Ему последует? Да, умножения Церкви, радости язычников и прочей благодати (см., напр., Деян. 4:33, 6:7, 13:48), но и непринятия. Это сказано не для того, чтобы мы зацикливались на борьбе, но для того, чтобы у дев было масло в светильниках (см. Мф. 25:1-13). И Господь в сегодняшнем отрывке говорит, что ситуация, когда христиане гонимы — нормальна, потому что Сам Он гоним. Мир остается миром и всегда в нем есть люди, которые противятся Его Слову. В этих же строках мы видим удивительную поддержку и ободрение. Ведь если тебя не принимают, то ты разделяешь с Ним Его участь, ты — Его.

Иисус говорит: раб не больше господина своего. Совершенно очевидно, что из этого следует: если гнали Иисуса – то с какой стати не будут гнать Его учеников? Не очевидно другое. Он говорит, что раб не больше господина – и продолжает: «Если Моё слово соблюдали, будут соблюдать и ваше». Получается, что по милости господина раб получает и Его привилегию: говорить со властью. В какой же ситуации слово учеников может быть «со властью», как слово Учителя? Ответ прост: если это – то же самое слово, а точнее, То же Слово, Которое стало плотью и обитало с нами. Если через них говорит и действует Он Сам.

Говоря о неизбежности ожидающих христиан гонений, Иисус вместе с тем чётко определяет их причину. Из Его слов становится понятно, что религиозными эти гонения назвать нельзя, так же, как и христианство нельзя назвать религией. Иисус ведь ничего не говорит ни о какой новой религии. Он говорит о новой жизни. О жизни того Царства, которое принёс в мир. И о том, что эта новая жизнь несовместима с жизнью мира в его наличном состоянии. Если бы речь шла о религии, противостояния, возможно, и удалось бы избежать.

Любая религия обладает обычно некой мерой адаптивности. Все религии так или иначе в известной степени приспосабливались и приспосабливаются к требованиям мира сего, и религии, выросшие на христианской почве, не исключение. Но вот приспособить жизнь Царства к жизни мира сего ещё никому никогда не удавалось. Ни в какой его, этого мира, форме: ни в светской, ни в религиозной. Не случайно ведь и иудаизм, ставший религиозной средой, а в известной степени и религиозной формой существования первохристианской Церкви, христианства не принял.

То, что в иудаизме выходило за рамки собственно религиозные — традиция живого Откровения, учение о внутренней Торе и о живой Торе — христианством было принято и усвоено (хотя кое-что было впоследствии потеряно). Но вот иудаизм как религия так и не стал органической частью христианской жизни. И дело тут не в новообращённых язычниках, а в том, что христианство как новая жизнь не вмещалось ни в какие религиозные рамки. Даже в те, которые были частью почвы, его взрастившей. Но и та религиозность, что выросла на почве исторического христианства, для христианской жизни оказалась тесной.

Не случайно столь частыми были в христианской истории случаи, когда христианские праведники (или, как их называют в некоторых церквях, святые), искавшие полноты жизни Царства и её находившие, оказывались гонимы именно религиозными людьми и религиозными властями, теперь уже христианскими. Религия — часть мира сего, и при встрече с Царством и его жизнью эта её особенность непременно проявится. Потому-то и говорит Иисус о неизбежности гонений. До конца времён. До полного торжества Царства. И до полного преображения самой природы этого мира.

В нашем мире все связано. И что-либо происходящее обязательно влечет за собой что-то другое, причем мы совсем не всегда можем сказать, что же это будет. Например, улыбка ближнему может поднять ему настроение или вообще поможет понять, что есть радость и любовь, вернуть желание жить. Печально известное масло, разлитое Аннушкой, может послужить причиной смерти… Все связано, и последствия могут быть очень серьезными. Это накладывает на нас необходимость быть предельно внимательными в отношениях с миром и окружающими, понимая, что только Любовь всегда влечет за собой добро. В сегодняшнем отрывке Евангелия от Иоанна Иисус тоже говорит о связи всего происходящего. Он возвещает о свидетельстве Духа истины, посылаемого нам Утешителя (см. Ин. 15:26). А Дух Господа, приходящий наполнить сердца верующих в Него, - дар от Бога. Слова «И вы будете свидетельствовать» (Ин. 15:27) говорят о том, что за даром следует наша работа: его использование для служения Богу, передача Духа другим, как это делали Апостолы. Если не делиться тем, что дает тебе Бог — присвоенное тобой, оно пропадет, подобно тому, как увядает цветок, крепко зажатый в руке. Поэтому, если что-то дано, это нужно использовать, ведь просто так ничего не дается.

Ученики не могут понять загадочных слов Иисуса: «Вскоре не увидите Меня, и опять вскоре увидите Меня...». Мы тоже вполне можем разделить их недоумение. Ведь даже если мы знаем, что Он сказал им эти слова, имея ввиду скорое распятие, смерть, а затем встречу после Своего воскресения, то зачем эти слова теперь обращены к нам? Мы ведь не видели Его ни до креста, ни после Воскресения. Может быть Он говорит о Втором пришествии? Может быть... Но здесь же мы слышим о том, что слова, образ, да и само присутствие Христа могут встретить нас и до конца мира — когда их принесет с Собой Утешитель, Который будет говорить голосом Иисуса, учить как учил Господь, потому, что и Сам придет оттуда же, откуда родом Христос — от Отца.

Говоря со Своими учениками о Царстве, Иисус не мог не сказать им и о смысле той смерти, которая Ему предстояла. Он говорит апостолам: Мой земной путь завершён, пришло время расставания (ст. 5 – 6). Но это не просто расставание, Иисус уходит с тем, чтобы Царство могло раскрыться в мире во всей полноте. Он говорит: если Я не завершу Своего земного, человеческого пути, то и Моя божественная полнота останется скрытой от мира. И сами апостолы тогда не почувствуют дыхания Божия, не узнают того духа-утешителя, о котором говорил им Иисус (ст. 6 – 7). А Спаситель между тем рассказывает ученикам о наступлении Царства. Он говорит: дух Божий, придя в мир, станет главным свидетелем всего того, о чём многие не хотели слышать от Меня и от вас: свидетелем Моей миссии и поражения тёмных сил, так же как и греха отвержения посланного Богом Мессии (ст. 8 – 11). Смысл такого свидетельства очевиден: это свидетельство о Царстве и об Иисусе как о Мессии, Который принёс Царство в мир. Конечно, никакое свидетельство само по себе не лишает никого свободы выбора, и отвергающие свидетельство духа Божия станут гонителями свидетелей Царства (ст. 1 – 4). Это главное; остальное ученики узнают и поймут, приобщившись к Царству и приняв откровение духа Божия (ст. 12 – 15). Между тем, ученики, кажется, всё ещё не верят до конца, что Иисус говорит им о Своей смерти. Они недоумевают: о чём это Он? Куда Он собирается идти, почему хочет скрыться от них (ст. 16 – 18)? И тогда Иисус, насколько возможно ясно, говорит апостолам о Своей смерти и о Своём воскресении. Он предупреждает учеников о том, что им предстоит пережить большое горе, которое, однако, вскоре сменится ещё большей радостью (ст. 21 – 22). И обещает им, что настанет день, когда они встретятся вновь, день, когда им всё станет ясно и у них не останется никаких вопросов (ст. 22 – 23). Наконец, Иисус прямо говорит ученикам: Я пришёл в мир от Отца, а теперь снова оставляю мир и иду к Отцу (ст. 28). Апостолам после этих слов Учителя кажется, что теперь они, наконец, поняли всё, но Иисус, как видно, думает иначе. Он прямо говорит ученикам, что скоро все они разбегутся, оставив Его одного (ст. 29 – 32). Но даже бегство растерявшихся учеников не имеет значения: победа над силами зла, держащими мир в плену, одержана, и никакие страдания свидетелей Царства уже не могут изменить этого факта (ст. 33).

В приближении дня Пятидесятницы необходимо вслушаться в слова Христа о пришествии Духа Святого, чтобы не лишаться Его благодатных даров. Принципиально важны для нас две вещи. Во-первых, то, что Утешитель, Дух Святой, обличит мир о грехе, о правде и о суде. Значит, в пришествии Духа мы увидим все это, эти вещи станут «на лицо», станут видимы. В силе Духа Святого Церковь узнает, что грех — это неверие во Христа, что правда  — это Его Воскресение, что суд — это Его победа над злом.

И второе, в чем мы так нуждаемся, это наставление на всякую истину. Господь говорит о том, что мы не будем уже, как слепые котята, блуждать по жизни, не зная и не понимая, где жизнь и где смерть. Дух Святой наставит нас, и мы в Нем узнаем истину и сможем жить и двигаться к Богу. Именно это и есть главный и такой необходимый дар Духа.

То, что у Господа Свои, непонятные нам педагогические принципы, придумано давно и не нами. Знаменитые слова, сказанные Богом через пророка Исаию, как раз об этом: «Мои мысли — не ваши мысли» (Ис. 55:8). У Него — владыки времени — свой срок для всего, Он знает, когда именно Его ученикам следует что-то узнать и понять. Порой Его слова могут показаться противоречащими друг другу: «Не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10:34) и «Я пришел не судить мир, но спасти мир» (Ин. 12:46). Но то, что мы пытаемся воспринять с нашей точки зрения, может быть совершенно чем-то иным для Бога. И поэтому Он, можно сказать, нянчится с нами, заботится о нас и ждет того момента, когда для нас будет лучше всего услышать Его слово, чтобы мы смогли его вместить (см. Ин.16:12). Но часто так получается, что слова Христа даются нам «авансом» — на будущее. Господь знает, что сразу нам всего не понять, но все равно щедро делится с нами Своим Словом — Своей жизнью. И Ему не важно, что у нас уйдет уйма времени для того, чтобы смысл сказанного Им дошел до нас — сначала до сознания, потом до сердца. Он все равно говорит к нам, чтобы потом на этой почве Дух Святой взрастил уже что-то новое (см. Ин. 16:13).

Рассказывая Своим ученикам о Царстве, Иисус не раз упоминал об органической несовместимости его с непреображённым миром. Именно этим, и ничем иным, объясняет Он и гонения, которые станут неизбежным спутником христиан на всём продолжении исторического пути Церкви. Что же оказывается для мира совершенно невыносимым обличением, вызывающим столь бурную ответную реакцию? Прежде всего, конечно, свидетельство о том, что «князь мира сего» уже осуждён. Наверное, если бы речь шла именно о дьяволе, о тёмных силах, о силах зла, такой резкой реакции на это свидетельство не было бы. Но ведь речь идёт о «князе мира сего», а значит, и обо всём существующем в мире порядке вещей. Даже праведники, следующие Торе, оправданы в нём не потому, что они часть этого мира, а потому и постольку, поскольку они, будучи праведниками и следуя Торе, уже ему не принадлежат. Мир хотел бы присвоить себе всё хорошее, что иногда в нём случается вопреки его собственной природе, и откреститься от всего зла, которое в силу своей собственной природы порождает; а Царство, входя в мир, свидетельствует о его истинной природе, испорченной грехом, тем самым вызывая ярость сил мира сего, ярость злодея, с которого публично сорвали маску. Дополнительным же раздражителем оказывается напоминание о Том, о Ком мир хотел бы забыть, но о Ком ему постоянно напоминают. Нет, конечно, если бы миру напоминали об Иисусе, как, к примеру, о каком-нибудь великом богослове, религиозном реформаторе или, на худой конец, как об учителе нравственности, это было бы ещё переносимо: в конце концов, не Он первый, не Он последний. Но ведь на Него указывают, как на Кого-то единственного и неповторимого, Который, к тому же, совершенно не хочет считаться ни с миром, ни с его слабостями и грехами. Как видно, конфликт вызван самой сутью тех различий, которые разделяют Царство и мир, погрязший во зле. Неудивительно, что он будет длиться до конца времён, с годами лишь обостряясь.

В Страстную пятницу, в Страстную пятницу, которая не далека от нас, а близка как никогда, пусть нас и не было тогда на свете, владыка Антоний митрополит Сурожский говорил с амвона такие слова. «<...> Мать стояла у Креста; Ее Сын, преданный, поруганный, изверженный, избитый, истерзанный, измученный, умирал на Кресте. И Она с Ним со-умирала... Многие, верно, глядели на Христа, многие, верно, постыдились и испугались и не посмотрели в лицо Матери. И вот к Ней мы обращаемся, говоря: Мать, я повинен – пусть среди других – в смерти Твоего Сына; я повинен – Ты заступись. Ты спаси Твоей молитвой, Твоей защитой, потому что если Ты простишь – никто нас не осудит и не погубит... Но если Ты не простишь, то Твое слово будет сильнее всякого слова в нашу защиту... <...>Вот, встанем перед судом нашей совести, пробужденной Ее горем, и принесем покаянное, сокрушенное сердце, принесем Христу молитву о том, чтобы Он дал нам силу очнуться, опомниться, ожить, стать людьми, сделать нашу жизнь глубокой, широкой, способной вместить любовь и присутствие Господне. И с этой любовью выйдем в жизнь, чтобы творить жизнь, творить и создавать мир, глубокий и просторный, который был бы, как одежда на присутствии Господнем, который сиял бы всем светом, всей радостью рая. Это наше призвание, это мы должны осуществить, преломив себя, отдав себя, умерев, если нужно – и нужно! – потому что любить – это значит умереть себе, это значит уже не ценить себя, а ценить другого, будь то Бога, будь то человека, жить для другого, отложив заботу о себе. Умрем, сколько можем, станем умирать изо всех сил для того, чтобы жить любовью и жить для Бога и для других.» Так близка нам эта пятница, когда владыка говорил эти слова, как все Страстные пятницы, что были и будут. «Я повинен». Меня тогда не было на свете, но я повинен. Нельзя воспринимать сегодняшний день как символическое воспоминание о когда-то бывших событиях. Нет. Ибо Тело и Кровь, которых мы причащаемся не символ, а Само Тело и Сама Кровь. Вот я, и я виноват здесь и сейчас. Пугает, когда люди заранее начинают поздравлять друг друга с Пасхой (это действительно бывает и бывает часто!). Сегодня я ничего не знаю о Пасхе, я знаю только одно – я виновата или я виноват, ибо Он умер, а я ничего не сделал, чтобы это предотвратить.

Отрывок из Последней беседы Христа с учениками, который мы читаем сегодня, открывает нам, как Сам Господь смотрит на учеников. Дело в том, что Он фактически уподобляет их Себе. Мир возненавидел сначала Христа, а потом и Его учеников. Они не принадлежат миру. Слово Христа соблюдали, будут соблюдать и слово учеников. Наконец, свидетельствовать об Иисусе будут Дух истины, Который от Отца исходит, и ученики.

И все это Господь говорит, разъясняя заповедь: «Любите друг друга». Значит, богоподобие и усыновление (а речь ведь идет именно об этом), проистекают не от особых сверхчеловеческих достоинств этих галилейских рыбаков, а от того, что они исполнят эту заповедь. Следовательно, слова Христа относятся и ко всем, кто следует за учениками Христа в Церкви, Которую Он Сам основал именно через этих учеников.

Иисус строит Свой разговор с учениками на контрасте: Я даю вам заповедь любить друг друга, потому что мир вас ненавидит. В мире — ненависть, между вами — любовь. Здесь сразу возникает два вопроса. Во-первых, может ли любовь учеников пересилить ненависть мира, если мир всегда больше, а ученики и сами толком не умеют любить? И во-вторых, очевидно, что ситуация вовсе не так полярна: в мире (не верующем во Христа) всегда присутствует любовь (ведь люди не могут совсем без любви), а среди христиан — любовь тоже не самая частая гостья (это — мягко говоря). Относительно первого, можно лишь заметить, что речь идет не о собственной любви учеников, а о милости Отца, а кто сильнее — Бог или мировое зло — это вопрос, обращенный в самую глубину нашего существа, поскольку на него нет «внешнего» ответа. А что касается полярности — видимо, дело не в разделении «верующих и неверующих» (непонятно, как их делить), а в противостоянии Христа и «мира» опять-таки, внутри каждого человека.

Иисус нередко предупреждал Своих последователей о том, что в мире их ждёт неприятие вплоть до гонений. И причину этого Он видит отнюдь не в религиозных или каких-то иных разногласиях с большинством, а в самой сути христианства. Ведь Он принёс в мир Царство, и Своих последователей Он хочет видеть не сторонниками и последователями какого-то нового учения, религиозного, этического, политического или какого-нибудь иного, а жителями Царства. И Он, конечно, прекрасно понимает, что мир таких людей будет отторгать всегда, они будут оставаться ему чужими до конца времён, вплоть до полного его преображения. Но что же может Церковь противопоставить миру? Иисус Сам указывает это средство: любовь. Конечно, любовь (не как эмоция, а как отношение) сама по себе является падшему миру чуждой, она нелогична и нецелесообразна, ведь любить означает желать ближнему блага и стремиться сделать его жизнь лучше, ничего не ожидая взамен. Любой не только циник, но и просто прагматик скажет, что жить так неразумно и нецелесообразно, любовь должна быть, как минимум, взаимовыгодной с тем, чтобы быть хоть сколько-нибудь приемлемой для падшего мира. Но она такой быть не может по определению. А ведь Иисус говорит о любви не только как о межчеловеческих отношениях, Он говорит о ней как о той духовной среде, которая составляет природу Царства. И если обычная, человеческая любовь (если она настоящая) вызывает обычно насмешки и недоверие, то любовь Царства может вызвать настоящую ненависть. И неудивительно: ведь падший мир сохраняет иллюзию не только устойчивости, но даже незыблемости во многом потому, что его адептам удалось убедить если не всех, то очень многих в безальтернативности существующего положения вещей. И когда появляются те, кто может такую альтернативу предложить, естественным желанием сторонников существующего положения вещей оказывается желание эту альтернативу уничтожить. Вместе с Тем, Кто принёс его в мир и с теми, кто свидетельствует о ней сегодня.

Говоря ученикам о Царстве, Иисус постоянно призывает их к взаимной любви (ст. 9 – 12, 17). Это неудивительно, если вспомнить, что христианство и есть не что иное, как жизнь в Царстве, а значит, жизнь в любви. Конечно, любовь не единственная характеристика Царства. Жизнь Царства — это и пронизывающее его дыхание Бога, и те проявления силы Божией, которые повсюду сопровождают Иисуса во время Его земного служения. Но, как видно, в нашем, ещё не до конца преображённом, мире, именно любовь, свойственная носителям Царства, оказывается наиболее ярким свидетельством. В самом деле, сила, например, хорошо известна и непреображённому миру. Более того, в мире, лежащем во зле, её порой бывает даже слишком много. Силой иногда можно подчинить себе людей, но заставить их полюбить себя силой невозможно. И отношения, навязанные силой, а значит недобровольные, для Царства не годятся. Сила в падшем мире едва ли будет воспринята как альтернатива существующему порядку вещей. То же самое можно было бы сказать и о духовных явлениях самих по себе: ведь и падшему миру известна своеобразная духовность. Конечно, духовные явления, свойственные падшей природе, по сути качественно отличаются от духовных воздействий, исходящих из Царства, но внешне они иногда могут быть похожи, и человеку, видящему лишь внешнее, разница может показаться незаметной. Таким образом, оказывается, что и духовность сама по себе ещё не означает непременно появления альтернативы законам мира сего. Для того, чтобы такая альтернатива появилась, важно, чтобы каждый мог не только ясно увидеть наличие у учеников и последователей Христа некой духовности, но и разглядеть, что она собой представляет. А в этом отношении свидетельство той любви, которая пронизывает собой все отношения в Царстве, оказывается лучшим свидетельством: ведь взаимная любовь наглядно демонстрирует миру как раз именно то, чего в нём нет и чего ему так не хватает. Потому-то в отличие от силы и духовности как таковой любовь и может стать альтернативой существующему миропорядку, которой мир так хочет и так боится. Боится потому, что отношения любви с точки зрения законов нашего, ещё не преображённого, мира действительно противоестественны; и природа, и общество, не столь далеко от неё ушедшее, следует иным принципам, полагаясь на силу, выгоду, эффективность. Неудивительно, что те, кто хотят в этом мире жить иначе, оказываются в нём инородным телом (ст. 18 – 19). Но есть и такие, кто готов хотя бы попытаться найти альтернативу, и потому живущих по законам Царства ждут не только гонения: будут и те, кто готов будет прислушаться к их свидетельству и последовать их путём (ст. 20). Впрочем, как видно, ученикам и последователям Христа вряд ли стоит пытаться избежать гонений, так же как и надеяться на массовый успех своей проповеди: ведь, по словам Иисуса, «слуга не выше господина». Принципиально важно лишь свидетельство. А как к нему относиться, каждый решает сам.

Как пронзительны слова о любви, которая жертвует «душу свою за друзей своих»… Собственное ощущение от этих слов - растерянность и понимание, что это невозможно человеческими силами и, соответственно, осознание, что сам не любишь… Да и как же нужно любить, чтобы умереть за других? Перед нами только один пример, самый главный и самый важный для каждого из нас: Иисус Христос. Как же любит Он каждого из нас, что пошел ради нас на смерть? И не просто на смерть, а на муку, превышающую всяческие границы. Без греха и без вины. Но здесь-то и кроется самое главное: смотреть на Него, понимая, что только Он может так любить и делить эту любовь с верующими в Него. Радоваться своему спасению, пришедшему через Господа и Его жертву, а не сокрушаться, что сами так не можем. И тогда Он в нас, как и во многих других, сможет сделать что-то, достойное Его имени. Так, например, Он действовал через Максимилиана Кольбе и мать Марию, находящихся в концентрационных лагерях и заменивших своим присутствием в газовых камерах тех, кого приговорили к смерти.